Звезды под дождем (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги txt) 📗
— Сегодня все кувырком, — сказал он, морща лоб. — И ты… Не понимаю я…
— Я вижу, — усмехнулся Сашка. — Кроме тебя, наверно, никому в классе такая дурацкая мысль в голову не пришла… Ну, выкинул бы я записку — вот и все. Я лучше хотел сделать. Чтобы он ее ни с кем другим не послал.
— Но это же глупо, — искренне сказал Валька.
— Ну и пусть… Я хотел, чтобы тебе лучше было.
— Он бы все равно узнал. Проверил бы.
— Когда бы он еще проверил!..
— Да сразу бы… Знаешь, Сашка, ты записку все-таки отдай. Так лучше будет.
— А нет ее, — сказал Сашка.
— Порвал?
— Он ее забрал.
— Кто?
— Чертежник. Я вышел из школы, а он идет навстречу. Вот сейчас, вечером. И говорит: «Постой, Бестужев. Я догадываюсь, что ты еще не успел передать записку». А я злой был и говорю: «Совершенно правильно. Некогда было». А он говорит: «Дай мне ее, пожалуйста». Я говорю: «Я ее, наверно, потерял». — «А ты поищи, — говорит, — постарайся. Если нужно будет, я ведь, — говорит, — могу и другую написать». Я отдал и ушел.
— Интересно, зачем он так?
— Я не знаю. Я только заметил, что к школе он не один подошел, а, по-моему, с Ракитиным. А потом Олежка назад повернул. Или мне показалось…
— Да нет, не показалось, наверно… — начал Валька, обрадованный внезапной догадкой. И вдруг замолчал. Разве об этом надо было говорить! Ведь Сашка — с ним. Это в тысячу раз важнее всяких историй с записками. «Я хотел, чтобы тебе лучше было…» А он-то, чурбан безмозглый…
А если Сашка не простит такую обиду?
— Я знаю, — глуховато сказал Валька. — Ты теперь думаешь, что я дурак и… вообще…
— Конечно, — подтвердил Сашка. — Я поэтому и пришел. Мне очень нравится беседовать с «дураками и вообще».
Валька облегченно передохнул.
Сашка зевнул и сообщил:
— Приказано мне завтра, конечно, в школу без родителей не являться. За срыв…
— И что теперь делать?
— Ничего не делать. Сказал отцу, вот и все.
— А он?
— А он… Расспросил сначала. Потом прогнал: «Что ж ты к Вальке не идешь, дома торчишь?» Будто я сам не собирался… Да, еще я забыл рассказать. Лисовских с Равенковым поругались. Тот вышел из пионерской, а Петька говорит: «Ты больше у нас не показывайся. Галка с тобой больше никуда не пойдет, с таким крокодилом». Все захохотали и ушли…
Валька снова вспомнил полутемный коридор, высокую фигуру Равенкова, вспомнил все, что случилось, и тоска опять уколола его.
— Что же теперь будет? Сашка…
— Да, наверно, ничего, — спокойно сказал Сашка. — А что может быть? Галстук-то ты не отдал. Вот если бы отдал, тогда действительно…
— Ну, не отдал… Все равно они проголосовали. Значит, исключили.
— Ну да, исключили, — усмехнулся Сашка. — Кто же выгонит человека из пионеров, если ребята против? Ведь отряд против. Это все-таки наш отряд, а не Анны Борисовны. И не она тебя в пионеры принимала.
— Меня принимал отряд барабанщиков, — хмуро и твердо сказал Валька. — На рассвете.
— Ну, я знаю… — Сашка вдруг внимательно и резко взглянул на друга. — Ты говорил. Ну и что? Знаешь, ты все-таки сам виноват. Ты все время где-то… — Он покрутил ладонью над головой.
— В мечтах? — понял Валька.
— Ты не обижайся. Но когда только барабанщики да паруса на уме, можно еще не так влипнуть. А ведь не барабанщики тебя сегодня выручали. И не паруса…
Валька помолчал.
— Выручали и они, — наконец сказал он и все-таки немного обиделся. — Ты ведь тоже еще не знаешь…
Ведь в самом деле, не знал Сашка про крепость и про то, как Андрюшка сказал: «Валька, встань». А маленький Андрюшка и большие паруса — это так связано. И барабанщики…
— И все-таки… — тихо и упрямо сказал Сашка.
— Ну ладно… — сказал Валька.
Сашка натянул шапку:
— Ты меня проводи.
