У нас с Галкой каникулы - Печерникова Татьяна Алексеевна (е книги .TXT) 📗
— А сколько, по-вашему,— еще спрашивает нас дед,— ходит теперь автомобилей по всей земле? — И сам отвечает:— Двести пятьдесят миллионов! А к двухтысячному году их станет в три раза больше.
— Семьсот пятьдесят миллионов! — сказала я.— Уф, ты!
Дед рассмеялся:
— Вот тебе и «уф, ты!».
— Наш папа тоже на заводе работает,— опять заговорила с дядей Славой Галка.— Папин завод тоже очень-очень большой, только на этом заводе не автомобили, а тракторы делают. Папа у нас бухгалтер, он очень любит свою работу, а вы любите свою работу?
— Так я ж уже десять лет шофер,— ответил дядя Слава.— И ни за что бы на свете не променял свою работу ни на какую другую. За один только день сколько я людей перевидаю, сколько разных историй наслушаюсь, хоть книги пиши. И помочь кому-то у нас есть полная возможность. Пожилым людям сумки, авоськи там разные занести для меня легче легкого, а им помощь. Делятся с тобой и горем и радостью. Советуются. Да чего там говорить — это же самое хорошее дело, когда ты все время с людьми.
Я слушаю дядю Славу и думаю, что даже не знала раньше, как хорошо быть шофером такси. Только вот сидит дядя Слава за рулем как-то странно, будто все время сползает вниз. И сутулится очень. Ходит-то он красиво, прямо, я это заметила, когда мы были на Красной площади, просто замечательная у него походка! А в машине даже голову немножко пригибает. И тут дядя Слава будто узнал, о чем я думаю, и сказал:
— Одна беда: великоват я для машины, сижу за рулем будто пришибленный, а то чуть тряхнет — и макушкой о потолок.
— А я буду воспитательницей в детском садике,— сказала Галка,— с детьми тоже очень интересно. А Наталка хочет быть учительницей.
— Довольно тебе болтать,— остановила я Галку, потому что я еще как следует не знала, кем я буду,— посмотри, уже Жуковский.
И красивый же этот город, почти такой же красивый, как наш Харьков! Улицы здесь широкие, как площади, а площадь, мимо которой мы проезжаем, такая огромная, что на ней можно было бы построить еще один автомобильный завод. Дома здесь все новые, высокие, с разноцветными балконами, в магазинах можно заплутаться, столько в них залов. Здесь всё, всё новое, потому что и сам-то город Жуковский, дед сказал, еще очень молодой. От нашего поселка он совсем близко, мама ходит сюда пешком за продуктами. Иногда и нас с собой берет.
А вот уже и железная дорога. Еще минута, всего одна минута — и мы будем дома. Но вдруг слышится длинный-длинный звонок, и перед самым нашим носом закрывают шлагбаум.
— Теперь позагораем,— говорит дядя Слава и выходит из машины покурить.
Мимо нас все идут и идут поезда. А мы все стоим и стоим. А баба Ната нас все ждет и ждет, наверно, беспокоится, куда это мы пропали, не случилось ли с нами чего.
Мы любим считать вагоны в поездах, а сейчас не считаем, сейчас нам не до этого. Но вот шлагбаум стал медленно подниматься. Наконец-то!
Еще издали мы видим нашу худенькую бабу Нату. Она в белой кофточке, а на ногах у нее белые босоножки. Наша баба Ната любит белые платья, белые кофточки. Дома у них с дедом Володей много белого — одеяла на кроватях, занавески на окнах, скатерти. Баба Ната у нас врач, много-много лет, кажется, уже тридцать лет, она работает в больнице, лечит людям глаза, делает операции. А в больнице ведь всё кругом белое, и она нам говорила, что очень привыкла к белому цвету.
Мы с Галкой прямо набрасываемся на бабу Нату, целуем ее, обнимаем. Мы по ней соскучились.
— Уже повисли, поздороваться не дадут,— громко говорит мама.— А ну-ка посторонитесь!
Баба Ната зажимает ладонями уши и смеется:
— Ну и голосок у тебя, дочь.
Я смотрю то на бабу Нату, то на маму. Очень они похожи друг на друга. Только мама полная, румяная, а баба Ната худенькая и почти совсем не румяная. Через двадцать лет мама будет, как сейчас баба Ната, а я, как сейчас мама, потому что похожа на маму. Вот о чем я вдруг подумала.
