Повесть о бедном солдате - Привальский Всеволод (электронная книга .txt) 📗
— Дуй, Серников, в Смольный, в Ревком, отдай пакет. Положение серьезное. Если юнкера займут мосты да разведут их, нас, понимаешь, отрежут от штаба. Дуй!
Всю дорогу до Смольного Серников проделал чуть ли не бегом, изредка переходя на шаг, чтобы хоть чуточку отдышаться. Погруженный в ночь Питер казался ему враждебным и угрюмым. Громадины соборов, дворцы, Петропавловская крепость, дома с наглухо запертыми чугунными решетками ворот — все притаилось, все, казалось, источает угрозу.
На той стороне Невы ярко светился ряд окон Зимнего, но и этот свет показался Серникову зловещим.
Дворцовый мост тоже оказался уже занятым юнкерами, и это еще больше встревожило Серникова. Троицкий как будто не охранялся, но через него, а потом через Марсово поле Серников не решился идти. Недалеко от моста Александра II стояла пролетка; и лошадь и извозчик, понурив головы, спали. Тут Серникова осенило. Дернув извозчика за полу, он спросил:
— Эй, дядя! Давай на Шпалерную! — И, не дожидаясь ответа, сел в пролетку.
Извозчик повернулся к седоку и недоверчиво спросил:
— У тебя деньги-то есть?
— Есть, есть! Небось не обману, езжай только поскорее, заради бога.
— Ладно! — извозчик чмокнул, хлестнул лошаденку, но внезапно обернулся: — Слышь, солдат, а я ведь меньше, чем за полтинник, не повезу.
— Да ехай ты, черт толстозадый! — осерчал Серников, хватаясь за винтовку. — Сказано, заплачу! — Ему и в самом деле не жаль было не только полтинника, но и всех двух рублей, что хранились в старом кошельке.
Когда въехали на мост, Серников на всякий случай одернул с головы солдатскую папаху, сунул под зад, винтовку положил в ноги и развалился на подушках, будто спьяну заснул. Мост переехали благополучно, и Серников успел заметить, что охраны на нем нет никакой.
Всю дорогу он в нетерпении подгонял извозчика, но другого аллюра, кроме как трусцой, лошаденка, видно, не знала.
— Солдат, а солдат! — повернулся вдруг извозчик. — Скажи ты мне на милость: что же это будет?
— А что? — отозвался немного удивленный Леонтий.
— Не чуешь, что ли? Весь Питер колготится, мужики в деревнях бунтуют… Быть беде.
— Это какой беде? Революция будет, вот что. Власть будем брать.
— Кто же это будет брать-то?
— Мы, стало быть, народ.
— Ну, возьмете, а потом чего?
— Чего-чего!.. — передразнил Леонтий. — Мир будет, земля станет наша, мужицкая.
— Слыха-али, как же, — протянул извозчик. — Энта программа нам известная: большевицкая… А тебе, стало быть, в Смольный надоть?.. — Нно, милая! — закончил он неожиданно, взмахивая кнутом.
Остановились, не доезжая Смольного, на виду у красногвардейских патрулей. Серников полез за деньгами, но извозчик неожиданно остановил его:
— Не нужон он мне, твой полтинник, считай, что мы с Серым для революции потрудились.
Смольный был освещен сверху донизу, во дворе стояли броневики, между колоннами — два орудия и несколько пулеметов. Повсюду метался народ — все больше солдаты да матросы. У входа Серникова было остановил часовой, но он решительно сказал: «С донесением!» и вошел в здание. Тут он слегка растерялся: по коридору шныряло множество всякого народа, а на белых высоких дверях, целый ряд которых тянулся справа, было написано «Классная комната», на одной же — «Классная дама».
Серников остановил солдата, тащившего ящик с пулеметными лентами, опросил, где Ревком. Солдат кивнул на какую-то дверь, сказал:
— На третьем этаже… Ну-ка, помоги, хватайся за ящик.
Серников подставил плечо, вместе они потащили ящик куда-то в конец коридора и поставили рядом с десятком таких же ящиков.
По мраморной лестнице, устланной красной, сильно затоптанной дорожкой, Серников поднялся на третий этаж. Тут на белых дверях висели совсем уж непонятные таблички: «Дортуар». За одной из таких дверей, в большой прокуренной комнате, и оказался Ревком — кучка людей вокруг стола, на котором лежала карта Петрограда.
— Вы к кому, товарищ? — обратился к Серникову человек в кожаной тужурке, с волосами почти до плеч и в пенсне на длинном шнурке.