Они медленно шли к Сашкиному дому. Уже не было звезд, и сыпал снег. Западный циклон прогнал пронзительный холод, и, казалось, весь город вздохнул спокойно и дремлет теперь под медленным мягким ветром. Деревья вновь развешивали белые кружева. Ступени Сашкиного крыльца были сплошь под снегом.
— До завтра, — сказал Сашка. И вдруг неловко протянул ладонь.
Это было их первое рукопожатие. В последний миг между ладонями скользнула колючая снежинка, но тут же превратилась в теплую каплю.
Валька шагал по улице. Он не торопился домой, шел просто так. Иногда он поднимал лицо, и снежинки щекотали ему лоб и щеки. Скоро снег пошел мелкими хлопьями. В газонах, среди веток низкого кустарника он застревал пушистыми клубками, и казалось, что там прячутся крошечные зайчата.
А под одной из берез Валька увидал на снегу портрет. Крона дерева защищала его от снегопада. Нарисован был тонконогий урод с мрачным лицом и руками-граблями. И стояла подпись: В о в к а.
Валька пожалел неизвестного Вовку, перегнулся через штакетник и пальцем нарисовал на его лице улыбку.
Потом тронулся дальше и, сам не зная как, вышел к школе.
Подошел к крыльцу. Маленький ветер крутил у ступеней снежинки и какие-то клочки бумаги.
Валька поднял клочок и разобрал отрывки слов: «… прид… рисовани… альб…»
Он сразу понял, что держит в руках обрывок записки Чертежника. Видимо, прямо здесь, не отходя, Юрий Ефимович разорвал ее.
Валька поискал глазами и заметил еще два клочка. А больше не нашел. Видимо, ветер уже разнес их по всему кварталу, а снег припорошил и спрятал от глаз. И теперь, наверно, никто на свете не сумел бы отыскать все эти обрывки, сложить и прочитать записку.
— Вот и все, — сказал Валька. Повернулся и зашагал вдоль школы.
В коридоре нижнего этажа горел свет. Он падал из окон на заснеженный тротуар неяркими полосами. Чем дальше от школы, тем больше эти полосы расширялись. Они лежали на незатоптанном снегу, словно редкие желтые клавиши громадного пианино.
У последней полосы, на границе тени и света, маячила маленькая меховая фигурка.
— Андрюшка, — сказал Валька издалека. — Ты чего?
— А ты чего? — откликнулся Андрюшка. Он старался сказать это независимо, но получилось нерешительно и даже немного жалобно.
Валька подошел.
Андрюшка смотрел на него выжидательно и тревожно.
— Я гуляю, — тихо сказал Валька.
Андрюшка вздохнул:
— И я…
«Эх, ты!» — подумал Валька сразу про себя и про Андрюшку.
— Давно? — спросил он.
— Давно. Как ты, — честно сказал Андрюшка.
— Ну, пошли.
— Куда?
— Гулять, — усмехнулся Валька и протянул руку. Рука была без варежки.
Андрюшка сдернул вязаную рукавичку и вложил в озябшую Валькину ладонь свою ладошку — маленькую и горячую.
Так они и пошли, держась за руки, словно два маленьких мальчика. Никто не мог над ними посмеяться: улица была пуста, и только для Андрюшки и для Вальки горели фонари, окруженные светлыми облачками летящего снега.
— Завтра будет совсем тепло, — сказал Андрюшка. — По радио говорили.
— Западный ветер, — откликнулся Валька.
— Значит, будет липкий снег. И мы будем строить корабль. Из снега хорошо получится. Можно вот такие борта сделать. — Андрюшка вскинул над шапкой свободную руку.
— Ледокол? — спросил Валька.
— Ну нет… Просто корабль. С мачтами. Как у тебя в альбоме.
— А паруса? — сказал Валька. — Из снега ведь не сделаешь паруса.
— Не сделаешь, — вздохнул Андрюшка. — Ну, мы без парусов. Будто кругом шторм. Когда шторм, паруса убирают. Да, Валька?
— Не всегда, — сказал Валька. — Кое-что оставляют в любой шторм. Хотя бы кливер… Но на кливер можно найти материю.
— Валька… — нерешительно начал Андрюшка. — Знаешь что…
— Знаю. Нарисовать корабль, чтобы легче делать было. Правильно?
— Нарисовать, — согласился Андрюшка. — Только еще знаешь что?
— Что?
— Мы очень хотим, чтобы ты был у нас шкипер…
«Шки-пер», — без усмешки повторил про себя Валька.
— Будешь? — спросил Андрюшка.
— А кто хочет? — поинтересовался Валька. — Кто «мы»?
