Сингл и Сингл - ле Карре Джон (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
— Ты мне доверяешь? — спрашивает он.
— Да.
— Твой отец. Он мне доверяет?
— Разумеется.
— Тогда и мы доверяем, — заявляет Евгений и, отмахнувшись от возражений Шалвы, подписывает документы и передает их на подпись Михаилу. Шалва покидает свое место, встает рядом с Михаилом, показывает, где надо расписываться. Медленно, словно каждая буква — шедевр, Михаил выводит свою фамилию. Хобэн таки подходит к столу, предлагая себя в свидетели. Они расписываются чернилами, но Оливеру видится, что это кровь.
В отделанном камнем-плитняком подвале пылает камин. На вертелах на открытом огне жарятся поросенок и барашек. На деревянных блюдах горками лежит грузинский хлеб с сыром.
— Он называется хачапури, — говорит Оливеру Тинатин, жена Евгения.
Пьют сладкое красное вино, которое Евгений называет домашним вином из Вифлеема. На обеденном столе из березы тарелки с икрой, хачапури, копченой колбасой, куриными ножками, красной рыбой, оливками, миндальными пирожными. Евгений сидит во главе стола, Оливер — напротив. Между ними — боль-шегрудые дочери с молчаливыми мужьями, все, кроме Зои, она в одиночестве, только с маленьким Павлом. Он устроился на ее коленях, и она кормит его с ложки, лишь изредка поднося ее к своим полным, ненакрашенным губам. Но Оливеру кажется, что ее темные глаза не отрываются от него, как и его — от нее, а маленький Павел — неотъемлемая ее часть. Рисуя ее сначала рембрандтовской моделью, потом чеховской героиней, он охвачен яростью, когда видит, как Зоя поднимает голову и хмуро смотрит на Аликса Хобэна. Подойдя к столу с неизменным сотовым телефоном и в сопровождении двух крепких молодых парней с каменными лицами, он наклоняется и небрежно целует ее в плечо, которое Оливер, разумеется, лишь мысленно, только что покрывал страстными поцелуями, щиплет Павла за щечку так, что ребенок вскрикивает от боли, и садится рядом, продолжая говорить по телефону.
— Ты знаком с моим мужем, Оливер? — спрашивает Зоя.
— Разумеется. Мы встречались несколько раз.
— Я тоже.
Через весь стол Евгений и Оливер обмениваются тостами. Они выпили за Тайгера, за каждую семью, за их здоровье и процветание и, хотя они по-прежнему живут при социализме, за ушедших из жизни, которые сейчас с господом.
— Ты будешь звать меня Евгением, я буду звать тебя Почтальоном! — басит Евгений. — Ты не против того, чтобы я звал тебя Почтальоном?
— Зови меня, как тебе хочется, Евгений.
— Я — твой друг. Я — Евгений. Ты знаешь, что Означает Евгений?
— Нет.
— Евгений означает — благородного происхождения. Это значит, что я особенный человек. Ты тоже особенный человек?
— Хотелось бы так думать.
Взрыв смеха. Приносят окантованные серебром рога, до краев наполняют их домашним вином из Вифлеема.
— За особенных людей! За Тайгера и его сына! Мы тебя любим! Ты любишь нас?
— Всей душой.
Оливер и братья скрепляют дружбу, выпивая содержимое рогов до капли, переворачивают их, чтобы показать, что они пусты.
— Теперь ты настоящий мингрел! — громогласно объявляет Евгений, и Оливер вновь чувствует на себе неотрывный упрекающий взгляд Зои. Только на этот раз его замечает Хобэн, как, возможно, и хотелось Зое, потому что он смеется и что-то сквозь зубы говорит ей по-русски, вызывая ее ответный смешок.
— Мой муж очень рад тому, что ты приехал в Москву, чтобы помогать нам, — объясняет она. — Ему нравится, когда кровь течет рекой. Это его metier. У вас говорят metier?
— В общем-то нет.
