Последний дон - Пьюзо Марио (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Афина – опасная женщина. Убийца собственного ребенка, чьи косточки сейчас пересыпаны песком пустыни. И чересчур искусна в постели, она может прикончить его. В этот момент Кросс решил, что никогда больше с ней не увидится.
А затем ощутил, как ее руки обнимают его за шею, и его голова будто сама собой повернулась для поцелуя. Афина была в белом пушистом купальном халате, а волосы ее удерживались заколками, сверкавшими, будто драгоценные камни в короне.
– Прими душ, а я накормлю тебя завтраком перед отъездом, – сказала она.
Афина провела его в двойную ванную – два умывальника, два мраморных столика, две ванны и два душа. Здесь хватало и мужских туалетных принадлежностей: бритв, кремов для бритья, тонирующих кремов, щеток и расчесок.
Когда Кросс покончил с туалетом и снова вышел на балкон, Афина принесла поднос с круассанами, кофе и апельсиновым соком и поставила его на столик.
– Я могу сделать тебе яичницу с беконом, – предложила она.
– Нет, это меня вполне устроит.
– Когда мы с тобой увидимся?
– У меня масса дел в Лас-Вегасе. Я позвоню тебе на следующей неделе.
– Это означает «прости-прощай», не так ли? – Афина бросила на него оценивающий взгляд. – Эта ночь доставила мне настоящее наслаждение.
– Ты расплатилась со своим долгом, – пожал плечами Кросс.
Добродушно ухмыльнувшись, она заметила:
– Притом изумительно охотно, тебе не кажется? Мне это было совсем не в тягость.
– Пожалуй, – рассмеялся Кросс.
Она будто прочла его мысли. Вчера ночью они лгали друг другу, а нынче утром ложь бессильна. Афина будто поняла, что Кросс не смеет доверять ее красоте, что рядом с ней, зная ее грехи, он чувствует себя в опасности. Погрузившись в глубокое раздумье, она молча принялась за еду. Затем сказала:
– Я знаю, что ты занят, но мне надо кое-что тебе показать. Можешь ты уделить мне нынешнее утро и вылететь полдневным рейсом? Это важно. Я хочу свозить тебя кое-куда.
Кросс не мог устоять перед искушением напоследок побыть с ней еще немного и потому согласился.
Афина села за руль своего «Мерседеса SL300» и повела его на юг по шоссе на Сан-Диего. Но, не доезжая до города, свернула на узкую дорогу, уходившую через горы куда-то в глубь материка.
Через пятнадцать минут они подъехали к ограде с колючей проволокой. За оградой находились шесть зданий красного кирпича, разделенные зелеными газонами и связанные окрашенными в небесно-голубой цвет тротуарами. На одном из зеленых квадратов группа из двадцати детей играла с футбольным мячом. На другой лужайке примерно десятеро ребятишек запускали воздушных змеев, а вокруг них стояло трое или четверо взрослых, наблюдая за игрой, но вся эта сцена казалась какой-то странной, неестественной. Когда футбольный мяч взлетал в воздух, большинство детей бросались врассыпную от него, а на другой лужайке воздушные змеи взлетали все выше и выше в небеса и не возвращались.
– Что это? – спросил Кросс.
– Пожалуйста, просто пойдем сейчас со мной, – умоляюще взглянула на него Афина. – Позже можешь задать любые вопросы.
Афина въехала через ворота, показав охраннику золотую бляху пропуска. Подъехала к самому большому зданию и припарковала машину возле него.
Войдя внутрь и приблизившись к столу регистрации, Афина вполголоса спросила дежурного о чем-то. Кросс держался в сторонке, но все равно слышал ответ.
– Она сегодня в хорошем настроении, так что вы сможете обнять ее в палате.
– Черт возьми, да что же это? – спросил Кросс.
Но Афина не ответила. Взяла его за руку и повела его по длинному, сверкающему кафелем коридору в смежное здание, смахивающее на какой-то интернат.
Сидевшая у входа медсестра спросила их имена. Когда она кивнула, Афина повела Кросса дальше по длинному коридору с шеренгой дверей. И наконец распахнула одну из них.
Они оказались в симпатичной спальне, просторной и светлой. Здесь обнаружились такие же странные, сумрачные полотна, как и на стенах дома Афины, но только раскиданные по полу. На стене висела небольшая полочка с рядом симпатичных кукол в накрахмаленных меннонитских костюмах. А еще на полу валялись принадлежности для рисования и живописи.
Тут же стояла кроватка, покрытая розовым пушистым одеяльцем и подушками в белых наволочках, расшитых алыми розами. Но ребенка в кроватке не было.
Афина подошла к большому ящику, открытому сверху, с выстланными светло-голубой мягкой обивкой стенками и дном; когда Кросс заглянул внутрь, то увидел лежащего на дне ребенка. Девочку. Она не обратила на них ни малейшего внимания, дергая за рукоятку в головах ящика. На глазах у Кросса она заставляла стенки сдвигаться, чуть ли не расплющивая ее.
