Во что бы то ни стало - Перфильева Анастасия Витальевна (книги полностью .txt) 📗
Мимоходом Алешка заглянул туда. Необычайное его поразило зрелище…
У выстроившихся вдоль стен столиков дружно колдовали над чем-то розовым с десяток старух. А посредине, как полководец, держа на весу такое же розовое, командовала Найле. Над головой у нее покачивался от кухонного жара плакат: задорная дивчина в красной кофточке и подпись: «Домашние хозяйки, ломайте заплесневелый быт!»
— Кролика надо разделывать так, — четко и ясно говорила Найле, поворачиваясь поочередно к каждой старухе. — Самая нежная у него часть — грудка. Ее тушат в сметане с добавлением перца и лаврового листа… Ой, Леша, это же вы! — заметила она вдруг стоящего с вытаращенными глазами Алешку. — Проходите к Василию Федоровичу, я скоро освобожусь…
Алешка не выдержал, прыснул в кулак. И, трясясь от смеха, заспешил в конец коридора, к своей старой комнате. Оттуда слышался уже не дробный стук ножей: удары топора, молотков, пронзительный визг. Алешка вошел в дверь и свистнул.
Знакомая, с круглой высокой печкой и рядами коек комната превратилась в столярную мастерскую. Койки были сдвинуты к стене и прикрыты газетами, тумбочки тоже. Там, где раньше висела ситцевая занавеска, возвышались брусья-стойки. Два парня молотили по ним, крепя к полу. Два других старательно распиливали визжащей пилой доску. Кто-то разводил в жестянке, грея на углях печки, столярный клей, кто-то тесал топором стойку… Сам Васька с довольным и деловым лицом, зажав зубами гвозди, ползал на карачках по полу, мудруя над фанерным листом.
— Здорово, друзья! — крикнул Алешка. — Меня начцеха вызвал, потому и запоздал. Показывайте, чего делать? Понимаете, какая штука: на рабфак посылают…
— Вот оно что! Неплохо… А мы знали, нарочно тебе до срока не говорили! — загудело в ответ. — Валяй, раздевайся, комендант к десяти перегородку принимать зайдет…
Алешка сбросил куртку, ушанку и включился в общую работу.
Час спустя самодеятельному коллективу плотников был дан сигнал на перерыв. Просигналила о нем Найле. Вместе с ней и одной из старух в комнату вплыл изумительный щекочущий аромат чего-то жареного, домашнего. Найле внесла шипящий противень, ее спутница — большую сковороду с румяной картошкой. Что шипело на противне, обложенное зеленью и кореньями, ребята недолго разглядывали. Живехонько расселись как попало на опрокинутые табуретки, доски, прямо на пол. По-доставали из тумбочек миски, вилки, ножи…
Найле и ее помощница оделяли крольчатиной всех строго поровну. Комната наполнилась теперь хрустом, довольным причмокиванием, смачными возгласами. И это продолжалось до тех пор, пока не обглодали все до косточки!
Перегородка была готова. Комендант принял ее и ушел. От гордо белевшей новенькой дощатой двери терпко пахло смолой.
Васька, Найле и Алешка сидели втроем на расставленной по свежевымытому полу койке. Вторая койка была еще сложена. За перегородкой притихло; видно, все разбрелись по общежитию кто куда. Незавешенное, тоже чисто вымытое оконное стекло светилось и блестело то ли от заводских вспышек, то ли от всходившей луны. Вася неумело и крепко держал Найле за руку.
— Вы, Леша, теперь к нам чаще приходите, — говорила она.
— Ну да, будет у него с рабфаком время по гостям бегать! — пробасил Васька.
— Нет, я все равно приду.
Алешка встал, подошел к окну. От него по полу стелился косо срезанный желтый квадрат.
— Ты чего это вроде загрустил? — спросил Васька.
— Нет, я не загрустил. Я знаешь о чем думаю? — Алешка приложился лбом к прохладному стеклу. — Отчего это все так получается? Вот росли мы вместе, одинаково, да? А сейчас у каждого свое. Ты встретил Найле, у тебя по-другому пошло. Личное, конечно… Я на рабфак иду. Динка все ищет чего-то, на фабрике не ужилась. Ленка? Не поймешь, какая у нее жизнь… Что это, судьба? Нет! Нету никакой судьбы! Собственная воля? Нет. Что ж тогда? Я считаю, за-ко-но-мерность!..
