Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (бесплатная регистрация книга txt) 📗

– Что ж, я хоть сегодня готов, – сказал Валерий. – А рейд когда?

– Вид у тебя больно страшенный... – ответил Гайду­ков. – Да до рейда заживет еще! Через неделю рейд бу­дет. Но это – секрет. А идея патрулирования по переулку поддержана. Меня даже связали с комитетом комсо­мола милиции. Завтра наш первый патруль выйдет в переулок.

– Меня назначь!

– В завтрашнюю пятерку тебя не включили. Ничего, ты пока хорошей! Станешь опять красивый – тогда дру­гое дело. Комитет о тебе не забудет – можешь на меня рассчитывать!

Секретарь райкома ВЛКСМ Жильников и новый завуч Евгений Алексеевич пришли на заседание школьного ко­митета комсомола. Явилась, по обыкновению, и Котова. У Лены Холиной и Стасика Станкина замерли сердца от предвкушения чего-то захватывающего. Что-то должно было произойти на их глазах. Слишком разными людьми были секретарь райкома, новый завуч – с одной стороны, и Котова – с другой.

Правда, за последнее время в тоне Зинаиды Васильев­ны поубавилось непререкаемости. Она стала вроде бы при­ветливее. Она даже сама зашла как-то в радиорубку к оза­даченному Стасику, осведомилась, как дела, и, между прочим, сказала, что надо бы опровергнуть упрек, который был адресован Хмелику: мальчик ни при чем в истории со снежком.

Все это было сказано так, точно она не сомневалась, что именно из ее уст Станкин впервые узнает о невинов­ности Лени Хмелика. А то, что затем, без паузы, Зинаида Васильевна заговорила о музыкальной «странице» радио­газеты, подчеркивало к тому же, что перед этим речь шла о сущей безделице... Итак, собственную немалую ошибку Котова исправляла, как чужую мелкую оплошность. Стан­кин, конечно, заметил это.

Стасик и Лена опасались одного перед заседанием ко­митета: вдруг Зинаида Васильевна поведет себя в этот раз, на глазах Жильникова и завуча, как-нибудь безобид­но и невыразительно?

Но она повела себя, как всегда.

– Относительно, значит, вашей новогодней пирушки с танцами, – сказала Зинаида Васильевна. (Она проведа­ла недавно о новогодней встрече у Ляпунова.) – Я проси­ла вас, Гайдуков, составить для меня списочек пластинок, которые там проигрывались. У вас готов?

– Нет еще, – ответил Игорь. – Я, оказывается, боль­шей частью помню мотивы, текст тоже, а названия – нет. Я зайду к Ляпунову, спишу с наклеек.

– Пожалуйста, не забудьте, – сказала Котова. – И не очень откладывайте.

– Хорошо, – ответил Гайдуков.

Вечеринку у Ляпунова Зинаида Васильевна не объяв­ляла пока предосудительной, но старательно собирала о ней подробности.

Лена спросила:

– А Игорю, Зинаида Васильевна, имена исполнителей арий и романсов и названия музыкальных коллективов тоже указывать?

– А почему вы задаете этот вопрос, Холина? – спро­сила Котова.

– Потому, – смиренно ответила Лена, – что это трудо­емкая работа. И, может, ее Гайдукову с кем-нибудь разде­лить?

– Сами не справитесь, Игорь? – обратилась Зинаида Васильевна к Гайдукову.

– Как-нибудь урву время, – сумрачно ответил тот.

– Когда комитет принял решение, обязывающее ком­сомольцев сообщать письменно, какие мелодии они слу­шают на досуге, – проговорил Жильников, – он, вероятно, чем-то руководствовался. Так чем же?

Вопрос был задан всем, в тоне спокойного любо­пытства. Возникла короткая пауза, потом Лена ска­зала:

– Ничем. Потому что комитет такого решения не при­нимал.

– Значит, это вы в порядке личного любопытства? – спросил Зинаиду Васильевну Евгений Алексеевич. – То­гда другое дело. Тогда, конечно, секретарь комитета Гай­дуков может тратить время на составление для вас спи­ска, может и не тратить... А вообще, хочу вас спросить, Зинаида Васильевна: вопрос о музыкальном воспитании представляется вам сейчас первостепенно важным?

– Важный, очень важный вопрос, Евгений Алексее­вич, – сказала Котова так, точно соглашалась с его утверждением, а не отвечала ему.

