Сирены - ван Ластбадер Эрик (книги без сокращений TXT) 📗
– Я вижу, ты доставляешь леди неприятности, приятель. Я не советовал бы тебе продолжать в том же духе. – Он легонько толкнул Марка в грудь и добавил. – Давай. Убирайся. – Он повторил толчок, но на сей раз с большей силой, и Марк, покачнувшись, отступил на шаг назад, прежде чем развернулся и скрылся в толпе.
Полицейский повернулся к Дайне.
– Я могу еще чем-нибудь помочь вам, мисс Уитней... – Он поднес руку к козырьку фуражки.
– Пожалуй, нет, Майк, – тихо ответила она. – Большое вам спасибо.
– Не за что. – Он вышел за дверь и присоединился к своему товарищу.
– В чем дело? – поинтересовалась она у Рубенса, когда они, пройдя через вестибюль, вошли в зал. – Ты что, язык проглотил?
– Не знаю, – пробормотал он. – У меня просто слегка захватило дух.
Она была совершенно готова к моменту объявления победителя. Рубенс не сомневался, что назовут ее имя, хотя у нее самой не было подобной уверенности.
Коварный страх на мягких лапах бесшумно закрадывался ей в душу, просачивался в каждую извилину, делал липкими ладони. Она вновь стала маленькой девочкой, знающей, просто знающей, что никто не прячется в далеком углу возле приоткрытой дверцы стенного шкафа, где на стуле она сложила аккуратной стопочкой свою одежду. В темноте за окном капли дождя стучали по подоконнику, точно одинокие слезы, вспыхивали, освещая полнеба, изломанные рогатины молний, и гром грохотал в вышине, как волны о скалистый берег, заставляя мелко и призывно дребезжать оконные стекла.
– ...все эти шутки. Претендентами на звание Лучшей Актрисы Игрового Кино являются...
Однако в таких случаях знание не имело особого значения, потому что в работу включалась иная часть ее мозга, внезапно, без малейшего намека или предубеждения, выползавшая из тени. Она впивалась железными когтями в рассудок и, овладев им, истерически хохотала над рациональным миром.
– ...Дайна Уитней в фильме «Хэтер Дуэлл»... Поджав ноги, она сидела на простынях, чувствуя, как мурашки бегают у нее по спине, покрываясь холодной испариной, куталась в ночную рубашку и кусала ногти, напряженно вглядываясь в угол, словно там находилась дверь, ведущая прямиком в преисподнюю.
– ...в фильме «Силы, которые есть»... И она думала, что совершенно готова встретить кого угодно, кто выпрыгнет из темного угла.
– ...впрочем, Джоди Фостер всего девятнадцать. – Смех. – И вот он, самый главный конверт. Салли, ты не соизволишь вскрыть его?
«Только страх, – думала она, – способен так затуманивать человеческий рассудок».
– ...легче вскрытие конвертов, не так ли? Ну, наконец-то. Итак, победителем является ... Дайна Уитней, – конец фразы едва не утонул в разразившихся криках и аплодисментах, – за исполнение роли в фильме «Хэтер Дуэлл»!
В тот же миг у нее мелькнуло в голове: «Что мне теперь сказать им всем? Теперь, когда я выбрана, когда мое имя названо, и остальные четверо претенденток по необходимости скрывают свое разочарование перед камерами, но позднее, когда все это станет уже прошлым, будут высказывать свою обиду и зависть всякому, кто согласится их выслушать. Что же мне стоит сказать этому обществу, этому городу, этому миру?»
Музыкальная тема из фильма звучала над залом, пока Дайна поднималась по плексигласовым ступенькам на сцену под нарастающий шум оваций и щурясь от ослепительного блеска огней, едва дыша, шла к низкому подиуму, где ее ждали, улыбаясь и подзывая жестами, ставшие вдруг незнакомыми, Боб и Салли.
Поднявшись на подиум, она приняла из рук золотую статуэтку.
Наступило всеобщее молчание. Молчание, полное шорохов и шелеста, похожее на жужжание насекомых, точно она вдруг очутилась одна-одинешенька посреди зеленого поля в сонливый летний полдень.
Она окинула взглядом аудиторию, не глядя ни на кого в отдельности.
