Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (список книг .TXT) 📗
— Как это оса ужалила? — очень удивился Лапоть. — Разве у тебя, Степа, нет кнамьего шарика? Ты походи по траве, обязательно найдешь. Он от всяких укусов защищает.
— Мне обещали подарить…
— Дареные не помогают, — объяснил Лапоть. — Надо, чтобы человек сам нашел…
Степка быстро глянула на Игу, но он отвел глаза.
Степка помолчала и чуть улыбнулась:
— Наверно, оса сразу разглядела, что я не здешняя. Уши не лопухастые.
Трое деликатно, без лишней пристальности, глянули на Степкины уши.
— Дело поправимое, — успокоил Пузырь.
— К середине лета станут как надо, — утешил Степку и Соломинка. Лапоть же посоветовал:
— А если хочешь скорее, подгибай их, когда ложишься спать, и прижимай к подушке. То одно, то другое. В прошлом году у нас в классе появился новичок, и он поступал именно так. Уши стали нормальными буквально через неделю.
Два его друга и с ними Ига покивали: чистая, мол, правда.
— Я попробую, — по-прежнему тихонько пообещала Степка. — А сережки снимать надо?
— Если не мешают, не снимай, — сказал Пузырь. И подбородком показал на утюг. — Это у вас что? В смысле зачем?
Ига не стал вдаваться в подробности.
— Валентиныч попросил отнести в музей, в подарок директору.
— Музей закрыт, — равнодушно сообщил Пузырь и снова поправил штаны. — Мы только что туда заходили… по одному делу.
— Написано «Смена экспозиции», — уточнил Соломинка.
— А директор уехал на три дня в Ново-Груздев, — добавил подробностей Лапоть. — Нам сказала это его заместительница Моника Евдокимовна.
— Еще не легче… — сказал Ига.
Пузырь сел на корточки (колени с любопытством высунулись из дыр). Потрогал утюг, прочитал надпись.
— В музее таких — целый склад. Зачем в нем еще один? Отдайте лучше нам.
— А вам зачем? — удивился Ига.
— Вместо якоря. Мы у соседей старую плоскодонку выпросили, теперь корабль оборудуем…
— Да якорю-то острые лапы нужны!
— Такая штука и без лап удержит, своей тяжестью, — разъяснил Соломинка и тоже присел над утюгом. Тоже потрогал, с уважением.
Лапоть наконец сбросил упругую камеру и сел на нее верхом (и оказался голым по пояс, опоясанным, как юбочкой, снятой зеленой майкой; на груди его была нарисована зубной пастой крючконосая птица с растопыренными крыльями). Он сказал:
— Лапы можно приделать, деревянные, как на древних якорях… Давай, Ига, поменяемся. Вы нам утюг, а мы… что-нибудь интересное. А?
Ига поскреб кудлатое темя.
— Нет, ребята, нехорошо. Мы же обещали…
— Оно конечно… — как-то по-старинному вздохнул Пузырь. А Степка вдруг дернула Игу за футболку.
— Ига, давай отдадим. У нас в кладовке еще один такой есть. Никто не отличит.
— А тебе не попадет?
— Он же никому не нужен…
— Ладно, магелланы, забирайте, — решил Ига. С облегчением. Потому что переть чугунный груз опять в Земляничный проезд не очень-то хотелось.
— Мы вас прокатим на корабле! — пообещал Соломинка. Наверно, он был капитаном (недаром в тельняшке). — Он будет называться «Репейный беркут».
— Хорошее название, — одобрил Ига. — А вы вот еще что сделайте… Генка Репьёв ведь рядом с вами живет? Мы достали лекарство для Ёжика, отнесите его, ладно? Вам по пути, а мы уже умотались…
— О чем разговор! — Пузырь бережно уложил антибредин в нагрудный карман. Потом они с Соломинкой опять ухватили сумку, а Лапоть влез в резиновый калач. Кроме того, Пузырь и Лапоть взялись за концы палки с утюгом, а Соломинка помахал свободной рукой.
Когда они ушли, Степка нерешительно глянула на Игу:
— А они точно отнесут лекарство, не забудут?
— Да ты что!
Наконец они добрались до Мельничной улицы. Это было совсем рядом с Земляничным проездом.
