Воспоминания - фон Тирпиц Альфред (электронная книга txt) 📗
8
История подводной войны длинна и скорбна. При том методе, которого держалось наше политическое руководство в последние годы, промахи неизбежно следовали один за другим, сливаясь в мутный поток.
Начало подводной войны – объявление запретной зоны – было преждевременным, необдуманным и неудачным по форме; возвестили его миру с ненужной помпой. Но мы не удержались на занятой позиции и постоянно обнаруживали слабость и робость. Мы склонились перед Вильсоном и помогли ему упрочить власть над Америкой. Создалось впечатление, что у нас нечистая совесть, а это придало правдоподобность утверждениям англичан, будто подводная война безнравственна. Таким образом, своим неуместным поведением мы затруднили себе возобновление подводной войны и сделали его более опасным. Ибо после того, как мы столь долго отказывались от нашего права, стало казаться, что и мы видим в подводной войне нечто противное законам гуманности, между тем как никто не возвышал голоса, когда Англия творила гораздо худшие вещи.
По своей решительности, жестокости и циничному подавлению противника образ действий Англии во много раз превосходит немецкий; то же самое можно сказать и об ее умении делать свою точку зрения приемлемой даже для врага. Таким образом, вследствие наших колебаний германский народ с его безграничным доверием к иностранцам был введен в заблуждение и стал относиться к английской голодной блокаде, внесшей банкротства и потрясения, чахотку и смертельную нужду в нашу дотоле цветущую страну, как к части божественного мирового порядка. Напротив, подводная война объявлялась жестокой и безнравственной, хотя она поражала главным образом вражеские грузы и почти не уносила жертв; во всяком случае за все годы враг потерял от нее меньше жизней, чем теряли немцы на западном фронте за один день войны, и даже меньше, чем ежедневно теряли они от голодной блокады, бесчеловечно продолжавшейся и после заключения перемирия! Ибо англо-саксонское ханжество и германское безрассудство не знают границ.
Приказы командирам подводных лодок представляют собой сплошную цепь указаний, препятствий к выполнению их и противоречий; они стоили нам лучшей немецкой крови и похитили у нас конечный успех. Подводная война не удалась потому, что Германия не сумела последовательно и твердо проводить в жизнь ту идею, что всякое законное средство морской войны должно было применяться безоговорочно и до конца.
Если же мы отказывались от этой последовательности, то уже весной 1916 года надо было считаться с неизбежностью поражения. В то время оно было бы менее тяжелым, чем впоследствии. Армия и дипломатия не имели средства предотвратить поражение. В таком случае продолжение войны против Англии было преступлением. Время работало против нас. Однако флот еще некоторое время располагал средством поразить Англию в самое сердце. Вопрос заключался лишь в том, хотели ли мы пойти на его применение, несмотря на американскую опасность. Если не хотели, то нам предстояло все больше слабеть и дойти до краха. Если хотели, то нельзя было терять ни одного месяца. Это было самое простое решение. Мы не смели нерешительно топтаться перед ним. Рассчитывать на посредничество Америки значило терять время. Так я смотрел на тогдашнее положение вещей, и события показали, что таким оно было и в действительности.
Заявление от 8 февраля 1916 года о том, что мы будем все же нападать на вооруженные торговые суда, было просто игрой и надувательством нашего народа.
Позднее мы сначала отрицали, а потом порицали совершенно правомерное торпедирование «Суссекса». Вместо того чтобы после этой вторичной уступки Вильсону скомандовать, наконец, к бою готовсь!, осенью 1916 года, через голову Гинденбурга и Шеера, была испробована новая половинчатая разновидность подводной войны. Затем в начале 1917 года последовало противоречивое сочетание неограниченной подводной войны с мирными предложениями. Наконец, началась неограниченная подводная война, которая за год до того явилась бы выражением уверенности сильной нации в своей победе, а теперь была неуверенно предпринята как акт отчаяния при померкнувшем престиже. А за всем этим последовала история болезни, заключавшейся в политически халатном отношении, подрыве и стратегическом ослаблении этой войны, руководство которой находилось в руках вождя, не верившего по-настоящему в ее успех.
Если бы в Германии могли предусмотреть русскую революцию, то возможно, что в 1917 году нам не пришлось бы прибегнуть к подводной войне как к последнему средству. Однако в начале 1917 года не было заметно еще ни одного внешнего признака русской революции. С другой стороны, официальные учреждения Германии, очевидно, не вполне отдавали себе отчет в разрушительном действии ошибок, совершенных нашей дипломатией в обращении с Вильсоном, в особенности от ноты по поводу «Суссекса» до мексиканской депеши; только эти ошибки сделали возможной ту ярость, с которой американский народ бросился в войну, столь чуждую его собственным интересам.
Трудно сказать, объявил ли бы я подводную войну в начале 1917 года, если бы являлся в то время ответственным руководителем и располагал всеми сведениями, которые тогда можно было собрать. Правда, наше запутанное положение едва ли оставляло нам другой выход, если мы хотели избегнуть окончательного краха. Ценность подводной войны успела уже значительно уменьшиться, а связанная с ней опасность возрасти. В качестве непосвященного частного лица я чувствовал, что война была начата с опасным опозданием, но мнения лиц, находившихся у дел, убеждали меня в том, что это средство можно и должно было испробовать{230}. И действительно, если бы мы в то время сосредоточили все наши силы на достижении этой цели, являвшейся нашим последним шансом, как это сделала Англия, чтобы воспрепятствовать подводной войне, если бы мы поддерживали в нашем народе стойкость, а не подавляли ее, мы достигли бы если не победы, которую обеспечивала нам своевременно (в 1916 году) начатая подводная война, то по крайней мере приемлемого мира. Поздней осенью 1916 года верховное командование было убеждено в том, что, несмотря на все трудности, подлодки еще наносили Англии настолько чувствительные удары, что весной 1919 года можно было ожидать значительного увеличения готовности ее к миру. Подводной войной пожертвовали в самый неблагоприятный для нас момент – в октябре 1918 года, когда значительное увеличение количества подлодок позволяло пустить ее на полный ход. Весь флот питал такую крепкую веру в плодотворность этой тяжелой и опасной работы, поглотившей его лучшие силы, что внезапное прекращение подводной войны еще до заключения перемирия, основанного на предварительных условиях мира, имело гибельные последствия для морального состояния всего личного состава. Моряки почувствовали себя обманутыми, когда имперское правительство по требованию Вильсона отказалось от этого важнейшего в то время орудия войны. Это разочарование и упадок духа явились одной из причин того, что доверие матросов к своему начальству было поколеблено.
