Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— А потом придется ждать дней десять, пока она не захочет снова появиться, — надув губы, сказал Мик. Словно Луна была в чем-то виновата.
— Зато, когда новолуние, она появляется рано вечером, не надо вскакивать среди ночи.
— А мама отпустит тебя ко мне сегодня?
— Отпустит!.. Андрей, перестань кидать мяч!
Но Андрюшка не перестал. Ему понравилось запускать мяч в траву, а потом весело голосить:
— Сима, поехали! Искать мяч-ч!
— На и больше не бросай, а то Мик его отберет. Понял?
— По-нял… Сима, поехали!
— Какая вредина! — Симка уже малость забыл, как тосковал по ненаглядному братцу. — Ты доиграешься!
И Андрюшка доигрался.
После очередного броска мяч ускакал к забору, а там у самой земли торчал острием наружу гвоздь.
И бросок-то был слабенький, и гвоздик хилый, ржавый (а мяч крепкий и толстокожий), а вот надо же — дырка. Маленькая, аккуратная такая. Воздух вытекал из нее шипучей струйкой, мяч обмяк, на боку появилась ямка. Такой уже не попрыгает, не повертится на пальце.
— Ну что ты наделал! — отчаянным голосом сказал брату Симка. Тот на всякий случай захныкал.
Мик стоял, уронив руки. Глаза стали круглые и блестящие. Кажется, даже со слезинками. Ведь не простой был мячик, а, можно сказать, друг. Почти что живой…
— Мик…
— Да ладно… — горьким шепотом сказал Мик. — Чего теперь… Он же не нарочно…
Симка понял: надо что-то делать. Что-то придумать! Как-то спасать красного Микиного друга… А как? Это же не футбольная камера, не заклеишь, не надуешь снова…
Мик, отвернувшись, сдавливал мяч ладонями и направлял себе в лицо воздушную струйку. Это было словно последнее дыхание друга — так подумалось Симке. Смотреть на Мика не было сил. Симка посмотрел в сторону и увидел, что совсем недалеко дом Фатяни.
— Мик, пошли! Может, Фатяня что-то придумает!
— Что тут придумаешь? — похоронным голосом сказал Мик. Но пошел за Симкой.
К счастью, Фатяня оказался дома. Точнее, во дворе. Занимался привычным делом — чинил мопед. Оглянулся, заулыбался косоватой своей улыбкой.
— Привет… вот, — и Симка без лишних слов протянул мяч. — Нельзя как-нибудь накачать? У тебя ведь есть насос.
Фатяня присвистнул:
— Это все равно что зубную пасту обратно в тюбик толкать…
— Понимаешь, Фатяня, это не просто мяч. Подарок. Вот его дедушки…
Мик молча поблескивал сырыми глазками.
Фатяня покачал головой. Пощелкал пальцем по губам.
— Задачка… Я попробую. Но как раньше все равно не будет, останется затычка.
— Пусть останется! — подпрыгнул Мик. — Лишь бы он тугой был!
— Ладно, вы с часик погуляйте… Но имейте в виду: я точно не обещаю…
— Но ты постараешься, да? — с нажимом сказал Симка. Фатяня бормотнул что-то неясное. Шагнул к раскрытому окну, включил на подоконнике проигрыватель.
Истамбул, Константинополис!
Истамбул, Константинополис! —
заорал динамик (по крайней мере, именно такие заграничные слова разобрал Симка).
Сходили на запруду, искупались. Но без радости. Мик был, конечно, весь в тревожном ожидании, хотя и старался вести себя беззаботно. А на запруде оказалось многолюдно и гвалтливо — там бултыхался десяток незнакомых пацанов. Хотя это Симке незнакомых, а Мика они знали. И называли его Ржавый. «Ржавый, здорово!.. Ржавый, а где твой мячик?.. Эй, Ржавый, ты чё не приходишь в футбол играть?»
— Почему они тебя так зовут? — угрюмо и вполголоса спросил Симка.
Мик безразлично пожал плечами:
— Потому что вот, волосы такие… — и провел мокрой ладонью по жесткой, похожей на стружку прическе.
— Они же не ржавые, а медные. И то чуть-чуть…
Мик снова шевельнул плечом с пятнистым загаром. Ему было все равно. Лишь бы Фатяня спас мяч.
И Фатяня спас его!
Когда пришли на Фатянин двор, мяч — тугой и словно улыбающийся — лежал в подорожниках. Фатяня разогнулся над опрокинутым мопедом.