– Я часто думала о том, как много мне хотелось бы сказать... в момент, подобный этому. Когда-то я считала все эти вещи очень важными. Однако получив впервые такую возможность, я вдруг поняла, что все эти мысли не соответствуют этому мигу в должной мере.
– Но это не имеет значения. Все, что я говорю, не имеет значения. Эта награда, – она подняла статуэтку над головой, – вручается не за слова, а за дела. Она значит для меня больше... чем я могу выразить в словах. Она так долго, так долго была для меня недосягаемой мечтой. Спасибо вам, Рубенс и Ясмин, Джордж и, особенно, дорогой Марион. Спасибо вам всем, за то, что вы доказали, что этот город еще не потерял своей чудесной способности превращать мечту в реальность.
Казалось, дом Рубенса преображался, по мере того, как все больше и больше людей прибывало на празднование успеха. В гостиной на видном месте рядом с Оскаром Дайны стояло еще шесть золотых статуэток, включая награды за Лучшую Второстепенную Женскую Роль, Лучшую Режиссуру и Лучший Фильм, полученные, соответственно, Ясмин, Марионом и Рубенсом.
Дайна испытывала такое ощущение, точно она стоит на вершине самой высокой горы в мире, а внизу у ее ног, разбросанные по грандиозному ковру мира стоят миллионы людей, лица которых, светящиеся от восторга, обращены вверх, а руки протянуты к ней.
Она, Рубенс, Ясмин и Марион вчетвером стояли в центре комнаты на плюшевых подушках с кушетки, держа в руках своих Оскаров, в то время как целая батарея полупьяных фотографов усердно щелкали затворами своих «Сонарсов». Дождь слишком наполнил воздух, словно конфетти. Дайна подмигнула толстой русалке, томно глядевшей на нее с противоположной стены.
Она залпом осушила бокал шампанского. Давно уже никто из присутствующих не видел такого количества бутылок «Тайтингер бланк де Бланк» в одном месте.
Дайна оставалась в своем платье от Зандры Роде, но зато провела целых сорок минут в ванной вместе с Менди, художницей по макияжу из «Рейко» на Беверли Хиллз.
Она вышла из ванной похожая на тигрицу. Менди потрудилась над верхней половиной ее лица, как над одним из своих холстов, потратив изрядное количество красок устрично-белого, сверкающего золотистого, темно-коричневого и бледно-зеленого цветов. При помощи горизонтальных мазков она расширила глаза Дайны, создав поразительную иллюзию, будто они занимают всю ширину лица.
Окрашенные в белый цвет веки обрамляли темные дуги, в то время как блестящая краска была нанесена лишь на скулы и бугорки над бровями, ставшие от этого еще более выпуклыми, словно поднимающимися навстречу густой челке.
Менди сняла алмазную нить, которой Дайна подвязала волосы перед церемонией награждения и зачесала их наверх и вперед, так что они стали напоминать львиную гриву.
Дайна долго стояла перед зеркалом, поворачивая голову из стороны в сторону. Глядя на свое отражение в теплом розовом свете лампы, она издала глухое рычание и, откинув голову назад, расхохоталась.
– Иди в гостиную, – сказала она Менди, хлопнув ее по плечу, – и повеселись как следует.
И вот теперь, опорожнив бокал, она швырнула его в пустой камин. Ей казалось, что она может обнять ночь. Она хотела выйти наружу и прижать все звезды к груди, чтобы ощутить их холодный, неземной огонь и знать про себя, что она и только она смогла совершить это.
Гости продолжали пребывать в пугающем количестве: никто не захотел пропускать такое событие. Мужчины и женщины теснились на софе, сидели по двое-трое в каждом кресле, стояли вдоль стен, лежали на ковре, танцевали перед камином, целовались с крышками унитазов, заваливались на кровати (при этом измучили Марию настолько, что она, всплеснув от отвращения руками, ушла), ползали по теннисным кортам около дома, заворачиваясь в сетку, и бросались, обессилев, в бассейн, отфыркиваясь и отплевываясь, пугая дельфина, резвившегося там.
И тем не менее подходили все новые и новые лица. Они текли в дом непривычным потоком, таща с собой подарки в виде всевозможных бутылок и кушаний. Дайна думала, что знает их всех, но не была в этом уверена. Впрочем, ничто не имело значения, кроме ее Оскара, которого она то ставила на каминную полку, чтобы полюбоваться на него с другого конца комнаты, то крепко прижимала к груди.