– Вот всем нам известно... – Жильников встал и ска­зал громко, напористо, как бы не желая больше о живо­трепещущих вещах говорить чинно, неторопливо и туман­но. – Всем здесь известно: возле школы, к нашему стыду, случаются еще хулиганские выходки. Ученики Шустиков и Костяшкин совершили преступление. Что же все это – последствия главным образом плохого выбора музыки для досуга?

– Преимущественно других причин, – степенно про­молвил Стасик.

– Вот именно! – поддержала Лена.

Гайдуков, раздумывая, усмехнулся.

– Бывает, конечно, музыка с разлагающим, как гово­рят, влиянием, – сказал он полувопросительно и точно со­бираясь с духом. – А бывает, что коллектив без музыки разваливается! – неожиданно закончил Игорь и дерзко сверкнул своими за минуту до того скучными, снулыми вроде бы глазами.

– Так чем же вы тогда, товарищи, занимаетесь?.. И неужели для секретаря комитета Гайдукова, энергич­ного, кажется, человека, не найдется дела серьезней, чем списывание названий с патефонных пластинок?! – спро­сил секретарь райкома.

Лицо Котовой как-то клочковато покраснело, а ребята холодно наблюдали ее растерянность.

Котова давно внушила себе, что жила бы безбедно, не будь в школе Ксении Николаевны. И когда она узнала о том, что Ксения Николаевна заболела, то решила вдруг: неприятности позади. Говорили, будто болезнь Ксении Николаевны нешуточная. Может быть, она вообще не вер­нется в школу.

Однако надежды Котовой не сбывались. Ксения Нико­лаевна и вправду поправлялась медленно, но во время ее болезни на заседание комитета явились новый завуч и секретарь райкома комсомола; с Жильниковым у нее было затем весьма неприятное объяснение. Жильников говорил с нею жестко, винил в недомыслии, и после этой именно встряски Котова проявила себя, как говорится, во всей красе.

Придя домой, она швырнула портфель в угол и приня­лась ругать всех и вся, ища, требуя сочувствия остолбе­невших родителей.

Она ругала райком комсомола за то, что он во все вме­шивается; коммунистов школы – за то, что они поддер­живают Ксению Николаевну; Андрея Александровича – за то, что он тряпка.

Отец молча слушал разбушевавшуюся дочь, потом сказал:

– Лучше б ты уехала, куда тебе по распределению полагалось, – в Удмуртию, что ли...

Это ее отрезвило немного. С Андреем Александровичем она назавтра говорила куда менее воинственно, чем соби­ралась; она не упрекнула его в том, что он не защищал ее перед Жильниковым, а лишь посожалела об этом, потупясь.

Андрей Александрович был спокоен, собран и деловит. Он настоятельно посоветовал ей не таить обид и на всех, кто проявил к ней нечуткость, написать жалобы. Дирек­тор полагал, что ей стоит обратиться с письмами в гороно, в редакции газет, может быть, в министерство... Он про­водил ее словами:

– Унывать не следует.

Зинаида Васильевна воспрянула духом. В течение ве­чера она составила четыре жалобы, затем хорошо выспа­лась и утром пошла на почту – отправлять свои письма заказными. В переулке, которым она шла на почту, Котова увидела вдруг знакомые детские лица. Да, это были мальчики и девочки из 801-й школы. Их было десятка полтора. Они толпились возле небольшого трехэтажного дома с балкончиками, с которых по сосулькам капала на тротуар вода. Ребята чего-то ждали. Это походило на не­большую экскурсию, но в переулке не было музея или картинной галереи...

Зинаида Васильевна остановилась незамеченная. До нее доносились обрывки разговоров:

– Да не уйдет она на пенсию!

– А говорят, уходит...

– Ребята, а кто первый про это слышал?

– Ага, и от кого?

– Вчера, возле учительской Макар Андроныч сказал: «Может случиться...»

– Ребята, вдруг мы станем просить: «Не уходите», а она вовсе и не собирается!

– Ну, вы идите, идите. Вперед!

Две девочки вошли в подъезд. Оставшиеся ребята на минуту притихли. Потом как-то сразу, точно по команде, все взгляды устремились вверх, и ребята закричали хо­ром, довольно стройным:

– Ксения Николаевна, не уходите от нас! Мы вас не отпустим!