У нас с Галкой каникулы - Печерникова Татьяна Алексеевна (е книги .TXT) 📗

Я рисовала прутиком дом и думала, что любой бы маль­чишка на его месте давно бы нас с Галкой отлупил.

— Интересно, как его зовут,— сказала Галка.

— Эдиком,— буркнула я.

— А ты откуда знаешь?

— Слышала.

Я соврала. Ничего я не слышала, даже не знаю, почему у меня вырвалось это имя — Эдик.

ГАЛКИНА НАХОДКА

Дача наша похожа на скворечник, она узкая и длинная. Чтобы достать до нашего потолка рукой, деду Володе пришлось бы встать на плечи высокому дяде Славе, кото­рый привез нас сюда с вокзала.

У нас комната и терраса. Мы с мамой и Галкой спим на террасе. Тут только одна стена деревянная, а еще три — просто окна. И все они все время открыты.

Я люблю утро. Я еще даже не успею как следует про­снуться, а уже думаю про себя: «До чего же хорошо!» Да­же зимой так думаю. На улице совсем темно и дует такой холодный сильный ветер, что в школу приходится идти за­дом наперед. И все равно хорошо!

А летом на даче уж совсем здорово бывает по утрам. Целых пять открытых окон на нашей маленькой террасе. В одно окно заглядывают к нам липы: «С добрым утром!». В другое — тонкие березки: «С добрым утром!» А птицы и щелкают, и свистят, и щебечут: «С добрым утром!», «С доб­рым утром!»

Я бегу к окну, возле которого растут березки. Смотрю вниз и вижу, что дед Володя уже марширует по дорожке, значит, он еще только начинает свою утреннюю зарядку. Он тоже меня видит и кричит мне громко:

— Разомнемся, а? Пусть там всякие-другие вылежива­ются.

«Всякие-другие» — это мама с Галкой. Они любят по­слать подольше. Баба Ната уже тоже встала. Она тоже занимается гимнастикой, но очень немножко, потому что ей еще надо успеть приготовить для деда и себя завтрак, они рано уезжают в город.

Дед делает трудные упражнения, у меня они плохо получаются, я стесняюсь деда и всегда прошу его, чтоб он на меня не смотрел. Интереснее всего бегать, дед подни­мает руку и командует:

— Вперед!

Дед Володя довольно полный и старше меня почти в шесть раз, но я за ним еле-еле поспеваю, хотя вон какая длинноногая. Это потому, говорит наш доктор баба Ната, что дед всегда занимается гимнастикой.

Однажды утром мы услышали голос деда Володи:

— Жители сказочного королевства, а жители сказочного королевства!

Так кричал королевский страж в кинофильме «Золуш­ка». И наш дед так кричит, если у него есть для нас инте­ресная новость.

Я сразу подумала, что дед наконец увидел нашу белку Соню. Галка, наверно, тоже об этом подумала и так обра­довалась, что без своего всегдашнего раскачивания мигом вскочила с постели, и мы с ней наперегонки помчались вниз по лестнице.

Дед высоко закинул голову и смотрел на второй ма­ленький птичий домик. Из круглого окошка домика тор­чал длинный нос.

— Здорово, дятел,— крикнул дед,— здорово, дурачина! Что же ты так поздно к нам пожаловал?

Мы с Галкой сначала совсем не обрадовались дятлу А баба Ната, наверно, больше всех птиц любила дятлов, и ей хотелось, чтоб и мы с Галкой их любили.

— Это же такая трудяга,— говорила она нам про наше­го дятла.— Только и слышно: тук-тук, тук-тук. Сколько деревьев он за день-деньской обстучит, а как весело, как звонко вскрикивает, когда перелетает с дерева на дерево, Прелесть, что за птица!

— А белка все-таки лучше дятла,— говорила Галка,— правда, Наталка?

— Конечно, лучше,— ответила я.

— Подождите, еще прискочит к нам и белка,— успокаи­вала нас баба Ната.— Где еще ей найти такой просторный уютный дом.

Но белка все не прискакивала и не прискакивала. Каж­дое утро мы бросали на нашу большую кормушку — крышу низенького сарая — хлеб, крупу для разных птах. Потому они, наверно, и рассаживаются на деревьях возле наших окон, потому так и гомонят по утрам, чтоб скорее им по­давали завтрак. Бросали мы на крышу и орехи. И все по­глядывали сверху из окна кухоньки на нашу кормушку. Хлеб и крупа исчезали быстро, птиц в нашем саду летало все больше и больше. А орехи никто не трогал. Но мы их не убирали. Мы все ждали, как однажды дед опять закри­чит: «Жители сказочного королевства, а жители сказочно­го королевства!» И тут уж окажется, что к нам пожало­вала белка.

