Лейтенант милиции Вязов. Книга 2 - Волгин Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT, .FB2) 📗
— С девушкой… — выпалил Михаил и даже схватил трубку обеими руками, словно боялся, что она выпадет из рук.
— О-о! Действительно, серьезная встреча, неотложная, — проговорил с чуть заметной насмешливой интонацией Урманов, и Михаил ясно представил, как подполковник улыбается, и покраснел до ушей. — Тем более придется оперативные дела отложить ради такой радости…
— Сегодня решается моя судьба… — тихо проговорил Михаил.
— О-о! Понимаю и сочувствую, — засмеялся подполковник. — На свадьбе шашлык будет?
— Обязательно. -
— А сухое вино?
— Тоже.
— Самое лучшее?
Подполковник шутил и тянул разговор. Михаил торопливо на все соглашался и нетерпеливо топтался у стола.
— А шашлык по-кавказски приготовим?
— Не сомневайтесь.
— Ну, тогда рад за тебя, — наконец сказал подполковник и опять не положил трубку. — Ты разрешишь мне самому приготовить шашлык?
— Латып Урманович! — воскликнул Михаил. — Все что захотите!
— Вот это щедрость! Таких людей обожаю. Ну, тогда беги, лети, да при встрече с девушкой не забывай друзей…
И Михаил, действительно, вылетел из отделения ракетой. Не считаясь с правилами и своим положением, поймал «левую» машину и попросил шофера гнать на предельной скорости. В сквере он купил букет цветов. Шагая по улице с охапкой роз, он видел, как прохожие посматривают на него с благожелательной улыбкой, и от волнения не замечал струившегося по щекам горячего пота. Он представлял, как войдет в дом, как увидит Надю, и думал: может быть, впервые в собственной квартире она застесняется, смущенно улыбнется или порозовеет. Михаилу очень хотелось видеть ее именно такой — нежной и чувствительной, какой она бывала с ним вне дома. Он знал, что и сам не сдержится, покраснеет. Ну, и пусть! Он сейчас не хотел привычной сдержанности. Пусть видят, что он волнуется, пусть Николай Павлович шутит, сколько ему угодно, от этого будет только теплее и ласковее встреча.
Вот уже виден Надин дом. Но что это? Неужели она сама идет ему навстречу? Она! Среди тысяч девушек он отличил бы ее по походке, в огромной толпе узнал бы ее по одному повороту головы.
Они подошли друг к другу поспешно и остановились в нерешительности. Мимо шли люди, но ни Михаил, ни Надя не замечали их. Михаил держал в руке цветы, он попросту забыл о них. Перед ним была Надя, любимая Надя, с опущенными глазами и руками тонкими и нежными; и эта знакомая прядка волос, спустившаяся возле уха, была на прежнем месте — и такая же коротенькая и пушистая.
— Здравствуй, Надя! — сказал Михаил.
— Здравствуй, Миша! — ответила Надя тихо и сдержанно, таким ласковым голосом, что у Михаила пропали всякие сомнения.
Некоторое время они шли молча, с трепетом переживая свое счастье, смущенно и, пожалуй, удивленно поглядывая друг на друга.
Улица тонула в сумерках, словно опускалась на дно реки. Лихой месяц, сопровождая их, важно плыл между острыми верхушками тополей.
— Это тебе… — спохватился Михаил и протянул букет Наде.
— Мне? — спросила она шепотом.
— Конечно, тебе… Я никому другому не дарил… и не буду дарить…
— Какие они хорошие… — проговорила Надя и спрятала в цветах порозовевшее лицо, а Михаил, боясь, как бы она не споткнулась, подхватил ее под руку.
И опять они шли молча. Михаил перебирал в памяти ласковые слова, но почему-то сейчас они ему показались пустыми и совсем ненужными. Он сильнее прижал руку Нади к себе и почувствовал, как она подалась, прижалась к нему.
Знакомый маленький скверик на углу улиц Зеленой и Советской в этот час был пустынен. Под высокими деревьями уже накопилась темень, и явственно слышалось журчанье неугомонного арыка. Они остановились под деревом. Михаил осторожно и нежно обнял Надю и притянул к себе, и они несмело поцеловались.
— Ты меня любишь… — не то спросил, не то удивился Михаил.
— Да… — выдохнула Надя, глядя на Михаила засветившимися в темноте глазами.
И теперь Михаил обнял Надю порывисто и горячо, словно в отместку за все свои страдания, за все мучения, которые ему пришлось перенести.
— Ой, Мишенька, ты меня раздавишь… — проговорила Надя, сквозь радостный тихий смех.
— И задушу, и задушу, — приговаривал Михаил, продолжая целовать и все сильнее прижимать к себе Надю. — Я так ждал, так мучился.
— И я мучилась…
— Я не знал, что делать…
— И я тоже…
Потом они сидели на скамейке и — говорили, говорили, прерывая разговор поцелуями. Журчал арык, по улице изредка проносились машины, в небе гудел самолет, мигая разноцветными огоньками, но все это было где-то далеко-далеко, и все казалось Михаилу до озноба приятным сном.
— Долго я ждала тебя, Миша, а ты не приходил, — призналась вдруг Надя.
Михаил взял ее мягкие ладони в свои руки. Пальцы ее были такие же холодные, как в тот памятный вечер.
— Как же я мог придти, Надя? Видеть тебя было для меня счастьем и в то же время невыносимым страданьем. Увижу тебя, — и подбежал бы, взглянул в глаза, а как вспомню твои слова — словно водой кто обольет меня…
— Дура я была…
— Почему? Сердцу не прикажешь. А жалости я тоже не хотел. Трудная у меня работа и опасная. Когда побываешь под пулями, то хочется не жалости к себе, хочется, чтобы рядом был хороший внимательный друг, с которым можно разделить радость и побороть страх перед смертью. Да, страх. Не знаю, Надюша, думала ли ты об этом? Если не пришлось, то у тебя еще есть время оценить свой решающий шаг в жизни. Ты ведь будешь моей женой?
Надя ничего не ответила. Михаил почувствовал, как вздрогнули ее пальцы и она плотнее прижалась к его плечу. Он полез в карман, но папирос не обнаружил. Взглянул на часы — уже поздно, магазины закрыты.
— Хочется курить, а папиросы кончились. Как же быть? Ведь я тебя не отпущу до утра, — Михаил засмеялся и сжал надины руки.
— Мне хорошо, — прошептала Надя.
— А утром чуть свет мы заявимся к Николаю Павловичу…
— Ой, так скоро?
— Хочу торопиться!
— Миша! Что ты!.. — Надя отстранилась, потом опять прильнула к нему.
Михаил обнял ее.
— Милая, хорошая ты моя! Не сердись на меня. Я хочу, чтобы ты знала все, знала, какую жизнь я тебе готовлю. И в то же время ты можешь быть уверена: о тебе я буду помнить везде, куда бы ни забросила меня судьба. Мы с тобой будем учиться, я тоже пойду в институт — конечно, вечерний или заочный- и буду продолжать драться со всякой нечистью. Много еще у нас пакости этой… Ты, Надюша, будешь учительницей, будешь воспитывать новое поколение людей, которое, наверняка, доживет до коммунистического общества. Я бы хотел перефразировать знаменитое изречение о войнах: битву за коммунизм выиграют учителя.
— Ты любишь, Миша, преувеличивать, — вздыхая, упрекнула Надя.
— Почему? Я себя тоже в какой-то степени отношу к воспитателям, мне приходится с болью и опасностью сдирать струпья с больных предрассудками людей. Б какой-то степени я расчищаю путь в светлое общество твоим питомцам, милая Надюша. Пусть же вспомнят о нас потомки. Пусть нам с тобой не поставят памятники, но наше время решающих драк, наше с тобой поколение войдет в историю как поколение богатырское, поколение дерзкое: оно не только освоит миллионы гектаров целины, атомную энергию, пробьет путь к звездам, оно передаст следующему поколению все счастье-разбросанное, разодранное по частям — какое можно будет собрать на нашей старушке-земле.
— Ты будешь приходить ко мне в школу и произносить такие зажигательные речи моим ребяткам? — спросила Надя.
— Буду, буду…
Они встали и пошли. Улицы были уже пустынны, деревья застыли в красноватом свете электрических лампочек, и остывающая гладь асфальта поблескивала, как спина только что вынутой из воды огромной рыбины. Тих и причудлив в этот поздний час древний Ташкент, окаймленный темно-зелеными купами деревьев. Над его громадой возвышаются пики заводских труб, от кончиков которых днем и ночью струится дымок. А от многочисленных клумб растекается нежный запах цветов.
