Воспоминания - фон Тирпиц Альфред (электронная книга txt) 📗

По моему мнению, а это мнение разделяют не только граф Бернсторф, принц Гацфельд и тайный советник Альберт, но и все другие лица, побывавшие там в начале войны, Вильсон никогда бы не смог объявить нам войну, если бы мексиканская депеша и целый ряд других ошибок не восстановили против нас население запада и юга Соединенных Штатов, относившихся к Германии вполне дружелюбно.

О том, что означает вступление Америки в войну против нас для Антанты, мне вам говорить незачем.

Мой ответ от 23 июля 1917 года характеризует следующая выдержка: В своей телеграмме г-ну Бассерману и его превосходительству Шпану я хотел выразить уверенность в том, что намеченная декларация в рейхстаге является неуместной как с внутренней, так и с внешнеполитической точек зрения. Даже если предположить, что мы должны стремиться как можно скорее договориться с Вильсоном, отказавшись от подводной войны, снижение эффективности этой войны на глазах у всего света и мольба о мире кажутся мне неправильными с чисто деловой точки зрения.

Как вам известно, объявление подводной войны 4 февраля 1915 года поразило меня как своим характером, так и выбранным для этого временем в особенности потому, что еще 27 февраля я договорился с тогдашним рейхсканцлером о временной приостановке подводной войны. После того как мы возвестили всему миру указанное военное решение (притом не без трубных звуков), нам следовало держаться этого решения. Наше постоянное и отчасти недостойное отступление перед выпадами Вильсона способствовало переизбранию последнего. Наступательная политика нот, направленных против неслыханного нарушения Вильсоном нейтралитета, напрашивалась сама собой и была бы совершенно безопасной. Уничтожающую ноту Вильсона вообще не следовало принимать, исходя из вполне реальных соображений. Я уже не говорю о неумелом и неудачном урегулировании нашей дипломатией инцидента с «Суссексом».

Весной 1916 года Соединенные Штаты не объявили бы нам войны. Происходившие в то время прения в вашингтонском сенате и конгрессе являются достаточным доказательством этого. Это был самый подходящий момент для активизации подводной войны; хозяйственная мощь Германии и ее союзников в то время была еще достаточно велика. Поскольку президентские выборы были еще впереди, Вильсон не мог пойти на объявление войны. Чтобы влияние подводной войны успело проявиться полностью, требуется время; этим временем мы тогда еще располагали, а потому могли сделать нейтральному судоходству более значительные уступки, чем показалось впоследствии возможным даже руководящим лицам. К 1 же февраля с.г. мы уже сильно приблизились к краю пропасти. Тут надо учесть еще одно обстоятельство, вытекающее из английских контрмер. В вашем письме вы сами упоминаете о конвоях; но последние могут принести пользу лишь при наличии большого числа охотников за подводными лодками. Мы дали Англии время, необходимое для их постройки, а также для эффективного вооружения всего ее торгового флота и проведения целого ряда других контрмер. В количественном отношении эти мероприятия Антанты оставляли за собой наши успехи в области усиления подводного флота. Заранее определить, в какой мере эти мероприятия уравновешивали рост нашего подводного флота, было, разумеется, невозможно; кто работал над техническими вопросами этого характера – знает, что достижение подобного равновесия всегда возможно. Поэтому отсрочка энергичного применения подлодок являлась хозяйственной, политической и военной ошибкой. Я пришел к этому убеждению на основании того, что, как вы правильно заметили, всегда был далек от недооценки вмешательства Америки в войну. Я знаю, что вы держались того мнения, будто я принес строительство подлодок в жертву строительству дредноутов. Я уверен, что в этом вы ошибаетесь; в начале войны наш подводный флот стоял на первом месте. Правда, мы этим не хвастались. Во всяком случае сконструировать подлодку с большим радиусом действия нельзя было раньше, чем мы получили соответствующий двигатель; автомобильные моторы для этого не годились.

Что касается эффективности подводной войны в ее нынешней форме и вопроса о продолжении ее, то хотя в свое время я избрал иную форму ее и теперь вынужден считать, что шансы на успех сильно понизились вследствие запоздалого объявления этой войны, я твердо убежден в том, что после объявления ее в феврале нам не оставалось ничего другого, как продолжать ее с величайшей энергией, пока Англия не будет вынуждена заключить мир, содержащий предпосылки восстановления нашего хозяйства и обеспечивающий наше положение.

Я полагаю также, что мы все еще можем достигнуть этого успеха путем борьбы против неприятельского судоходства, хотя и с большим трудом и медленнее, чем раньше. Но для этого необходима также ничем не отвлекаемая и не ослабленная энергия правительства и нации, равно как и политика, гармонично дополняющая ведение войны.

Как бы то ни было, если бы даже в 1916 году Америка поступила так же, как в 1917 году, для нас было бы все-таки лучше, чтоб американцы пришли на год раньше, когда мы и наши союзники еще сохраняли свои силы. Конечно, Америка все равно постаралась бы предотвратить поражение Англии. Но в 1916 году подводная война могла предотвратить поражение Германии. Исходя из тогдашнего и позднейшего опыта, в начале 1916 года подводные лодки могли ежемесячно топить не менее 700 000 тонн, а впоследствии и 1 000 000 тонн, я не привожу здесь более высоких цифр, называвшихся опытными командирами. О воздействии этого факта можно сказать, что вызванный им подрыв мирового хозяйства Англии и ее боеспособности, не говоря уже об общих политических последствиях, значительно и надолго облегчил бы наше положение на западном фронте и сильно сократил бы рвение, с которым Америка стремилась приложить свои усилия в сухопутной войне. Кроме того, прирост тоннажа, который принес Антанте 1917 год, был невозможен годом раньше, так как вновь заложенные верфи еще не работали. Было бы нелепо отрицать, что и мои взгляды на подводную войну, высказывавшиеся весной 1916года, могли заключать в себе сомнительные моменты, способные отсрочить достижение конечного результата. Однако в то время у нас было уже достаточно опыта, чтобы видеть, что чем дольше длилась война, тем опаснее становилась для нас Америка. Уже в 1916 году она стала для нас опаснее, чем в 1915 году. То была непрерывная цепь, и нам не следовало закрывать глаза на это развитие.