Белые птицы детства - Сукачев Вячеслав Викторович (читать полную версию книги .txt) 📗
— Окопы,— Васька даже не взглянул на Карыся, и в этом ничего обидного не было, потому что Васька был занят работой.
— Окопы? А зачем?
— Будем воевать.
Окопы. Воевать. Слова были серьёзные и понравились Карысю.
— А можно и мне окопы рыть? — не очень уверенно спросил он.
— Рой,—великодушно разрешил Васька.
Карысь хотел было спросить, почему Васька не в школе, но передумал и с ожесточением взялся за работу. Потом он вспомнил летний Васькин рассказ о чудище в Гнилой прото ке, но опять ничего не сказал, так как Васька был непривычно молчалив и сердит.
Закончив рыть окоп, они укрепили стенку из квадратиков и проделали в ней амбразуру. Когда всё было сделано, получилось красиво. Но Васька и теперь не развеселился.
— Теперь будем давать клятву,— сказал Васька.
— Как? — У Карыся замерло сердце.
— А не струсишь? — Васька подозрительно покосился на Карыся.
— Н-нет...
— Тогда лизни лопату.
— Зачем?
— На клятву.
Карысь разочаровался. Он никак не ожидал, что для клятвы надо лизнуть лопату.
— Разве такие клятвы бывают? — растерянно спросил Карысь.
— Трусишь? — Васька нахмурился.
Карысь тоже нахмурился, взял лопату и сильно лизнул черенок.
— Ишь ты, хитрый какой,— вроде даже обрадовался Васька,—так и дурак сможет. Ты железяку лизни, а не черенок.
Карысь не понял, какая тут разница, ведь всё равно лопата, но спрашивать об этом Ваську не стал, а перевернул лопату и вновь лизнул... Он не сразу сообразил, что такое случилось, и прежде боли испытал удивление: язык кто-то не пускал. Словно бы щипцами схватили его и не отпускали назад. Карысь испугался, толкнул лопату от себя и услышал боль. Он попробовал закричать, но вместо крика получилось у него глухое мычание. Боковым зрением Карысь увидел, что Васька, а особенно Петька, тоже перепугались и растерянно смотрят на него. Чужой страх словно подстегнул Карыся, он изо всех сил рванул лопату, ощущая, как медленно, очень медленно, словно слипшийся лейкопластырь, сходит язык с железяки. Ему показалось, что теперь у него была только половина языка, и он боялся посмотреть туда, где упала лопата. И в то же время Карысь чувствовал, каким большим и неповоротливым становится язык. Он потрогал его пальцами и, не ощутив прикосновения, пустился бежать домой.
Он бежал по белому снегу и не видел, как падают в этот снег красные капли и как мерцают они в этом снегу.
НЕУЛОВИМЫЙ МОМЕНТ
Зима, перевалив за половину, отшумев февральскими метелями, к середине марта поугомонилась, а двадцатого числа, под воскресенье, вдруг грянула оттепель. С крыш закапало, снег потемнел и легко скатывался в комочки. Куры, торопливо высыпавшись из стайки, наперегонки с воробьями гонялись за какими-то камушками, вытаявшими из-под снега во дворе. Верный, с завистью глядя на кур, тихонько скулил и пятился от своей будки, стараясь вылезти из ошейника. В общем, всё как-то сразу изменилось в мире, и даже мать, собираясь в школу, нестрого сказала отцу:
— Ты сегодня в ветлечебницу? Взял бы Серёжу с собой.
— Не замёрзнет? — на всякий случай спросил отец.
— Не замёрзнет... На улице вон что творится.
— Весна.
— Оттепель,— уточнила мать и ушла.
Карысь, старательно доедавший кашу при матери, тут же бросил это занятие и солидно спросил отца:
— Значит, поедем?
— Выходит, так,— засмеялся отец.
— Я оденусь потеплее,— полувопросительно объявил Карысь.
Отец, отворив дверцу шкафа с красным крестом на стекле, что-то искал среди множества вкусно блестящих металлических штуковин и не ответил Карысю.
— Только я сам шарф завязывать не умею,— вздохнул Карысь, очень не любивший, когда ему поверх воротника повязывали широкий шарф.
— Ладно,— рассеянно сказал отец и взял из шкафа железную коробочку...
— Папа, дай мне чё-нибудь,— ткнул Карысь пальцем в шкаф.
