Важный разговор [Повести, рассказы] - Печерский Николай Павлович (читать книги без .txt) 📗
Бабич понял — ему не уйти от этих полыхавших в небе электрических разрядов. Надо тянуть к земле. Он нажал на рычаги и стал медленно, будто нащупывая среди гор невидимую площадку, снижаться. Бабич сел на плоскую, как стол, вершину сопки. Как этот сумасшедший сумел зацепиться за этот «пятачок», одному богу известно…
Когда самолет плюхнулся на камни, врач сказал:
— Ну, вот и прилетели, вызывайте, товарищ Бабич, санитарную машину.
Но какая там машина, когда вокруг только сопки да глубокие, такие, что не глянешь, пропасти.
Бабич не стал зря пугать врача. Посветил фонариком на карту и тут же нашел среди гор и лесов маленький кружочек — тот самый городок, куда приказали Бабичу доставить больного мальчика.
— Все в порядке, — сказал он. — Погодите минутку.
Бабич вылез из самолета, обошел вокруг «пятачок». Удастся ли спуститься с этой верхотуры? В одном месте разглядел Бабич сквозь сетку хлеставшего вкривь и вкось дождя крутой, поросший кустами шиповника спуск. Видимо, по этой дикой тропке взбирались на вершину горные козы-альпинисты.
Бабич вернулся к самолету, взял на руки мальчика и, спотыкаясь в темноте на голых, скользких камнях, пошел вместе с врачом вниз…
— Это в самом деле так и было? — спросил я синоптика. — Откуда вы знаете про коз-альпинистов и вообще…
Синоптик не ответил. Только пошевелил узенькими, вытянувшимися в ниточку мальчишескими бровями.
Я понял, что зря задал этот вопрос. Раз человек говорит, значит, знает. Не будет же он просто так молоть языком!
— Где сейчас товарищ Бабич? — спросил я и положил руку на колено синоптика: прости, мол, сболтнул не то что надо.
— А где ему быть? Поехал с рабочими на лошадях самолет демонтировать, то есть разбирать. Приказ такой пришел — снять с него все, что можно. Самолет — это все-таки не игрушка, денег стоит. Как вы думаете?
На этом разговор наш и оборвался.
С удочками на плече пришел мой новый знакомый, Вася.
Потоптался на месте, покосился в мою сторону и сказал:
— Рыбу я иду ловить. Нельма сейчас во как берет! Прямо с леской заглатывает.
Подождал ответа, колупнул ногтем пробковый поплавок и добавил:
— Цельное ведро можно наловить. И откуда такая берется — сплошная икрянка!
Я сразу же понял, что Вася приглашает меня на рыбалку.
Простился с синоптиком, взял у Васи одну удочку и, помахивая рукой, пошел к реке.
Нельма, как я и ожидал, не ловилась. Поплавок торчком стоял в теплой, отсвечивающей мазутными плавунами воде. Мы сидели с Васей на берегу и болтали. Он мне про свое, а я ему про свое.
— Если папу простят, мы поедем в Иркутск, — задумчиво и с надеждой сказал Вася. — Папа говорил, у него там один знакомый чудак есть. Детские рассказы пишет… Не знаете такого? Папа с ним в бухту Тикси думал лететь.
Я ответил Васе, что про такого человека не слышал. Мало ли их, чудаков, живет в Иркутске… Украдкой смотрел на своего худенького веснушчатого соседа и думал: конечно же, это не сын Бабича. Это тот самый мальчик, которого вез Бабич в своем самолете. Ну, конечно же, разве не ясно!
В эту минуту мне хотелось сделать что-нибудь очень хорошее и приятное и Бабичу, и этому огольцу в синей пилотской фуражке.
И скорее всего я сделаю так: поеду в Иркутск и скажу тому строгому начальнику:
— Товарищ начальник, Бабич, конечно, виноват, но я вас прошу — простите, пожалуйста, его. Это очень хороший человек.
А еще я расскажу начальнику про этого мальчика, которого усыновил пилот Бабич, про то, как он помогал мне нести тяжелый чемодан, и про то, как мы, удили с ним икряную рыбу нельму.
И конечно же, начальник простит Бабича. Мы будем жить в Иркутске, будем купаться в сердитой каменистой реке Иркуте и, может быть, полетим все вместе в северную бухту Тикси…
Пришли мы с Васей в аэропорт поздно.
Я хоть и измотался за день, но все равно сон не вязал глаз. Хорошо лежать вот так с открытыми окнами на скрипучей железной кровати, смотреть, как вспыхивает, озаряет все вокруг зеленоватым светом юркая заречная молния. А спать — что же, выспаться всегда успеешь.
