Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (список книг .TXT) 📗
Ига честно взвыл:
— Я нарочно, что ли? Мы поставили шину ребром, а тут оса ее как клюнет! Она как взвоет!
— Шина?!
— Да не шина! Степка!
— А почему «она»? Если Степка…
— Потому что девочка! Степанида… Шина поехала вниз, а эта башня вдруг выплывает ей навстречу!
— И-горь…
— Ну, не башня… дама. То есть Маргарита Геннадьевна… Ей бы шагнуть назад, а она встала и верещит… А сбежали мы со Степкой, когда увидели, что никто не пострадал.
— И слава Богу, что никто… Ты должен пойти к ней и как следует извиниться.
— Ну, мама! Ну… как-нибудь потом, ладно?
— Она, бедная, призналась, что после этого случая будет икать от ужаса до конца своих дней…
— Ох уж… Да если бы шина и попала в нее! Все равно что бубликом по водокачке.
— Игорь, как тебе не стыдно!.. Кстати, о водокачке. Папа приходил обедать и рассказал, что у них на станции ЧП.
— Небось опять трубу разорвало?
— Не о том речь! В систему очистки попали два ручейковых квама! Этакие мореходы-путешественники! Надумали в лодке из сушеной тыквы отправиться по озеру на Малый Лопуховый остров, к друзьям! Не рассчитали силы, течением их затянуло в приемный шлюз, они застряли у первого фильтра. Пришлось выключать насосы, доставать…
— Вот растяпы! А дальше что?
— А дальше ничего интересного. Отругали, отвезли вместе с лодкой к ручью, велели больше не соваться на открытую воду…
— Кстати, о воде, — быстро сказал Степка, чтобы мама не вспомнила об извинениях. — Квамы запрудили Говорлинку. А на берегу я встретил Генку Репьёва. Он хотел бродить в речке, да я отговорил…
— Ты его как-нибудь приведи к нам. Вместе с Ёжиком. Я их вылеплю. Будет сувенир: «Юный поэт из Малых Репейников и его говорящий Ёжик».
— Ладно! Только позже, когда Ёжик выздоровеет. У него то ли пневмония, то ли ОРЗ. Мы со Степкой бегали, искали лекарство…
— Кстати, что это за Степка? Я такой личности в кругу твоих приятелей не помню.
— Она недавно приехала, к деду с бабкой. Случайно познакомились, когда… — он чуть не брякнул «когда она уронила на меня утюг», но представил мамины большие глаза, — … когда я шел по Земляничному проезду.
— Вот так шел и познакомился? Весьма отрадно.
— А… прочему отрадно?
— Значит, растешь, раз появился интерес к девочкам…
— Ой, да какой там интерес! — опять взвыл Ига. — Она малявка, ей девяти лет нет! У нее еще не все зубы выросли!
— Это неважно. Знакомство с девочкой всегда облагораживает мальчика.
— Ага, она облагородит. Вот ты увидишь, когда придет. Она еще больше чучело и «найденыш», чем я… Мама, а что у нас есть в холодильнике?
— Борщ и котлеты. Сейчас разогрею… Или сам?
— Я не хочу есть!
— Ты никогда не хочешь есть. А кто обещал соблюдать режим?
— Кто бы это? — Ига поднял глаза к потолку.
— Молодой человек, вы сейчас получите по загривку.
— Но режим же нужен в учебное время, а сейчас почти каникулы!
— «Почти» не считается.
— Считается, считается! Мам, а соку случайно нет?
Мама внимательно посмотрела на неисправимого «найденыша».
— Сок случайно есть. Апельсиновый. Возьми в холодильнике коробочку. Но не забудь, что тебе надо извиниться перед Маргаритой Геннадьевной.
— Ну, ма-а… Потом, ладно? Когда она перестанет икать… А сок с трубочкой?
— С трубочкой, несчастье ты мое, с трубочкой…
2
Тонкие пластмассовые трубочки для «сокососания» Ига собирал где только мог. Это был строительный материал. Ига уже целый год сооружал из трубочек ни на что не похожую конструкцию. Он так и называл это свое создание — «Конструкция».
