У нас с Галкой каникулы - Печерникова Татьяна Алексеевна (е книги .TXT) 📗

— А сколько, по-вашему,— еще спрашивает нас дед,— ходит теперь автомобилей по всей земле? — И сам отвеча­ет:— Двести пятьдесят миллионов! А к двухтысячному го­ду их станет в три раза больше.

— Семьсот пятьдесят миллионов! — сказала я.— Уф, ты!

Дед рассмеялся:

— Вот тебе и «уф, ты!».

— Наш папа тоже на заводе работает,— опять заговори­ла с дядей Славой Галка.— Папин завод тоже очень-очень большой, только на этом заводе не автомобили, а тракторы делают. Папа у нас бухгалтер, он очень любит свою рабо­ту, а вы любите свою работу?

— Так я ж уже десять лет шофер,— ответил дядя Слава.— И ни за что бы на свете не променял свою работу ни на какую другую. За один только день сколько я людей перевидаю, сколько разных историй наслушаюсь, хоть кни­ги пиши. И помочь кому-то у нас есть полная возможность. Пожилым людям сумки, авоськи там разные занести для меня легче легкого, а им помощь. Делятся с тобой и горем и радостью. Советуются. Да чего там говорить — это же самое хорошее дело, когда ты все время с людьми.

Я слушаю дядю Славу и думаю, что даже не знала раньше, как хорошо быть шофером такси. Только вот сидит дядя Слава за рулем как-то странно, будто все время сползает вниз. И сутулится очень. Ходит-то он красиво, прямо, я это заметила, когда мы были на Красной площади, просто замечательная у него походка! А в машине даже голову немножко пригибает. И тут дядя Слава будто узнал, о чем я думаю, и сказал:

— Одна беда: великоват я для машины, сижу за рулем будто пришибленный, а то чуть тряхнет — и макушкой о потолок.

— А я буду воспитательницей в детском садике,— ска­зала Галка,— с детьми тоже очень интересно. А Наталка хочет быть учительницей.

— Довольно тебе болтать,— остановила я Галку, пото­му что я еще как следует не знала, кем я буду,— посмотри, уже Жуковский.

И красивый же этот город, почти такой же красивый, как наш Харьков! Улицы здесь широкие, как площади, а площадь, мимо которой мы проезжаем, такая огромная, что на ней можно было бы построить еще один автомобильный завод. Дома здесь все новые, высокие, с разноцветными балконами, в магазинах можно заплутаться, столько в них залов. Здесь всё, всё новое, потому что и сам-то город Жуковский, дед сказал, еще очень молодой. От нашего посел­ка он совсем близко, мама ходит сюда пешком за продук­тами. Иногда и нас с собой берет.

А вот уже и железная дорога. Еще минута, всего одна минута — и мы будем дома. Но вдруг слышится длинный-длинный звонок, и перед самым нашим носом закрывают шлагбаум.

— Теперь позагораем,— говорит дядя Слава и выходит из машины покурить.

Мимо нас все идут и идут поезда. А мы все стоим и стоим. А баба Ната нас все ждет и ждет, наверно, беспо­коится, куда это мы пропали, не случилось ли с нами чего.

Мы любим считать вагоны в поездах, а сейчас не счи­таем, сейчас нам не до этого. Но вот шлагбаум стал мед­ленно подниматься. Наконец-то!

Еще издали мы видим нашу худенькую бабу Нату. Она в белой кофточке, а на ногах у нее белые босоножки. На­ша баба Ната любит белые платья, белые кофточки. Дома у них с дедом Володей много белого — одеяла на кроватях, занавески на окнах, скатерти. Баба Ната у нас врач, мно­го-много лет, кажется, уже тридцать лет, она работает в больнице, лечит людям глаза, делает операции. А в больни­це ведь всё кругом белое, и она нам говорила, что очень привыкла к белому цвету.

Мы с Галкой прямо набрасываемся на бабу Нату, целу­ем ее, обнимаем. Мы по ней соскучились.

— Уже повисли, поздороваться не дадут,— громко гово­рит мама.— А ну-ка посторонитесь!

Баба Ната зажимает ладонями уши и смеется:

— Ну и голосок у тебя, дочь.

Я смотрю то на бабу Нату, то на маму. Очень они по­хожи друг на друга. Только мама полная, румяная, а баба Ната худенькая и почти совсем не румяная. Через двадцать лет мама будет, как сейчас баба Ната, а я, как сейчас ма­ма, потому что похожа на маму. Вот о чем я вдруг поду­мала.

