Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (бесплатная регистрация книга txt) 📗

«Я отношусь к тебе так, – произнес Валерий мыслен­но, – как...» И он вспомнил вдруг имя героя кинокартины: Антонио. Его звали Антонио! Как просто!

«Я отношусь к тебе, как Антонио к Кармеле!» Теперь ничто не препятствовало ему сказать это. И лучшей ми­нуты не будет, потому что сейчас эти слова – ответ ей.

Он отвел ото лба нагревшийся нож и встал, чтоб вы­молвить: «Я...» Но, на беду, увидел в зеркале над дива­ном свое отражение. Его лицо было неизмеримо страш­нее, чем он представлял себе. Он не знал, что бугор на лбу лилов, что щека распухла, а под глазом разлился синяк...

Валерий потрогал пальцем синяк, прикрыл теплым но­жом дулю и ничего не стал говорить.

После каникул, когда в школе возобновились занятия, уже у всех учеников было на устах преступление Шустикова и Костяшкина. Известно было, что скоро суд. Стар­шие говорили об этом деле глухо. Тем больше было и шу­ма и шушуканья по этому поводу.

И еще одно приковывало к себе в те дни внимание ребят – впрочем, главным образом старшеклассников: поведение нового завуча.

Как-то после очередного выпуска радиогазеты «Школь­ные новости» он подошел к Станкину и сказал:

– Если я не ошибаюсь, только что передавали, что «интересно прошло занятие литкружка, на котором руко­водительница рассказывала о творчестве малопопулярных, но талантливых поэтов первой четверти века – Блока и Есенина». Так передавали, я правильно расслышал?

– Так. Совершенно правильно, – без удивления отве­тил Станкин, отметив про себя только, что у нового зав­уча завидная память.

– Значит, вы считаете, Блок и Есенин – малопопу­лярные поэты? – спросил Евгений Алексеевич, напирая на «мало».

– Я, собственно, не занимаюсь в литкружке, – сказал Станкин.

– Это неважно. Я спрашиваю вот о чем: по вашему мнению, этих поэтов мало сейчас читают?.. Мало читали?.. Ну, относительно прошлого мне, пожалуй, лучше известно.

– Мало читают? – Станкин прикинул. – Да нет. В магазине приобрести фактически невозможно. Есенина просто никак. И Блока... А что, Евгений Алексеевич?

– А то, что как же у вас, в таком случае, затесались «малопопулярные»?

– Кто-то из ребят написал. Ну, я подумал, что так, видно, нужно. Что... ну, принято, словом, так оценивать, – легко ответил Станкин.

– У нас с вами, – медленно сказал новый завуч, – чрезвычайно серьезный и важный разговор. Нужно, чтоб вы отдавали себе в этом отчет.

– Да, Евгений Алексеевич... – проговорил Станкин с напряженным и подчеркнуто внимательным выражением лица.

Раздался звонок, но завуч не отпустил его, и они оста­лись вдвоем в коридоре, сразу ставшем гулким.

Сдерживая голос, Евгений Алексеевич негромко про­должал:

– Я убежден, что комсомолец может говорить не то, что есть в действительности, или не то, что думает, в од­ном случае: если он выполняет задание Родины в тылу врага. Там это необходимо. Здесь – недопустимо. Я с вас не взыскиваю, – нужно, чтоб вы поняли.

Новый завуч распахнул перед Станкиным дверь 9-го «А» и на мгновение остановился на пороге. Класс встал.

– Станкина задержал я, – сказал Евгений Алексее­вич учителю и осторожно затворил за собой дверь.

Вероятно, слова завуча ошеломили Станкина, потому что он, изменив своему обычаю, на уроке написал записку Валерию. В ней он привел замечание, которое получил от Евгения Алексеевича. Передав записку, Стасик то и дело оборачивался назад: «Что скажете?» У Лены был торже­ствующий вид, у Валерия – невозмутимый. Наконец запи­ска вернулась к нему на парту с односложным ответом Валерия: «Сильно!»

Это Стасик чувствовал и сам.

Стасик привык смотреть на людей, которые воспиты­вали его и сверстников, как-то со стороны. Ему казалось, что воспитатели с их речами о долге, о возвышенном и ге­роическом существуют для тех, кто учится так себе, у кого хромает дисциплина. Ему они не были нужны, так как он уже был воплощением того, к чему они призывали. Он от­лично учился, не нарушал дисциплины, знал, кем будет. И комсомол, в который Станкин вступил вместе со сверст­никами, казался ему организацией, работа которой каса­лась опять-таки не его, а менее сознательных товарищей.