Дед Володя говорит бабе Нате:
— Познакомься, пожалуйста, это Вячеслав Александрович, бывший моряк Балтийского флота, а теперь шофер первого класса. Сегодня мы уже в третий раз с ним встретились. Вызвал я утром по телефону такси, чтоб на вокзал ехать, смотрю, а за рулем-то мой старый знакомый.
— Главное, ну, еще совсем недавно я вашего хозяина в его институт возил,— сказал Вячеслав Александрович,— посидели мы тогда с ним в машине рядком, поговорили ладком. А нынче вот опять встретились. Не часто такое случается.
Дед берется за самые большие чемоданы, но дядя Слава говорит ему;
— Уж это вы, папаша, бросьте, тут немножко помоложе вас мужики найдутся.
Тропинка к дому узкая, мы идем гуськом. Впереди всех баба Ната. У самого дома она оборачивается и спрашивает нас:
— Кто угадает, чем это тут так пахнет? Мы все нюхаем, и дед говорит:
— Манной кашей, пожалуй.
Это он нас с Галкой дразнит, он знает, что мы терпеть не можем манной каши.
— Пирогами пахнет! — кричим мы с Галкой.
— Вы, молодой человек, любите пироги? — спрашивает дядю Славу баба Ната.
— А за что же их не любить-то? — тоже спрашивает ее дядя Слава.
— Значит, сейчас мы вас угостим пирогами.
Дядя Слава отказывается, он говорит, что ужасно спешит, что попробует ее пирогов в другой раз, но баба Ната даже не слушает его, она берет его под руку и ведет вверх по лестнице на второй этаж, потому что мы живем на втором этаже, а на первом живут другие люди, но они почти всегда в городе.
Пироги дяде Славе нравятся, он качает головой, жмурится, он говорит, что никогда не ел ничего более вкусного.
— Да, уж что-что, а на эти дела наш доктор мастер.— Дед часто называет так бабу Нату — «наш доктор».
Потом мы все провожаем дядю Славу к его «Волге». И вот он уже сел за руль, машина заурчала, тронулась.
— До свиданья,— закричал нам из окошка дядя Слава.— До скорой встречи!
«Какая уж там скорая встреча,— подумала я,— никогда, наверное, мы с ним больше не увидимся».
КАБАНЧИК
— Пожалуйста, не выпускайте Путьку без меня,— попросила баба Ната. Она мыла посуду.
— И без меня,— крикнула мама. Она выгребала все из чемоданов.
Дед подмигнул нам с Галкой и сказал:
— Будем мы тут каждого ждать!
Баба Ната ничего не ответила. Она не видела, что дед вовсю улыбается, но все равно знала, что он шутит. И мама, конечно, знала, но все-таки крикнула:
— А я не каждая, я твоя дочь. Мы встали в кружок.
— Можно я... — начала было Галка канючить, но мама перебила ее:
— Пожалуйста, не делай мне печальных глаз. Так и быть, Путьку выпустишь ты, ты о ней лучше всех заботишься.
— Правильно,— сказала я,— давай уж выпускай.— Но про себя я подумала, что уж больно часто я этой Галке сегодня уступаю, как бы не зазналась.
Галка вынула из коробки Путьку, прижала ее к себе, как котенка, чего-то тихонько сказала ей и опустила на траву. А Путька, ну, хоть бы на минутку задумалась, хоть бы осмотрелась, куда это ее привезли, нет, она только разинула рот, это она у нас так улыбается, вытянула шею и — раз-два — пошагала вперед. Мы с Галкой совали ей ее любимые листья одуванчика, листья клевера, но она и смотреть на них не хотела, а все шла и шла! Наверно, она боялась, что ее опять посадят в коробку из-под папиных башмаков.
Нам с Галкой тоже не терпелось побегать по саду. Дед Володя сказал, что уж ладно, посторожит он нашего крокодила. И мы помчались. Сначала к розам. Это мы их вырастили. Баба Ната, я и Галка. Мама сколотила маленький парничок, насыпали мы в него хорошей земли и посадили черенки, которые нам подарили. Мы часто-часто поливали их, прикрывали бумагой стекло, когда солнце было очень жарким. И уже на следующее лето, в прошлом году, на наших черенках появились цветы. И сейчас кустики уже набрали бутоны, много бутонов.
Потом мы поздоровались с земляничными полянками, Это лесная земляника, потому что не так давно здесь никакого дачного кооператива не было, а вместо него стоял обыкновенный лес. Цветов на земляничных полянах уже почти не было, зато много было зеленых ягод. Наверно, это потому, что, когда мы с Галкой поливали цветы да грядки, мы и про земляничные полянки не забывали.