Утро пришло чистое, светлое. На небе ни тучки, ни перышка. Лесной пожар, или, как называют у нас тут в Сибири, пал, утих. Из-за реки едва слышно тянуло сырым горелым деревом.
Мы снова сидели возле «курятника» на сосновой колоде — и я, и синоптик, и толстый пассажир в роговых очках. Грелись на солнышке и думали про то, что скоро, наверно, прилетит самолет и мы, может быть, навсегда, покинем этот маленький лесной аэропорт.
И всем нам, конечно, было немножко грустно.
Пришла кассирша и сказала нам, что самолет будет только вечером.
— Можете идти купаться, — разрешила она. — Вода после дождя страшно теплая!
Я подмигнул Васе и хотел сказать ему, что сейчас и в самом деле неплохо всласть понырять в реке. Но он вдруг насторожил ухо и сказал:
— А ну, тише, кажется, летит…
Мы тоже прислушались и тоже услышали ровный, стрекочущий гул над лесом.
Вдалеке показалась короткая темная черточка.
Все ближе и ближе. Самолет сделал над аэродромом круг, сверкнул на солнце крылом и пошел на посадку.
— Бабич летит! — воскликнул синоптик. — Чтоб я сгорел, если не Бабич!
Мы все бросились к посадочной площадке. Приминая влажную траву, самолет подрулил поближе к тому месту, где заправляются бензином, пожужжал пропеллером, чихнул и затих.
Из кабины, выставляя вперед ногу в черном курносом ботинке, вылез Тимофей Бабич. Низенький, плечистый, с большим серым зайцем, приткнутым по-охотничьи к поясному ремню.
Бабич увидел меня, улыбнулся одними глазами и придерживая рукой зайца, помчался к Васе.
А потом мы сидели в доме Бабича. Бабич свежевал финкой зайца и, поглядывая на Васю, рассказывал, что с ним случилось и как оседлал он засевший в горах самолет.
— Добрался я по тропинке к тому самолету, сел к штурвалу и думаю — дурак ты, дурак: какой самолет угробил! И верите, рука не подымается, чтобы отвинчивать гайки и приборы. Глянул я направо, глянул налево и даже поморщился — площадка для разгона никудышная, форменный гроб. Ну, ладно, а если вот так дать винту сильные обороты и — в пропасть. Там и выровняю самолет и подыму его в воздух. Мысль у меня в ту минуту крепко работала. «Отойдите, говорю рабочим, сейчас я мотор для пробы заведу».
Взревел пропеллер, задрожали крылья, а вместе с ними дрогнуло и будто огнем заполыхало мое сердце. Не отдам на посмеяние самолет. Сам его сюда бросил, сам и выведу. Наподдал я газу, нажал рычаги — и фюить! Только ветер засвистел за бортом. Вот, товарищи, какая история произошла…
Бабич снял с зайца шкуру, отхватил одним взмахом серый пушистый хвост, подбросил его на ладони и подал Васе.
— Держи, парень, трофей! Вырастешь, может, умнее своего отца будешь.
Мы еще долго сидели с Бабичем, вспоминали всякую бывальщину и небывальщину, говорили о том, как хотели, да так и не смогли полететь с ним в северный порт Тикси…
Утром по радио передали, что в Иркутск отправляется самолет. А про Тикси радио не сказало ни слова. Сиди вот так и жди. Я подумал малость и решил лететь домой. Взял чемодан, купил билет и пошел садиться в самолет.
Бабич куда-то отлучился, и поэтому к самолету провожал меня только его сын Вася.
Вот и мой самолет. Крутолобый, с маленькими круглыми шляпками заклепок на крыльях.
— Вы же там скажите начальнику про моего палу, — сказал Вася. — Вы его хорошенько попросите…
Вася оглянулся, покраснел неизвестно отчего и сунул мне в руку какой-то маленький теплый комочек.
— Граждане пассажиры, — строгим голосом сказала кассирша, — прошу в самолет. Вылетаем.
Я вошел по ребристым сходням в самолет, поставил в багажном отделении чемодан и занял место возле окна.
Васи на прежнем месте уже не было. Тонконогий, в большой пилотской фуражке, он вышагивал к нефтехранилищу, видимо, шел к своему отцу.
Я сел удобнее в узком затянутом парусиновым чехлом кресле и разжал кулак. На ладони у меня лежал пушистый заячий хвостик.