— Донесение принес.
— Ага, давайте! — протянул руку волосатый и, заметив некоторое колебание солдата, добавил: — Я член Ревкома Антонов-Овсеенко.
Распечатав пакет, волосатый пристукнул ладонью по столу и, обращаясь к какому-то на вид строгому, с бородкой, раздраженно сказал:
— Вот, Николай Ильич, извольте: юнкера занимают мосты. Этого следовало ожидать. Керенский хочет отрезать нас от рабочих районов. Надо принимать срочные меры.
Строгий тоже быстро пробежал донесение и, повернувшись к Серникову, сказал:
— У вас кто назначен комиссаром полка? Федосеев? Отлично. Передайте ему: в Неву войдет крейсер «Аврора», станет у Николаевского моста, моряки сами справятся с юнкерами. А вот другие мосты, конечно, надо занять нам. Пусть Федосеев выделит сколько необходимо на мост Александра II. Впрочем, я сейчас напишу.
На листке большого блокнота он быстро что-то написал и протянул Серникову.
— Вот приказ. Срочно доставьте его в полк.
Серников уже повернулся уходить, когда его остановили.
— Стойте! Пешком вы нескоро доберетесь, да еще и на юнкеров нарваться можно. — Он приоткрыл дверь и позвал: — Гринько!
В комнату вошел человек в кожаной куртке, кожаных же штанах и фуражке с большими очками.
— Гринько, доставите товарища со срочным пакетом в его полк. Адрес он вам укажет.
— Есть! — сказал кожаный человек и бросил Серникову: — Пошли!
По дороге Серников успел спросить:
— Кто он таков, этот Николай Ильич?
— Подвойский, не знаешь разве? Председатель Ревкома.
— Стало быть, он за самого главного будет?
— А ты думал кто?
— Ленин.
Кожаный Гринько даже приостановился, посмотрел на спутника, вздохнул и сказал:
— Нет товарища Ленина в Смольном.
Во дворе Гринько, словно за рога, ухватил за руль мотоциклетку, попрыгал около нее на одной ноге, отчего мотоциклетка вдруг застреляла, зачихала синим дымом, вскочил в седло и, похлопав ладонью по кожаной подушке, крикнул Серникову.
— Садись! Только винтовку через плечо надень. — И спустил на глаза очки, сразу став похожим на какую-то неведомую рыбу. — Поехали!
Под Серниковым что-то затрещало, застреляло, и вдруг мотоцикл рванулся из-под ног. От неожиданности он судорожно схватился за Гринько. Казалось, ими выстрелили из пушки, и в одно мгновение они проскочили через ворота и понеслись вдоль улицы.
«Ах ты, распроклятая машинка!» — ругался про себя Серников, подпрыгивая на твердом сиденье и отворачивая лицо от свистящего ветра. «Поосторожнее, разобьемся!» — хотелось крикнуть ему, но ветер вгонял слова обратно, едва открывал он рот.
— Ну тебя к бесу, черт кожаный! — выругался Серников, когда мотоцикл стал у ворот казармы. — Все кишки повытряс.
— Зато скорость! — осклабился кожаный Гринько, развернулся, загребая ногами, и вдруг с частым «пулеметным» треском сорвался и через мгновение исчез с глаз.
Быстро прочитав приказ, подписанный Подвойским, — из-за плеча комиссара Серников увидел знакомую подпись, — Федосеев распорядился:
— Живо поднимай свой отряд, занимайте мост, в случае чего я подошлю подмогу.
Через полчаса отряд красногвардейцев в сорок человек шагал к мосту. Шли в ногу, держали строй, и Серников с гордостью подумал, что впрок пошла его выучка.
Квартала за два Серников остановил отряд и выслал разведку. Двое парней, низко пригнувшись, но не очень прячась, заторопились к мосту. Серников, досадливо морщась, следил за их действиями. Подобравшись к самому мосту, разведчики выпрямились и ступили на мост. Прошли несколько шагав, постояли и, уже не таясь, отправились обратно.
— Товарищ командир! — доложил тот, что был постарше. — На этой стороне охраны нет, а на той вроде бы какие-то тени маячат.
— Тени! — недовольно буркнул Серников. — Разведка точно должна докладать обстановку.
Немного подумав, Серников все же решился вести отряд дальше. Действительно, на этой стороне никого не было, и, разделив отряд на две части, он приказал располагаться слева и справа и быть начеку. Затем, прихватив с собой тех же двух парней, он пошел на тот конец моста. Они миновали середину и уже начали приближаться к набережной, как раздался окрик:
