Судить буду я - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (книги без сокращений txt) 📗
Состав, как и четыре года назад, кидало из стороны в сторону, подбрасывало не только на стыках и стрелках, но и на ровном месте, из-за просадки колеи. Но Сенатор сегодня не сравнивал железные дороги Австрии, по которым ему довелось некогда проехаться, с дорогами бывшего МПС СССР, другие мысли владели им, хотя время от времени он проваливался памятью в то давнее путешествие в Аксай, выглядевшее чистой авантюрой, но давшее такие неожиданные результаты. Сегодня он понимал, как важно для политика предвидеть, предугадать, предвосхитить события, он единственный тогда попытался помочь хану Акмалю. Время подтвердило его дальновидность, и это радовало Сенатора. Глянув на светящиеся стрелки «роллекса», он подумал: как хорошо, что не надо просыпаться на рассвете, как в прошлый раз, когда он сошел на глухом полустанке, где его дожидались, чтобы отправить в Аксай на стареньком вертолете. Теперь он ехал до конечной остановки, Намангана, и там, на вокзальной площади, его должна была ждать белая «Волга» с златозубым Исматом за рулем, он-то и доставит его в бывшую вотчину хана Акмаля, дважды Героя Соцтруда, бессменного депутата обоих Верховных Советов в течение многих лет. Но встреча на этот раз была не по его инициативе, и не с хозяином Аксая, а его духовным наставником, Сабиром-бобо. Но что означал приказной тон человека в белом? «Я что, его подчиненный? – наливаясь, как всегда, беспричинной злобой, подумал Сенатор. – Мальчик на побегушках?»
Но злоба как неожиданно возникла, так и пропала, перед глазами встал кожаный чемодан с пятью миллионами, некогда полученный им в Аксае, а казначеем у хана Акмаля был Сабир-бобо! А за деньги ответ держать надо, хотя вроде и не уговаривались. На Востоке счет деньгам знают, особенно личным, это не партийную или государственную кассу растранжирить, тут ответ не перед партией придется держать. Вспомнив про партию, в которой он состоял почти тридцать лет, считай, со студенческой скамьи, добрался до самых ее командных высот в Белом Доме и даже помышлял о самой верхушке, пообтеревшись в коридорах власти и поняв, что не боги горшки обжигают, Сенатор вдруг встрепенулся, словно нащупал тревожившую его причину. Почему Сабир-бобо велел ему прибыть в Аксай именно сегодня, вроде у него дел в Ташкенте нет, ведь он еще толком не отъелся и не отоспался после тюрьмы. Мысль показалась ему столь важной, что он неожиданно встал и включил свет. «Да, , да, партия, – рассуждал он вслух, – вот где отгадка поведения тихого богомольного человека в белом». Нащупав причину, можно и подготовиться к встрече; уже веселее подумал он и, достав дорожную сумку, прежде всего вынул коробку с чаем. Несмотря на продовольственный кризис, он своих привычек не изменил, пил черный чай английской фирмы «Эрл Грей – Серый кардинал», ему нравился его ароматичный привкус. Доставая пакеты, кулечки, свертки, уложенные женой, он тепло подумал о доме, она учла все его вкусы, вплоть до жареного миндаля к его любимому чаю. «Надеюсь, с кипятком еще не наступили перебои», – подумал Сенатор и отправился к титану, – чайник и две пиалы по давней традиции еще сохранились в привилегированном вагоне.
За чаем не спеша он обдумывал неожиданно возникшую мысль. Выходило все верно: Сабир-бобо думает, что с упразднением КПСС Сухроб Ахмедович навсегда лишился своего положения и влияния. На Востоке человек прежде всего оценивается по должности, оттого тут гипертрофированное почитание чина, кресла и власти в целом. Но старику, даже такому мудрому, как Сабир-бобо, с высоты его библейского возраста, уже не понять всех хитросплетений, возникших с перестройкой, а главное, с обретением государственности республикой. И тут он пожалел, что не догадался захватить с собой новый партбилет, вот это был бы козырь, лучшее доказательство, что партия была, есть и будет, а как она теперь называется, какие у нее ныне лозунги – не суть важно. Главное, нисколько не изменились структуры власти: если раньше всем правил секретарь обкома в крае, то теперь правит хоким. Но он-то назначается правящей партией, а она как была, так и состоит из прежних членов, хотя и сменила название, а горлопаны, так называемые «демократы», как ничего не имели, так и остались при своих интересах. Пусть поговорят, на Востоке говорунов не любят. Так что зря Сабир-бобо думает, что он выпал из обоймы и ему можно приказывать. Да, деньги, родословная, связи, протекция важны, но сегодня, в исторический для Узбекистана момент, это еще не все – нужны люди с опытом управления государством, с государственным мышлением, популярные в массах, таким был для народа покойный Рашидов. А сейчас подобным человеком он видел себя, и, конечно, рядом с ханом Акмалем, без него, Акрамходжаева, ему в Ташкенте не обойтись. Слишком далек Аксай от эпицентра схваток, слишком надолго выпал хан Акмаль из политической борьбы и интриг, нет у них в столице более достойного представителя, чем он, а значит, приказывать, помыкать собою он не позволит.