— Забирайте шарик. Только пришлось сделать пробку.
В мяче, посреди заплатки из рыжей резины, торчал бронзовый колпачок велосипедного ниппеля. Мик с опасливой улыбкой потрогал колпачок мизинцем (все еще с бледным следом чернил).
— Да не боись, держится крепко, — успокоил Фатяня. — А без него никак нельзя теперь. Если вытащить, сразу пшик!
Мик ликовал:
— И не надо вытаскивать! Так даже лучше! Будто ось на полюсе!
— А вертеться на пальце будет? — осторожно сказал Симка.
Мик поставил мяч на мизинец вверх колпачком. Словно острый бронзовый палец прошел мяч насквозь и выскочил-вверху. Мик скользящим ударом ладони хлопнул по красному боку. Мяч завертелся.
— Ну, цирк!.. — изумился Фатяня. Мик высоко подбросил и поймал мяч. Казалось, он сейчас раскланяется, как жонглер на арене. Но он вдруг спохватился, порозовел, опустил голову. И сказал с прерывистым сопеньем:
— Самое-самое… большущее спасибо…
— Да ладно, чего там, — застеснялся Фатяня. — Если ослабеет, приходите, я подкачаю…
На улице Мик радостно поделился с Симкой:
— Это ведь даже хорошо, что такая пробка!
— Пвобка ховошо, — поддержал его Андрюшка. — Квасиво.
— А ты помалкивай, злодей, — пробормотал Симка и виновато покосился на Мика.
Тот присел перед тележкой на корточки.
— Не надо ругать Андрюшку. Он хороший мальчик…
— Я ховоший майчик, — без лишней скромности согласился Андрюшка. — Мик, дай мяч-ч.
— Еще чего! — взвился Симка. — Чтобы опять дыра?
Но Мик дал Андрюшке мяч. Сказал, что бояться нечего, потому что два одинаковых несчастья подряд случаются очень редко. И они повезли Андрюшку домой.
Мик оказался прав: с мячом несчастья больше не случилось. Но другое несчастье было такое, что недавняя беда забылась в один миг.
Пьяная гадина Треножкин разломал телескоп.
Алена потом рассказывала, как это случилось. Она все видела из раскрытого окна мезонина.
Треножкин вернулся откуда-то на мотоцикле, вволок его в калитку. Протащил через двор и поставил почему-то недалеко от Микиного сарая. Был Треножкин то ли изрядно поддатый, то ли в «психованном» состоянии. Пнул свой несчастный трофейный «BMW», выругался, конечно, и зачем-то посмотрел вверх — словно просил у неба защиты от своей неприкаянной жизни. И взгляд Треножкина упал на телескоп…
После уже, через несколько дней, когда дед Мика «взял этого скота за жабры» и выяснял подробности, оказалось вот что: Треножкину почудилось, будто «эта бандура» накрыта клеенкой, которой он, Треножкин, в недавние времена укрывал в своем сарайчике с дырявой крышей мотоцикл. Недавно клеенка у него потерялась, и сегодня вдруг осенило Треножкина, что «интеллигентский недобиток и его дружок стырили чехол для своих сопливых игр» (раньше ему, идиоту, это в голову не приходило, хотя он видел клеенку накануне!).
Он притащил из сарайчика багор.
Он дотянулся до крыши, зацепил клеенку и дёрнул. А она была прижата по краям кирпичами. И один кирпич слетел и брякнул Треножкина по темени («Чуть не убил, падла!»), а потом ударил по бензобаку.
Этого Треножкин вынести не мог! Он любил капризный «BMW» больше, чем всех своих жен (прошлых и нынешнюю). В нем воспылала справедливая ярость. Багром он зацепил чугунную подставку, сдернул телескоп с крыши и растоптал трубу, изрыгая мат и всякие обещания. А оторвавшуюся линзу забросил на поленницу.
Разгром был учинен за несколько секунд. И когда Алена с тяжелым половником вылетела на двор, телескоп уже погиб. Вместо трубы лежало среди облетевших одуванчиков плоское фанерное корыто с дырами от подкованных сапог. А линза косо торчала на двухметровой высоте, наклонно застряв между поленьями.
Треножкин не выдержал гневного напора «конопатой психопатки» и укрылся в доме. Оттуда он грозил Алене вместе со своей супругой (в трудные минуты Треножкины забывали распри и объединялись против общего врага). Алена сперва колотила половником в дверь, потом отбросила его, отошла и заплакала над бывшим телескопом.