— Развел философию! — засмеялся Васька. — Тебе бы с Динкой потолковать, она на этот счет горазда.
— Да. — Алешка повернулся от окна. — Найле, скажи, а Динка… она к этим… Стахеевым, ну, в общем, к Ленке, пока ты там жила, часто приходила?
— Нет. — Найле подняла к нему правдивое лицо. — Мало приходила. Не по душе ей у них, так и Еленочке говорила.
— А… Ленка? С кем же она? Ведь Стахеевы старики! Скучно же с ними. Ходили к ней кто помоложе? Ребята, подруги?
— Нет, Леша. Только один к ней ходил, знаете вы кто… — Найле смутилась. — Его Ольга Веньяминовна приваживала.
— А она сама как? — Алешка снова смотрел не отрываясь в озаренную вспышками темноту. — Нравилось ей это?
— Я, Леша, обманывать вас не могу, — грустно и виновато ответила Найле.
О том, что Всеволод вернулся из командировки, Лене сообщили две болтливые, кокетливые копировщицы.
Она сидела на своем высоком, обитом клеенкой табурете и старательно водила рейсфедером по голубой кальке. А когда Всеволод вошел в чертежную в необыкновенном полосатом джемпере, посадила на чертеж большую жирную кляксу. Стук арифмометра из конструкторской, шелест ватмана, запах восковки, пляшущие снежинки за окном — все вдруг стало другим… Всеволод издали помахал Лене рукой, улыбнулся. Соседки-копировщицы дружно пронзили завистливым взглядом ее и злорадным — кляксу.
Во время перерыва Всеволод отыскал Лену в очереди за чаем. Сжимая локоть, отвел в сторону. Усатая блондинка, ее учительница по черчению, заметив все, жеманно продекламировала:
Лена разозлилась, а Всеволод, как на пустое место — он умел делать это, — посмотрел на блондинку и сказал:
— Леночка, бесконечно рад видеть вас. Я был в гнуснейшем месте. Камвольная фабричонка под Костромой, пыль, вонь и ржавые трубы, представляете? Сегодня я не отпущу вас никуда, мы пойдем развлечься. Согласны?
— Согласна, — громко, в пику блондинке, сказала Лена.
Большой дом в Замоскворечье, куда сразу после работы привел ее Всеволод, был ярко освещен. Минуя подъезд, они прошли двором, спустились в подвал и постучали в обитую рваным войлоком дверь.
— Куда это мы? — удивилась Лена.
— В бывшую дворницкую, где живут теперь бывшие бельэтажники. Социальное перемещение, ничего не попишешь!
Открыли дверь, завешенную пыльным ковром, и очутились в прихожей, заставленной старинными вещами. Овальное трюмо с треснутым зеркалом, резной ларь, шаткий столик в виде боба… В прихожей никого не было. Всеволод повесил пальто на сломанные оленьи рога, провел Лену в комнату. Она была тоже заставлена: широченная тахта со множеством мятых подушек, рояль, дубовый стол и высокая лампа под платком с черными розами.
— Севочка, вы? Один?.. С дамой? — пропел из соседней двери низкий женский голос.
И нарядная, как-то странно одетая, большая черноволосая девушка появилась перед Леной. На ней было очень короткое платье с косым вырезом и кусок кисеи на плечах.
— Это же персик, совершенный персик! Севочка, вы преступник, что до сих пор не приводили ее… — Она рассматривала Лену с головы до ног без улыбки. — Прелесть. Но требует доработки.
Кровь прилила Лене к щекам, она оглянулась на Всеволода.
— Вы меня как вещь оцениваете, — сказала громко и все-таки пожала протянутую горячую руку.
— Не смущайтесь, Леночка, у Ирэн такой стиль.
В комнату ввалились сразу несколько юношей и девушек, каждая со своим стилем, Лена заметила сразу. Одна стриженная под мальчишку, другая с распущенными волосами и малиновым бантом. Юноши все в ярких, явно заграничных рубашках, оранжевой, зеленой, серой. Когда Всеволод скинул пиджак, они как знатоки ощупали и оценили его джемпер и новый галстук.
— Друзья, кто что принес, прошу! — заявила высокая девушка — хозяйка.