Эта мысль успокоила Сенатора: теперь он знал, как вести себя с духовным наставником и главным казначеем хана Акмаля. Одного чайника оказалось мало, и он заварил еще один, чай всегда помогал ему в ночных бдениях, ему так не хватало его в тюрьме, может, оттого часто снились уютные чайханы Ташкента, Хорезма, Ферганы – повсюду у них свой колорит, особенность. Однажды приснилась ему чайхана родной махалли, в жизни которой он принимал активное участие, правда, в последние годы все меньше и меньше, отделывался крупными взносами на общественные нужды, он даже проснулся в слезах и, находясь в плену минутной слабости, подумал: вот если вырвусь из «Матросской Тишины» – никакой политики, никакой борьбы за власть. Только дом, семья, дети, долгие вечера в любимой чайхане за нардами, шахматами. Как же он мало знал себя! Прошло всего четыре часа, как он переступил порог дома после тюрьмы, а уже собирался в «Лидо» на открытие банка Артура Александровича, а через сутки он уже в дороге, спешит в Аксай выхватить очередные миллионы – и не на жизнь, а на борьбу за власть, за место в Белом Доме. Какая же она сладкая вещь – власть, философски рассуждал он, если ради нее уже забыты тюремные нары, ночные допросы, дети, жена, уют дома и любимой чайханы!
– Власть! – тихо, но внятно простонал Сенатор, пытаясь на слух почувствовать магию манящего слова. – Власть, власть… – говорил он как заклинание, и вдруг новый виток мыслей закрутился вокруг вожделенного слова, звучащего коротко, как выстрел, – «Власть!». Но вся власть, которую он знал до сих пор, не шла ни в какое сравнение с тем, что сулила нынешняя в суверенном, независимом Узбекистане. Какие открывались возможности! Дух захватывало. Поехать в Париж, Лондон, Амстердам или отдыхать на Канарских островах, на Фиджи – пожалуйста, только захоти, не надо согласовывать ни с какой Москвой, ни от кого не надо ждать разрешений. Нужны доллары – позвони министру финансов или председателю Госбанка, если они твои люди, а можно и Артуру, в его банке наверняка валюты будет больше, чем в государственном. Надумаешь хадж в Мекку совершить, замолить грехи, а их ох как много, – опять же не надо за партбилет, за кресло дрожать, заплати и прямым рейсом в Джидду, а там, может, тебя и на правительственном уровне примут, как-никак один из членов правительства независимого государства прибыл. Можно построить виллу, дворец, загородный дом в три этажа, с бассейном, теннисным кортом, сауной – и никакого партийного или народного контроля. Можно ездить на «Мерседесе», «Вольво» или даже, как Шубарин, на «Мазерати». Вот что значит настоящая власть в суверенном государстве!
Помнится, он когда-то втолковывал хану Акмалю у водопада Учан-Су в горах Аксая: мол, какие же вы с Рашидовым хозяева в своем крае, если в приватном разговоре не решаетесь лишнее слово сказать, боитесь, до Москвы дойдет, а у нее рука длинная, хлыст жесткий! Живете по указке Кремля, пляшете под его дудку. Вот какая ныне качественная власть открывалась для тех, кто оседлает пятый этаж Белого Дома на Анхоре. Ныне власть не могли насадить ни из Москвы, ни из Стамбула, все решалось пока в Ташкенте, и не только с трибун Верховного Совета. Решалось на базарах и площадях, в тысячах мечетей, возникших словно по мановению волшебной палочки. Еще вчера какой политик всерьез принимал религию, считал себя верующим, наоборот, кичился своим атеизмом, ибо этого требовал устав партии. А сегодня не принимать всерьез влияние духовенства на массы – опасная самоуверенность. Один мулла в пятничный день в большой мечети стоит сотни партийных агитаторов, а влияние духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана уже ощущает и правительство, и каждый гражданин Узбекистана. Хотя сам муфтий неоднократно заявлял и в печати, и по телевидению, что исламу чужда политика и он не намерен заниматься ею. И то правда: надумай духовное управление создать исламскую партию, зашаталась бы и правящая, не говоря уже о новых партиях и движениях, а у духовенства средств на это достаточно и интеллектуальный потенциал не беднее, чем у бывших коммунистов, а главное, она еще не скомпрометировала себя перед народом, усталые массы поверили бы ей, ибо ислам во многом повторяет несбывшиеся идеи социального равенства и справедливости. Сухроб Ахмедович не мог философствовать отвлеченно даже о религии, все переводил в практическую плоскость, оттого, достав записную книжку, сделал важную пометку, что если завтра он вырвет в Аксае десять – двенадцать миллионов, то обязательно должен отыскать в Ташкенте строящуюся мечеть, которую намерен посетить муфтий. Вот в эту мечеть он внесет или крупную сумму, или купит нечто материально или духовно ценное для ее обустройства. Такой жест не останется незамеченным, дойдет до слуха муфтия, нынче в трудные времена мало кто позволяет себе щедрую благотворительность. Такой поступок в нужное время и откроет путь к духовенству, и благословение муфтия будет не лишним.