— Вот он, мой дом, — сказал Ига. — Я пошел… А ты… заходи, если что. — О том, что надо будет нести в музей другой утюг, он уже забыл. — У нас квартира четыре, второй этаж…
— Ага…
Стало почему-то неловко. Но Степка вдруг повернулась и побежала не оглядываясь, быстрая, похожая на мальчишку. Только бинт мелькал да дергались под желтой футболкой лопатки.
КОНСТРУКЦИЯ С МАЯТНИКОМ
1
Двухэтажный дом на Мельничной улице, в котором жил Ига, простроили полсотни лет назад. Он был деревянный, оштукатуренный и в меру облезлый — как и те, что по соседству. Зато чем хороши старые дома, так это большими комнатами, высокими потолками и просторными кухнями.
В квартире Иги кухня была такая, что мама сумела там выгородить угол для своей мастерской — с электропечкой и большим, крытым фанерой столом. В этом углу мама лепила из глины кукол. Красавиц в пышных юбках и кокошниках, разудалых парней с гармошками, мальчишек с рогатками, девчонок с кошками на руках. А еще — кнамов, квамов, книмов и прочих обитателей репейных мест. Она обжигала их в печке, покрывала специальными белилами, а затем раскрашивала. Готовые игрушки мама сдавала в лавки, что на рынке в Малых Репейниках, и в художественный салон Ново-Груздева. Туристы и прочие любители сувениров покупали такой товар охотно.
Мама была довольна своей работой. Во-первых, ей нравилось лепить и разрисовывать (недаром окончила факультет народных промыслов), а во-вторых, это дело не заставляло ее надолго уходить из дома. Дому (то есть квартире), где обитают двое безалаберных мальчишек, требуется, говорила мама, глаз да глаз. Кто был одним из безалаберных мальчишек, понятно сразу. А вторым — папа. Это несмотря на его профессорские очки, бородку и солидную должность главного инженера водозаборной станции.
Когда Ига наконец явился домой, мама разрисовывала толстенького чернобородого книма ростом с огурец. На малиновом комбинезоне рисовала желтые пуговицы. Мама поставила книма на ладонь и показала Иге:
— Ну как?
Ига показал большой палец.
— Как настоящий!
— Кто их видел, настоящих-то, — вздохнула мама. — Сейчас даже травяные кнамы и то редкость…
— Ох уж редкость! Я сегодня одного чуть-чуть не раздавил! — вспомнил Ига. И сразу опять огорчился. — Я не виноват. Прыгнул через ручей, а он откуда-то прямо под руку. Я еле увернулся…
— Где это ты и зачем прыгал через ручей? — слегка обеспокоилась мама.
— Помог Анне Львовне дотащить сумку до автобуса, а оттуда домой через овраг…
Мама поставила книма на фанеру.
— Кстати, об Анне Львовне. Как это она пускает тебя на уроки, такого обормота?
— Почему это я обормот? — оскорбился Ига.
Мама была, конечно, права. Но не совсем. Потому что Ига если и выглядел обормотом, то не больше других. Он так и сказал. Мама же сказала, что про других не знает, а вот ее горячо любимый и единственный сын…
— Не школьник, а найденыш из лондонских трущоб. Посмотри, чучело, на себя в зеркало.
Ига не стал смотреть (чего он там на видал?).
— А что делать, если мы такие? Это в Ново-Груздевском лицее все ходят в галстучках, а мы лопухастые… А ты тоже была лопухастая двадцать лет назад! Сама говорила! Ага? И папа…
Мама сказала, что она все же не ходила с репьями в волосах, а папа — в измочаленных штанах с бахромой.
Ига, шипя и морщась, вытащил из похожих на перепутанные стружки волос два репья. А про бахрому объяснил, что нынче такая мода.
— А грязь на майке тоже мода, хиппи ты мой ненаглядный?
Ига скосил глаза. Ух ты, в самом деле…
— Но это уже после школы!
— Когда героически спасал несчастного кнама?
— Нет. Наверно, когда мы со Степкой поднимали шину. Мы нашли ее посреди проезда…
— Кстати, о шине! Значит, это ты чуть не отправил на тот свет бедную Маргариту Геннадьевну? Я встретила ее полчаса назад в овощном магазине, она и говорит: «Ах, голубушка, мне очень неприятно сообщать вам это, но ваш сын недавно пустил на меня тяжеленное колесо от какой-то громадной машины. Я еле увернулась, при моей комплекции это непросто. Я узнала вашего Игоря, хотя он с сообщником спешно удалился с места происшествия». Отвечай честно: было?