Ига просовывал в трубки тонкие проволочки, скручивал их, выгибал кольцами и спиралями. Бывало, что он соединял трубочки каплями сосновой смолы, которую находил на пахнущих лесом поленницах (в Малых Репейниках было еще немало домов с печками). Иногда спаивал проволочки оловом, а пластмассу склеивал ацетоном. Получалось что-то невообразимое. Вначале Ига изготовил нечто напоминающее модель решетчатого подъемного крана с тонкой башней и длинной стрелой. Потом, почесав кудлатый затылок, задумчиво изогнул башню дугой, а стрелу свил спиралью. Укрепил их в таком виде на дощатой подставке. Это стало основанием Конструкции. После того Ига стал наращивать хитрые ответвления, всякие детали из ажурных пирамид, кубиков и конусов, соединял их плавными трубчатыми дугами и плетеными мостиками.
Зачем он это мастерил? Ига не знал. Нравилось, вот и все. По какому плану строил Конструкцию? Да без всякого плана! Как говорится, по наитию. Наверно, вот так сочиняют свои сонаты и симфонии композиторы — прислушиваются к своим внутренним мелодиям и, нащупав самую хорошую, начинают обрадованно молотить по клавишам. Что-то внутри подсказывало Иге: именно здесь надо изогнуть разлапистую ветку этого решетчатого дерева, именно сюда пристроить склеенную из трубок фигуру, похожую на морскую звезду…
На краю доски Ига укрепил воротца из толстой алюминиевой проволоки. И повесил под ними маятник от старых часов-ходиков, который нашел в мусоре за сараем. Для чего? Ига опять же не знал. Но, видимо, маятник был нужен Конструкции. Когда Ига удачно приращивал к ней новую деталь, маятник сам собой принимался качаться. Будто под часами. И (можете не верить, но это правда) в тишине слышалось отчетливое «такки-так», хотя, казалось бы, «такать» было совершенно нечему.
Папа присматривался к работе Иги с интересом и молча. Но однажды не выдержал:
— А какова все-таки у этого сооружения функциональная нагрузка?
— Че-во? — сказал Ига.
— Проще говоря, какая от этой штуки польза?
— А! Она помогает мне думать…
И папа отошел с уважительным пониманием, чуть не на цыпочках.
Конструкция и правда странным образом помогала Игиным размышлениям. Не всяким, а серьезным. О времени, о пространствах, о четвертом, пятом и всяких других измерениях. Такие мысли приходили чаще всего перед сном. Ига лежал на узкой тахте, смотрел на Конструкцию и пытался разгадать то одну, то другую тайну Вселенной. Или скорее даже не разгадать, а почувствовать кончиками нервов (иногда жутковато и сладко замирала душа). Например, какая природа у бесконечности?..
Некоторые люди не могут понять, что это такое — бесконечность. А Ига понимал. Наоборот, он не мог представить, что у Вселенной могут быть какие-то границы. Как это: мчишься, мчишься в космосе миллиарды миллиардов световых лет, а потом хлоп — и граница? Какая? Стенка, что ли? Чушь, да и только… Некоторые говорят: всемирное пространство замкнуто. Ну, вроде бы оно как необъятного диаметра внутренность шара. Летишь по нему, и кажется, что движешься по прямой, а на самом деле — по кольцу. И в конце концов можешь вернуться в то место, откуда стартовал. А через какое время вернешься-то? Через бесконечное?.. А что, если во время такого полета резко свернуть в сторону? Упрешься в оболочку «шара»? А можно ее пробить? А если пробьешь, за ней что? Другая вселенная? Ну, и выходит — опять нет конца.
Да, что у бесконечности конца нет, было понятно. Неясно другое — было ли у нее начало? И во времени, и в расстояниях. Ученые решили, что мир возник после того, как взорвалась материя, сжатая в крошечную точку. Допустим. А откуда взялась эта точка? А что было до нее? Или она была всегда? А где она находилась? Существовала только внутри себя или все же висела в каком-то пространстве? В каком?..
О природе пространства Ига тоже размышлял немало. Он понимал, что не бывает пустоты. Нигде, даже там, где нет ни звезд, ни галактик, ни всяких энергетических волн и полей. Оно, пространство, очень такое… проницаемое, да, и все же в нем есть какая-то структура. Вроде как в удивительно прозрачном кристалле. И если разгадаешь эту структуру, можно ее перестраивать, раздвигать и проникать в миры уже совсем других пространств…