Стасика мудрено было тронуть красивой фразой. Но то, что сказал завуч, тронуло его. Он доискивался: чем?..

На это ответила Лена, которая прочитала записку Ста­сика, адресованную Валерию.

– Ты не представляешь себе простой вещи, – говори­ла Лена Станкину после уроков, глядя поочередно то на него, то на Валерия, – что за его словами стоит жизнь! Точно так же, как за всеми словами Ксении Николаевны стоит жизнь.

– Какая жизнь? – Стасику, внешне во всяком случае, снова не изменяли спокойствие и дотошность.

– Хорошая жизнь, красивая! Та, которую прожила Ксения Николаевна. Или Евгений Алексеевич. Жизнь на­стоящих коммунистов!

– Конечно, Лена... – начал рассудительным тоном Стасик.

– Да это ж просто! – перебила Лена. – Почему мы так слушаем Ксению Николаевну? Потому что она сама живет так, как нам советует.

– Безусловно! – горячо поддержал Валерий.

– Если Ксения Николаевна, – продолжала Лена, – говорит нам: «Не ищите в жизни легких путей», – мы ве­рим ей. Она сама легких путей не искала. И, я думаю, Евгений Алексеевич – то же самое.

– По-видимому, – задумчиво произнес Стасик, – в значительной степени ты права...

– «В значительной степени»! – передразнила Лена. – Каменный ты какой-то, честное слово! Погружаешься с головой в свою геометрию, потом выныриваешь оттуда вдруг и удивляешься чему-нибудь...

– Во-первых, – сказал Стасик, – не в геометрию, а в физику.

– Ну, все равно – в физику!

– Далеко не все равно!

– В данном случае – абсолютно...

– Ребята, – вмешался Валерий, – чего вы? В школе хорошим человеком больше стало, а они спорят!..

Синяк на лбу у Валерия был еще свеж, когда Гайду­ков однажды сказал:

– Надо все-таки против таких вещей принимать дей­ственные меры, – и вытянул указательный палец в на­правлении саблинского лба.

– Принимал уж, – неохотно отозвался Валерий, – свинцовой примочки пузырек целый извел.

– Не то, – усмехнулся Игорь, – я про другие меры: к недопущению, так сказать, подобных случаев. Чтоб, значит, в будущем не приходилось примачивать...

Затем, уже серьезно, Гайдуков рассказал, что у него и у Лены родилась идея, одобренная комитетом: органи­зовать комсомольский патруль. Комсомольцы будут патру­лировать по переулку в часы, когда начинает шевелиться хулиганье. Тех, кто посмеет нарушать порядок, они доста­вят в милицию. Это, безусловно, осуществимо и, безуслов­но, настоящее дело. Как только, спрашивается, раньше на ум не пришло?..

– А как Зинаида Васильевна на это смотрит? – пере­бил Валерий. – Или ее не было, когда комитет вашу идею одобрял?

– Да нет, была, – сказал Игорь. – Ну, она не то что­бы возражать стала, а вопросы задавать: кто, мол, в отве­те будет, если кого-нибудь из нас ножом пырнут? Кто, мол, докажет, что мы были правы, если у нас с хулигана­ми драка завяжется? Не набросят ли на нашу школу тень стычки, которые могут завязаться?..

– Ну, а вы что на это? – спросил Валерий.

– Ты ж понимаешь мое положение, – ответил Игорь. – Я – секретарь комсомола, а Котова просто ком­сомолка. Но, с другой стороны, она – мой классный руко­водитель. Тут такой переплет, что большая тактичность нужна. Я сказал, что мы, конечно, в райкоме комсомола посоветуемся, ее мнение передадим, а там уж как райком решит, так и поступим.

– Толково! – вставил Валерий.

– А в райкоме, – продолжал Гайдуков с довольной улыбкой, – как раз к нам собирались обратиться по тому же поводу: «Встречная инициатива!» – как Жильников выразился. Они организуют районный комсомольский рейд по борьбе с нарушителями порядка. Участвовать бу­дут рабочие, студенты, и десятиклассников тоже привле­кают. Но только десятиклассников – не моложе. Я гово­рю: «У нас в девятых есть ребята покрепче десятикласс­ников. С такой спортивной подготовочкой...» Ну, из девятых тоже согласились привлечь – тех, кто покрепче.