Жизнь, театр, кино - Жаров Михаил (серия книг txt) 📗
Толстой посмотрел на меня внимательно, как никогда еще не смотрел, губы его вытянулись, глаза округлились...
'Богдан Хмельницкий'. Режиссер И. Савченко. Киевская
киностудия, 1941 год. 'Дьяк Гаврило был свободолюбивый, жизнерадостный казак и любезный кавалер! Свой крест и
пистоль он пропил, ухаживая за хозяйкой, - говорил мне А. Корнейчук и показывал на Э. Цесарскую, которая играла
шинкарку
- Знаете, что он мне сказал, - обратился Толстой к кому-то из сидевших рядом, - что Меншиков-то похож на мушкетера. Слыхали? Да ты, оказывается, хитрый!
- Какой там хитрый. Вот износил уже два полных костюма, а аромата эпохи, которым отличается петровский молодой человек от нашего, уловить не могу. Так мне кажется...
Уже кончился перерыв, и меня звали на съемку крупного плана, а у меня еще были тысячи разных нерешенных "но", которые требовали разъяснений.
- Тебе нужен аромат петровской эпохи?
- Да!
- Чудаки, вы, рябчики! Да он кругом здесь, на каждом шагу, в каждом камне, нас окружают петровские чудеса, только успевай поворачиваться. Не умеете ловить аромат, поэтому и не ловится, - сказал он сокрушенно. - Вот поезжай сегодня, не откладывая, после съемки в Петровский дворец, что в Летнем саду, каждый день ведь мимо ездишь, да переночуй там. Вот так, как есть, в костюме, Пригласи Симонова, может, и он поедет, и проведите там вдвоем ночку... Глядь, Петр-то и приснится, аромат-то и появится, если вы еще захватите штоф!.. Гы, гы, гы! - закончил он, сочно смеясь. - А я сейчас поеду мимо и все устрою! Хорошо?
 |
| 'Богдан Хмельницкий'. - В бога веруешь? - Горилку пьешь?.. Так дьяк Гаврило проверяет качества настоящего казака |
Ночь в летнем дворце
Симонова на съемке не было, и меня отвезли во дворец одного.
Раскинув на полу свой тулуп, я приготовил все ко сну, как в кадре ночной сцены Петра и Меншикова, когда, засыпая, они ведут разговор о России.
Нарезал в деревянную чашку свой ужин, в настоящую петровскую бутыль перелил армянский "коллекционный", зажег свечи в шандале (подсвечнике) и, сев за стол у окна, ждал Симонова.
Передо мной открывался фантастический вид на Неву, Петропавловскую крепость и дальше на Крестовский остров.
 |
| 'Богдан Хмельницкий'. - Пью, дорогой, пью! Тильки что-то скупо подносить стали! - нарушая авторский текст, весело ответил дед, |
хитро прищуривая глаз
В этом районе Ленинград неповторим: утром он, как нежный акварельный рисунок, - все тона голубовато-розовые, днем они совсем другие - новые, яркие краски и резкие светотени ломают линии строений, придавая им причудливые ракурсы. А красавица Нева как-то особенно мощно и мятежно катит свои волны. Вечером это вновь тихий, прозрачный, романтический, нереальной красоты град.
 |
| 'Матерь божья! Пресвятая богородица! Ты слышишь меня?' -кричал Гаврила, пугая Богдана (Н. Мордвинова) и Довбню (Б. Андреева) |
Может быть, именно здесь, на этом "берегу пустынных волн", стоял Пушкин, когда писал:
Люблю тебя, Петра творенье...
Да, он разнообразен и по-разному красив, при всякой погоде и во все времена года, этот чудесный город!
Я сидел у окна и смотрел как зачарованный.
Окно угловой комнаты создавало для пейзажа естественную рамку, которая так удачно отрезала боковые современные здания, что передо мной предстала как бы величественная панорама старого Петербурга. Таким я его еще никогда не видел.
Старые часы хрипло отстукали одиннадцать вечера, но было совершенно светло, и свечи горели только для настроения.
 |
| Н. Мордвинов и Б. Андреев перенимают опыт, как надо пить из казацкой чарки |
В доме стояла исключительная тишина, даже не скребли мыши. Я очень устал, и хотелось спать. Ранняя съемка, волнения встречи с Толстым, атаки верхом давали себя знать.
Симонова, вероятно, не известили, и я, выпив положенное и закусив один, улегся на тулуп. Уснул моментально.
Энтузиазм в этой сцене возникал от торопливого стремления поскорее вылезти из бассейна с водой. Ведь там пришлось
сидеть всю рабочую смену
Но, как мне показалось, я так же быстро и проснулся от солнечного луча, который бил прямо мне в лицо. Потянулся, открыл глаза... Незнакомая комната, и стены, и окна со странными переплетами рам. Старые дамы, смотрящие на меня с портретов, и я, лежащий на полу в мундире... Все показалось мне сном, и, не желая терять его, упустить, я снова крепко зажмурил глаза.
Разбудил меня стук, кто-то настойчиво и, очевидно, давно стучал. Я быстро открыл. В дверях стоял Алексей Николаевич, свежий, пахнущий утром.
 |
| 'Богдан Хмельницкий'. На роль Великана пригласили борца из Киевского цирка |
- Разоспался, светлейший! - сказал он, улыбаясь. - А я приехал за тобой!
- Сейчас, мин херц!
Пока я бегал умываться, он успел налить из термоса кофе и развернуть пакет с едой.
- Закусывай. Вот и поедем на съемку, уже шесть часов. Чудесное утро!
Я смотрел в его добрые глаза. В эту минуту он был для меня самым дорогим человеком.
- Алексей Николаевич!
- Ну что?
Я молчал. Он посмотрел на меня и, похлопав нежно, нежно по руке, сказал:
- Ну, ну! Утри нос и ешь! Ишь, как тебя разобрало!..
"Жалование получаешь, - терпи!"
Снимали сцену для первой серии:
"Меншиков просыпается после ассамблеи. Голова болит -много выпито.
Вылезая из-за полога кровати, хмуро орет: "Катя! Квасу!".
Вбегает Петр, он в руках держит мундир из гнилого сукна, которое поставляет на армию Меншиков.
"Вор!" - кричит царь в гневе и, подбегая, бьет Меншикова".
Николай Симонов - артист серьезный, играет роли трагические, шутить не любит!
И если в сценарии написано: "Петр бьет Меншикова", можно не сомневаться - выдаст все, что положено.
Я уже нервничать начал с утра, хожу рассеянный, все из рук валится.
- Ты что? - спрашивает Петров.
- Да вот, думаю о сцене.
- Ну, и что же придумал?
- Не надо битье снимать одним куском, как написано в сценарии.
- Почему это не надо? Почему?
 |
| 'Богдан Хмельницкий'. Оператор Екельчик отлично снимал, умело 'подавал' актера, тонко интерпретировал его состояние |
И, как моряк, который, смотря на темный горизонт, говорит: "Не нравится мне что-то туча", - так и я, указывая на сидевшего в углу Симонова, произнес шепотом:
- Не нравится мне сегодня что-то Симонов, уж слишком старательно готовится к нашей сцене, зачем-то все выходит, потом, разглаживая усы, начинает тяжело дышать...
- Молодец! Сцена тяжелая... Он и готовится...
- Меня бить! - сказал я сокрушенно. - Да?