Однажды вечером, но когда еще было светло, как днем, сидели мы возле дома на скамейках, они стоят «лицом» друг к другу. Сидели, разговаривали. Немножко говорила я, побольше баба Ната, а больше всех мама. Дед молчал да поглядывал вокруг. Лицо у него было задумчивое, доброе. У него всегда бывает такое лицо, когда он смотрит на деревья, на небо, на птиц.

Галку мама отпустила за калитку порисовать прутиком на песчаной дорожке. И вдруг мы увидели, как она быстро-быстро, словно удирает от кого-то, бежит к нам. Такая довольная, улыбается.

— Сейчас увидите, сейчас увидите,— крикнула она еще издалека.— Увидите, что я нашла! Чур, это мое будет, чур, мое!

Обеими руками она держала что-то покрытое пестрой ситцевой кофточкой, которую сняла с себя.

— Угадайте, что это, ни за что не угадаете,— кричала она.— Ни за что!

— А мы все-таки попробуем,— сказала баба Ната.— Она любила с нами играть в угадайку.— По-моему, это кошка.

— Холодно, холодно,— закричала Галка.

— Кутёнок,— сказала я. Мы с ней так мечтали о собаке.

— Еще холоднее,— Галка нарочно задрожала.— Уф, пря­мо мороз!

— Белка,— сказала мама.

— Немножко теплее, самую чуточку.

Я подумала, что, значит, у Галки в руках не домашнее животное. Кого же она могла поймать. Зайца? Как бы ни так, разве его поймаешь, но я все-таки сказала:

— Заяц.

— Холодно, холодно,— Галке, видно, не терпелось от­крыть свой секрет, она уже даже шевелила губами.

Дед указательным пальцем что-то писал по воздуху. И такая у него была хитрость в глазах, что мы все поняли: он уже давно угадал, но помалкивает.

— Черепаха,— сказала мама.

— Вот еще,— безо всяких «холодно» и «тепло» ответила Галка.— Что нам одной Путьки мало?

Тут уж дед не выдержал.

— Ненаблюдательный вы народ,— сказал он со сме­хом.— Маетесь, маетесь, будто у вас глаз нет. Вы посмот­рите, какая круглая эта животинка. Кого же еще круглее жа могла словить Галка.

— Горячо! — заорала Галка и опустила на стол, который стоял между двумя нашими скамейками, ежа.

Вот это был еж, я даже не знала, что бывают такие большие ежи. И иголки на нем были какие-то ненормаль­ные, зеленые.

— Я нашла его на дороге, он переходил дорогу, и я его увидела. Он хотел подлезть под забор в сад той бабушки, у которой есть внучка Оля.— Тут Галка немножко помолчала, потом сделала бабе Нате большие глаза и сказала тихонько: — Баба Ната, пожалуйста, разреши ему у нас жить.

— Ни в коем случае! — ответила вместо бабы Наты мама.— Вы еще не знаете, как он топает, ходит, будто в барабан бьет.

Мне тоже очень хотелось оставить у нас ежа, и хотя мама сказала: «Ни в коем случае!» — я стала заступаться за ежа, я сказала, что он ходит не так уж громко. И потом он полезный, он уничтожает вредных насекомых.

— И мышей ловит,— добавил наш заступник дед Во­лодя.

Мама сердито глянула на него и сказала, что, если бы еж даже умел стирать белье и чистить картошку, все рав­но бы она его не оставила, что это жестоко держать его в неволе. Пусть живет, где ему нравится, вместе с другими ежами, пусть ест, что хочет, что он привык есть.

— Так ведь Путька же живет у нас одна, без других черепах,— возразила Галка,— а ты же не говоришь, чтоб мы ее выпустили.

Тут заговорила баба Ната:

— Понимаете, девочки, Путьку я купила в зоомагазине. Ее все равно бы кто-нибудь купил, и она все равно жила бы у кого-нибудь дома, и выпустить ее просто боязно, она такая маленькая, беззащитная.

— Ну, уж ладно...— скучным голосом сказала Галка,— пусть идет, куда шел.

Выпустили мы ежа на том самом месте, где его Галка поймала. Потом она сердито буркнула мне, чтоб я не хо­лила за ней, и пошла к Путьке, которую мы днем держали в большом низком ящике в саду. Попасем ее на травке и опять в ящик, чтоб не потерялась. Пить чай Галка пришла скрасными глазами, значит, плакала, значит, очень ей все-таки не хотелось отпускать ежа.