Айгу! Они не едят личинок шелкопряда! - Ерохина Анастасия (книга бесплатный формат TXT) 📗
Два года назад мы не смогли пройти один из маршрутов из-за дождя, сильного ветра и холода. Где-то на середине малодушно прыгнули, продрогшие, в такси и уехали в тепло своего гостевого дома с подогреваемым полом. И в этот раз любимый остров предпринял попытки согнать нас с дистанции: сначала маршрут оказался закрыт, и пришлось идти по навигатору без помощи разметки. Потом я натёрла на мизинце мозоль, а когда и это не помогло, началась удушливая жара. Облака клочьями расползлись по небу, и засияло солнце. И тем не менее мы дошли до конца, хоть и обливаясь потом, выпив в процессе по два литра воды, благоразумно припасённой в рюкзаках. А когда вернулись обратно на автобусе, повезло встретить машину с фруктами. «Вы откуда?» — спросил по-корейски продавец слив и дынь. Я ответила, как учил Чо: «Рущщия сарам», и он удивился и засмеялся: ведь Россия по мнению корейцев где-то очень далеко, и там всегда холодно. А сливы, которые мы купили, оказались что надо: сочные и спелые!
Целых две недели мы прогуливались, изучая остров. Наконец, настало время познакомиться ближе с его людьми, и для этого у нас было запланировано волонтёрство на очередной ферме. Добираться решили самостоятельно, так как сим-карта, купленная в аэропорту по прибытии, ровно через месяц работать перестала, и возможности позвонить не было. Благо ферма располагалась недалеко от автобусной остановки, и в один прекрасный день, предупредив хозяев заранее по электронной почте, мы пришли туда пешком вместе со всеми своими немногочисленными пожитками. На входе нас встретила пожилая пара. Их лица вместо традиционного корейского гостеприимства выражали очевидное недоумение, и я уж было начала думать, что мы ошиблись фермой. Но тут прибежали другие волонтёры, занятые работой на участке, и конфуз быстро разрешился, тем более что один из них был корейцем и легко смог уладить недоразумение. Хозяин фермы, приходившийся старикам сыном, о нашем визите их скорее всего просто не предупредил.
Время было как раз обеденное. Пока бабушка накрывала на стол, мы познакомились с остальными добровольцами. Их на ферме была целая группа: единственный мужчина — кореец Кван Хьюн вместе со своей девушкой Дженни, американкой корейского происхождения, коренастая француженка Софи, а также Моника из Литвы, Кэти с Тайваня, чьё настоящее имя было Ючи, и ещё Щион из Сингапура. Как выяснилось позднее, Щион и Софи здесь жили уже больше месяца, и значительную часть времени проводили, работая в гостевом доме, который также принадлежал владельцу фермы и его жене. Остальные волонтёры помогали на ферме старикам, хотя работы, если честно, там было немного. Для нас так и осталось неясным, зачем вообще было приглашать столько волонтёров. Впрочем, проблемы, с этим связанные, обнаружились только потом. В первый день мы, оценив кулинарные умения бабушки, которую здесь так и звали — «хальмони», отправились помогать ребятам латать старую баню с помощью цемента. За этим нехитрым трудом прошло несколько часов, и дедушка, «харабоджи», за два захода отвёз всех обратно в гостевой дом. Подозревать, что происходит что-то неладное, мы стали только там.
В гостевом доме было два больших жилых помещения, в которых стояло несколько двухъярусных кроватей. Волонтёры, относящиеся к слабому полу, занимали большую часть женского общежития, в то время как в мужском жили только Паша да Кван Хьюн. Были и отдельные комнаты, но они предназначались для гостей и заполнялись в основном в выходные. Чердачное помещение, где на полу лежало три матраца, занимала Софи, с которой никто не хотел жить во-первых, из-за храпа, а во-вторых, из-за её, как оказалось в дальнейшем, крайне скверного характера. Аналогичное помещение в мужском общежитии занял Паша, а мне досталась удачно расположенная верхняя койка. Расселение прошло без проблем. Правда, из-за того, что туалет, совмещённый с душем был всего один на каждой половине, женской части волонтёров после каждого рабочего дня приходилось толкаться в очереди. Но это всё была ерунда, и не поэтому жить на новом месте стало невыносимо уже на третий день, и не поэтому Моника уехала в слезах со скандалом. Но не будем забегать вперёд и расскажем обо всём по порядку!