Маленькая девочка, лет десяти, миниатюрная копия Афины, но абсолютно бесстрастная, с лицом, лишенным всякого выражения, а ее зеленые глаза казались невидящими, будто глаза фарфоровой куклы. И всякий раз, когда она поворачивала рукоятку, чтобы заставить стенки крепко стиснуть себя, лицо ее сияло полнейшей невозмутимостью. Пришедших для нее будто и не существовало. Афина перешла к торцу деревянного ящика и переключила управление, чтобы вытащить ребенка из ящика. Казалось, дитя легче пушинки.
Держа девочку, как младенца, Афина склонила голову, чтобы поцеловать ее в щеку. Но та поежилась и отпрянула.
– Это твоя мамочка, – произнесла Афина. – Ты не хочешь меня поцеловать?
От ее интонации сердце у Кросса разрывалось на части. Это была униженная мольба, но теперь девочка неистово забилась у нее в руках. Наконец Афина ласково отпустила ее на пол. Встав на колени, девочка тут же подхватила коробку с красками и огромный лист картона. И с головой ушла в живопись.
Стоя чуть позади, Кросс наблюдал, как Афина пускает в ход все свое актерское мастерство, чтобы наладить связь с ребенком. Сперва она опустилась рядом с девочкой на колени и, как любящая подружка, принялась помогать дочери рисовать. Но та даже не заметила ее.
Затем Афина села и с доверительной родительской интонацией принялась повествовать ребенку, что происходит на свете. Потом превратилась в раболепного взрослого, восхищающегося детскими картинами. Но в ответ на все ее усилия дочь лишь отстранялась. Взяв кисть, Афина попыталась помочь ей, но стоило девочке заметить это, и она тут же отняла у матери кисть, не проронив ни слова.
В конце концов, Афина сдалась.
– Я вернусь завтра, дорогая. Возьму тебя прокатиться и привезу новую коробку красок. Видишь, – проговорила она с полными слез глазами, – у тебя кончается красная. – Она попыталась поцеловать ребенка на прощанье, но две маленькие красивые ладошки оттолкнули ее.
Наконец Афина поднялась и повела Кросса прочь из комнаты.
Ключи она отдала Кроссу, чтобы по дороге обратно в Малибу машину вел он. И всю поездку проплакала, спрятав лицо в ладонях. Кросс был так ошеломлен, что не мог произнести ни слова.
Когда они выбрались из машины, Афина уже взяла себя в руки. Увлекла Кросса в дом, после чего обернулась лицом к нему.
– Это и есть ребенок, о котором я сказала Бозу, что похоронила ее в пустыне. Теперь ты мне веришь?
И в этот миг Кросс впервые искренне поверил, что, быть может, она его любит.
Проводив его в кухню, Афина приготовила кофе. Сидя в алькове, они глядели на океан. За кофе Афина разговорилась. Говорила она небрежным тоном; ни в голосе ее, ни на лице не отражалось ни следа эмоций.
– Когда я убежала от Боза, то оставила дочь у дальних родственников, у четы из Сан-Диего. Она казалась нормальным ребенком. Я не знала, что она аутистка, может быть, тогда она и не была такой. Я оставила ее там, потому что решила добиться успеха, как актриса. Я должна была заработать для нас обеих. Я была уверена, что талантлива, и, видит Бог, все твердили мне, какая я красавица. Мне всегда казалось, что, добившись успеха, я смогу забрать дочку назад.
Так что я работала в Лос-Анджелесе и навещала ее в Сан-Диего, когда могла. Затем начала пробиваться наверх и видела ее не так уж часто – наверное, раз в месяц. Наконец, когда я была готова забрать ее домой, то приехала на ее третий день рождения со всяческими подарками, но Бетани, казалось, ускользнула в мир иной. Она была совершенно непроницаемой. Она ушла в какую-то скорлупу. Я не могла достучаться до нее. Я была в неистовстве. Думала, что, может быть, у нее мозговая опухоль, вспомнила, как Боз позволил ей упасть на пол, что, может быть, ее мозг был поврежден, и это начало сказываться. Месяц за месяцем после этого я возила ее по врачам, она прошла бесчисленное множество обследований всяческого рода, я возила ее к специалистам, и они проверили абсолютно все. А затем кто-то, не помню, то ли врач в Бостоне, то ли психиатр в Техасской детской больнице, сказал мне, что она аутистка. Я даже не знала тогда, что означает этот термин, и подумала, что это какая-то задержка в развитии. Нет, сказал доктор. Это означает, что она живет в своем собственном мире, не замечая существования других людей. Не испытывая к ним интереса, ничего не чувствуя по отношению к кому-либо или к чему-либо. Тогда-то я и привезла ее в эту клинику, чтобы она была поближе ко мне. И мы обнаружили, что она откликается на ту обнимающую машину, что ты видел. Это вроде бы немного помогало, так что мне пришлось оставить ее здесь.