Потом пьяная игра на бильярде. Михаил — тренер и судья, показывающий Евгению, как и по какому шару надо бить. Шалва наблюдает из одного угла, Хобэн — из другого, одновременно что-то бормоча в сотовый телефон. С кем он так тихо говорит? С любовницей? С биржевым брокером? Оливер думает, что нет. Его воображение рисует людей в темной одежде, затаившихся в темноте, ждущих приказа от своего босса. На киях нет кожаных нашлепок. Пожелтевшие шары едва проскакивают в лузы. Стол чуть наклонен, сукно порвано и потерто, борта дребезжат, когда об них ударяется шар. Если игроку удается закатить шар в лузу, редкий случай, Михаил выкрикивает счет на грузинском, и Хобэн пренебрежительно переводит его слова на английский. Когда Евгению не удается удар, а вот это случается часто, Михаил на все лады проклинает шар, стол или борт, но только не брата, которого он обожает. Но презрение Хобэна растет по мере того, как его тесть все чаще демонстрирует свою неспособность управляться с шарами и кием. Кривятся тонкие губы, продолжающие что-то наговаривать в сотовый телефон, чуть дергается щека. Появляется Тинатин и с тактичностью, от которой у Оливера тает сердце, уводит Евгения спать. Шофер ждет, чтобы отвезти Оливера в гостиницу. Шалва провожает его к «ЗИЛу». Перед тем как забраться в него, Оливер с любовью оглядывается на дом и видит Зою, без ребенка и раздетую по пояс, смотрящую на него из окна верхнего этажа.
Утром под подернутым облаками небом Евгений везет Оливера на встречи с добрыми грузинами. С Михаилом за рулем они переезжают от одного серого здания, более всего напоминающего казарму, к другому. Сначала они шагают по средневековому коридору, пропахшему старым железом… или кровью? В кабинете их обнимает и угощает сладким кофе старикан с глазами будто у ящерицы, реликт брежневской эпохи, охраняющий большой черный письменный стол, словно военный мемориал.
— Ты — сын Тайгера?
— Да, сэр.
— Как такой маленький человек делает таких больших детей?
— Я слышал, у него есть специальная формула, сэр. Громкий смех.
— Ты знаешь, сколько ему сейчас нужно времени, чтобы настраиваться?
— Мне говорили. Двенадцать минут, сэр. — Никто ничего такого ему не говорил.
— Скажи ему, что Дато хватает одиннадцати. Он лопнет от зависти.
— Обязательно скажу.
— Формула! Это хорошо!
Появляется конверт, о котором никто не упоминал, серовато-синий, большой, под стандартный лист машинописной бумаги. Евгений достает его из бриф-кейса, выкладывает на стол и пододвигает к хозяину кабинета, пока разговор идет совсем о другом. Масленый взгляд Дато регистрирует движение конверта, но никакой другой реакции нет. Что в конверте? Копии договоров, которые Евгений подписал накануне? Конверт слишком толстый. Пачки денег? Слишком тонкий. И что это за учреждение? Министерство крови? И кто такой Дато?
— Дато из Мингрелии, — с чувством глубокого удовлетворения поясняет Евгений.
В автомобиле Михаил медленно переворачивает страницы американского комикса. В голове мелькает мысль, которую лицо не успевает скрыть: «Умеет ли Михаил читать?»
— Михаил — гений, — хрипит Евгений, словно Оливер задал этот вопрос вслух.
Они входят в мир вышколенных женщин-секретарей, таких же, как у Тайгера, только красивее, на дисплеях стоящих рядами компьютеров — котировки ведущих мировых бирж. Их встречает стройный молодой человек в итальянском костюме. Зовут его Иван. Евгений вручает Ивану такой же конверт.
— Как нынче идут дела в Старом Свете? — спрашивает Иван на безупречном оксфордском английском тридцатых годов. Ослепительная красавица ставит поднос с кампари и содовой на буфет из розового дерева, который, похоже, в свое время тоже украшал один из санкт-петербургских музеев. — Чин-чин.
Они едут в западного вида гостиницу, расположенную на расстоянии вытянутой руки от Красной площади. Люди в штатском охраняют стеклянные вращающиеся двери, в вестибюле бьют подсвеченные розовым фонтанчики, лифт освещает хрустальная люстра. На втором этаже женщины-крупье в платьях с глубоким вырезом поглядывают на них из-за пустых столов для игры в рулетку. У двери с табличкой «222» Евгений нажимает на кнопку звонка. Ее открывает Хобэн. В круглой гостиной, заполненной клубами табачного дыма, в золоченом кресле сидит бородатый мрачнолицый мужчина лет тридцати. Звать его Степан. Перед ним стоит золоченый стол. Евгений ставит на него брифкейс. Хобэн наблюдает, как, собственно, и всегда.