Вечером, когда все помылись, переоделись и стали ждать ужина, к нам подошёл владелец фермы и гостевого дома, а также, как выяснилось потом, ещё и яхты, и двух машин, и даже большого лимузина. Этот невысокий, но довольно широкий, крепко сложенный кореец зачем-то пожал нам руки, спросив на всякий случай: «Раша?», но не представился, и мне остаётся звать его именно так. Мистер Не-Представился не утруждался запоминать имена волонтёров и не интересовался ими даже из вежливости. Но вместо того, чтобы кричать: «Эй, ты!», он использовал названия стран, откуда соответствующие волонтёры происходили. «Эй, Россия! Где Тайвань!?» — спрашивал он, к примеру, когда Ючи запаздывала к ужину. Такое отношение нам, уже избалованным гостеприимством семейств О и Чо, было в новинку. Впрочем, его жена, чьё имя также осталось для нас неизвестным, вообще не сочла нужным к нам подходить. Позже мы узнали от кого-то из ребят, что миссис Не-Подошла переживает не самый лёгкий период в своей жизни из-за рецидива онкологического заболевания, и через день ездит на химиотерапию. Это известие было для нас шокирующим, и мы старались относиться с пониманием к тяжёлому положению миссис Не-Подошла. Впрочем, из-за её явного нежелания с нами общаться, это понимание мы выразить в сочувствии не могли, и лишь старались лишний раз не попадаться на глаза. Не то чтобы мы были особенными; остальные волонтёры также не страдали от избытка общения с семейством Не. За исключением, впрочем, Софи и Щион, которые здесь явно находились на привилегированном положении. Они, во-первых, практически никогда не ездили работать к Хальмони и Харабоджи, а вместо этого помогали миссис Не по дому и в кафе. Во-вторых, они указывали другим волонтёрам, что делать, а мы свою очередь были обязаны каждое утро убирать дом и все гостевые санузлы, а также пылесосить и мыть полы. В третьих, они имели доступ к таким благам цивилизации, как кофемашина, а также ели и пили с хозяевами за одним столом и потому питались лучше других. И последнее, но самое важное — мистер и миссис Не общались с ними по-человечески, и мистер Не даже возил Щион на рыбалку на своей яхте. Остальные волонтёры были всего этого лишены, и вокруг царила тяжёлая, гнетущая атмосфера.
Сперва мы не очень хорошо понимали, что происходит, но уже на третий день стало невозможно закрывать глаза на очевидную несправедливость. Вечером, после особенно трудного рабочего дня, когда красили дом дедушки и бабушки, стало известно, что на ужин планируется мясное барбекю. Учитывая тот факт, что обычно всех кормили рисом с корейскими соленьями, это известие было отрадным. Но радоваться оказалось нечему. Как оказалось, мясо на ужин полагалось только хозяевам, гостям и лицам, особо приближенным. Всем остальным миссис Не пожарила мелкую рыбёшку, такую костлявую, что я предпочла привычное кимчи и рис. Есть эту скудную пищу, когда вокруг разносился заманчивый аромат жареного мяса, было нелегко. Расстроилась даже Моника, хоть она и была строгой вегетарианкой. Попросив у хозяйки несколько листьев салата, в который у корейцев принято заворачивать кусочки мяса, она получила отказ: а то вдруг гостям не хватит. Пришлось ей в очередной раз есть пустой рис.
Бедная Моника! Если есть в мире место, где быть вегетарианцем тяжелее всего, то это не Чукотка, а Южная Корея. И дело даже не в том, что все бульоны варятся на сушёном анчоусе, и что рыба в том или ином виде присутствует даже в таких банальных вещах, как кимчи. После голодных послевоенных лет корейцы стали высоко ценить рыбу и мясо за их питательные свойства, и если человек отвергает предложенную еду, расценивают это как оскорбление. Вегетарианство для них совсем не понятно, и не раз Монике предлагали вместо мяса пельмени, сделанные из той же свинины или говядины. Однажды бабушка поставила на стол тарелки с супом, который не только был сварен на рыбной основе, но и содержал куски сушёной рыбы. Несмотря на то, что Моника старалась отказаться вежливо, это возмутило Хальмони: «Да она знает, сколько стоит эта рыба?!». Думаю, что если бы в этот момент можно было провалиться под землю, Моника с удовольствием сделала бы это. Но ей оставалось только терпеть и глотать варёный рис, сдобренный слезами.