Дед Володя говорит бабе Нате:

— Познакомься, пожалуйста, это Вячеслав Александ­рович, бывший моряк Балтийского флота, а теперь шо­фер первого класса. Сегодня мы уже в третий раз с ним встретились. Вызвал я утром по телефону такси, чтоб на вокзал ехать, смотрю, а за рулем-то мой старый знако­мый.

— Главное, ну, еще совсем недавно я вашего хозяина в его институт возил,— сказал Вячеслав Александрович,— по­сидели мы тогда с ним в машине рядком, поговорили лад­ком. А нынче вот опять встретились. Не часто такое слу­чается.

Дед берется за самые большие чемоданы, но дядя Слава говорит ему;

— Уж это вы, папаша, бросьте, тут немножко помоложе вас мужики найдутся.

Тропинка к дому узкая, мы идем гуськом. Впереди всех баба Ната. У самого дома она оборачивается и спрашивает нас:

— Кто угадает, чем это тут так пахнет? Мы все нюхаем, и дед говорит:

— Манной кашей, пожалуй.

Это он нас с Галкой дразнит, он знает, что мы терпеть не можем манной каши.

— Пирогами пахнет! — кричим мы с Галкой.

— Вы, молодой человек, любите пироги? — спрашивает дядю Славу баба Ната.

— А за что же их не любить-то? — тоже спрашивает ее дядя Слава.

— Значит, сейчас мы вас угостим пирогами.

Дядя Слава отказывается, он говорит, что ужасно спе­шит, что попробует ее пирогов в другой раз, но баба Ната даже не слушает его, она берет его под руку и ведет вверх по лестнице на второй этаж, потому что мы живем на вто­ром этаже, а на первом живут другие люди, но они почти всегда в городе.

Пироги дяде Славе нравятся, он качает головой, жму­рится, он говорит, что никогда не ел ничего более вкусного.

— Да, уж что-что, а на эти дела наш доктор мастер.— Дед часто называет так бабу Нату — «наш доктор».

Потом мы все провожаем дядю Славу к его «Волге». И вот он уже сел за руль, машина заурчала, тронулась.

— До свиданья,— закричал нам из окошка дядя Слава.— До скорой встречи!

«Какая уж там скорая встреча,— подумала я,— никогда, наверное, мы с ним больше не увидимся».

КАБАНЧИК

— Пожалуйста, не выпускайте Путьку без меня,— по­просила баба Ната. Она мыла посуду.

— И без меня,— крикнула мама. Она выгребала все из чемоданов.

Дед подмигнул нам с Галкой и сказал:

— Будем мы тут каждого ждать!

Баба Ната ничего не ответила. Она не видела, что дед вовсю улыбается, но все равно знала, что он шутит. И ма­ма, конечно, знала, но все-таки крикнула:

— А я не каждая, я твоя дочь. Мы встали в кружок.

— Можно я... — начала было Галка канючить, но мама перебила ее:

— Пожалуйста, не делай мне печальных глаз. Так и быть, Путьку выпустишь ты, ты о ней лучше всех забо­тишься.

— Правильно,— сказала я,— давай уж выпускай.— Но про себя я подумала, что уж больно часто я этой Галке сегодня уступаю, как бы не зазналась.

Галка вынула из коробки Путьку, прижала ее к себе, как котенка, чего-то тихонько сказала ей и опустила на траву. А Путька, ну, хоть бы на минутку задумалась, хоть бы осмотрелась, куда это ее привезли, нет, она только разинула рот, это она у нас так улыбается, вытянула шею и — раз-два — пошагала вперед. Мы с Галкой совали ей ее любимые листья одуванчика, листья клевера, но она и смотреть на них не хотела, а все шла и шла! Наверно, она боялась, что ее опять посадят в коробку из-под папиных башмаков.

Нам с Галкой тоже не терпелось побегать по саду. Дед Володя сказал, что уж ладно, посторожит он нашего кро­кодила. И мы помчались. Сначала к розам. Это мы их вы­растили. Баба Ната, я и Галка. Мама сколотила маленький парничок, насыпали мы в него хорошей земли и посадили черенки, которые нам подарили. Мы часто-часто поливали их, прикрывали бумагой стекло, когда солнце было очень жарким. И уже на следующее лето, в прошлом году, на на­ших черенках появились цветы. И сейчас кустики уже на­брали бутоны, много бутонов.

Потом мы поздоровались с земляничными полянками, Это лесная земляника, потому что не так давно здесь ни­какого дачного кооператива не было, а вместо него стоял обыкновенный лес. Цветов на земляничных полянах уже почти не было, зато много было зеленых ягод. Наверно, это потому, что, когда мы с Галкой поливали цветы да грядки, мы и про земляничные полянки не забывали.