— Что-нибудь,— машинально поправил отец.
— Что-нибудь,—с готовностью повторил Карысь.
— А что?
— Вот это.
— Гм... Это нельзя. Здесь ампулы.
— Тогда вот это.
Отец взял огромные щипцы с цифрами внутри и протянул Карысю.
Щипцы тяжёлые, красиво блестящие, и в серёдке у них как бы ещё одни щипчики, из тоненьких пластинок. Карысь сел на пол и стал громко щёлкать щипцами.
— Мы скоро поедем? — спросил он отца.
— Как соберёмся.
— А как соберёмся?
— Как поедем.— Отец, теперь уже сидя на корточках перед шкафом, всё ещё что-то там искал.
— Как ты найдёшь, так и поедем, да?
Отец кивнул головой, потом внимательно посмотрел на Карыся, потом засмеялся и захлопнул шкаф.
— Папа, возьмём Верного?
— Нет.
— Ему скучно одному.
— Нельзя.
— Почему?
— Он будет с чужими собаками драться.
— Верный победит?
— Конечно.
— Тогда почему его нельзя взять?
Карысь, сунув палец в рот, смотрит то на скулящего Верного, то на запрягающего лошадь отца. По всему видно, что он размышляет. Отец затягивает супонь, щёлкает замками вожжей и искоса наблюдает за Карысем.
— Он должен охранять наш дом,— наконец отвечает отец...
Серко легко трогается с места, первые комья снега из-под копыт мягко ударяются в передок, кошёвка раскатывается на повороте, и они взлетают на вершину сугроба. Серко приседает на задние ноги, взрывает передними снег, хомут съезжает ему на уши, и всё равно быстро они падают вниз. Сердце у Карыся замирает, поднимается высоко-высоко, он вцепляется рукой в обводину и закрывает глаза. Ему кажется, что кошёвка падает очень долго, что это падение никогда и не прекратится, но в это время ощущает лёгкий рывок, невольно опрокидывается на спину, и, когда открывает глаза, деревня уже позади, а впереди ровная, хорошо накатанная санями дорога. Карысь удивляется: ведь он только на секунду зажмурился, а проехали так много.
— Не замёрз? — Отец укутывает Карыся тулупом. Тулуп такой большой, что они на нём сидят, наваливаются на него спиной, и ноги укутали им же.
— Нет. Вон как тепло, у Серка ноги вспотели.
И катится кошёвка дальше, и скрипит снег под полозьями и ослепительно блестит в накатанных другими полозьями ложбинках. Машет головой Серко, дёргает вожжи отец, ласково светит солнце, быстро надвигается зелёный сумрак тайги, и на всё это с восхищением смотрит Карысь...
— Ну, пошли, Карысь. — Отец легко вынимает Карыся из кошёвки, ставит на снег, и они идут к длинному белому дому — ветлечебнице. Они идут, и отец здоровается со всеми, кто им попадается навстречу. Карысь смотрит на это и решает, что тоже будет здороваться со всеми, но тут оказывается, что они уже пришли.
В комнате, куда они вошли, сильно пахнет лекарствами, всюду стоят маленькие и большие шкафы с красными крестами, а среди этих шкафов — толстый стол, а за толстым столом — худой дядька. Он сердито здоровается с отцом, надвигает белые брови на глаза и совсем не видит, что рядом с отцом стоит Карысь.
— Садитесь, — говорит худой с белыми бровями.
«Нет, видит», — решает Карысь.
Они садятся на высокий деревянный диванчик, и отец с дядькой начинают говорить. Вначале Карысь не слушает, потихоньку привыкая к множеству шкафов, но дядька с белыми бровями говорит всё громче, и Карысь переводит взгляд на него.
— Так чем же вы объясните падёж молодняка? — сердито спрашивает дядька и шевелит бровями.
— Объяснений много, от этого не легче,— устало говорит отец.
— Например? — не отстаёт дядька.
— Корма.
— Ещё?
— Да вы же знаете, Фёдор Лукич.
— Я хочу от вас услышать.
— Хорошо (Карысю показалось, что отец рассердился), можно и ещё. Когда выдали вакцину на ящур? А на бруцеллёз? Вы видели, в каком помещении содержатся новотёлки? А сгоревший в ямах силос? А комбикорм?..
