Красный чех (Ярослав Гашек в России) - Антонов Станислав Иванович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Солдаты встретили офицеров, которые делали им это любезное предложение, лозунгом „добот“, что в переводе значит „наплевать“».
С радостью и гордостью рассказывает Гашек о «сдвиге солдатских масс влево», о классовой солидарности и братской дружбе между пролетариями Чехословакии и советскими рабочими и крестьянами, героически защищавшими завоевания Октября.
О чем бы ни писал, что бы ни делал, Гашек ни на минуту не забывал о своей Родине. Особенно часто стал говорить о ней в Красноярске. Бывало, придет домой уставший, измученный, набьет свою длинную трубку и запоет чешские народные песни, или вспоминает о своей любимой Праге, ее Градчанах, узких средневековых улочках…
Друзья частенько добродушно подтрунивали над его «штатской» выправкой, над тем, что он никак не мог приучиться застегивать шинель на все пуговицы и потому порой получал замечания по этому поводу.
— У меня нет времени следить за тем, как я выгляжу, — отшучивался Ярослав. — У вас одна родина, а у меня две. Я все время теперь особенно много думаю, что будет с моей родной Чехословакией.
Богата была событиями и делами жизнь Гашека в Красноярске. Но памятным для него этого город остался и еще одним, сугубо личным обстоятельством.
На вопросы многих анкет приходилось отвечать Ярославу за несколько лет пребывания в России. Но та была совсем необычной. Да и отвечать на нее пришлось не одному…
Первый вопрос: «Имена, фамилии и род занятий жениха и невесты».
«Ярослав Романович Гашек, — ложатся строчки. — Начальник Интернационального отделения Политотдела 5-й армии».
А рядом: «Александра Гавриловна Львова, печатница типографии „Красный стрелок“».
«Местожительство жениха и невесты».
«Красноярск, Лубянский пер. д. № 10».
«Год, месяц и число рождения жениха и невесты».
«1883 г. 30 апреля».
«1894 г.»
«Семейное положение жениха и невесты (холосты, вдовы, разведены)».
«Холост».
«Девица».
«Фамилия, которой брачующиеся желают именоваться».
«Гашек-Львова».
В конце анкеты: «Заявляем о добровольном вступлении в брак» и подписи.
Это происходило 15 мая 1920 года во Втором отделе записи актов гражданского состояния.
Стояла самая середина весны!
Много пришло гостей на свадьбу. Немало и подарков получили молодожены. Шумно, весело отпраздновали знаменательное событие. Русские, чешские народные песни сменяли одна другую. То и дело хозяева и гости лихо пускались в пляс. И все это было окрашено неподдельным ликованием, радостью за Ярослава, которого всегда окружали большие, искренние друзья.
— Я хочу открыть тебе одну очень страшную тайну, — сказал как-то вскоре после свадьбы Ярослав Шуре.
— Не пугай, пожалуйста.
— Я серьезно. И об этом никто не должен знать. Понимаешь, никто.
Гашек сделал паузу и потом тихо, но четко выговаривая слова, произнес:
— В Праге меня ждет одна пара.
— Какая пара? — испуганно проговорила Шура. — Ты прежде не говорил об этом.
— А теперь скажу. Только ни-ко-му.
И снова после паузы в том же тоне:
— Меня ждет костюмная пара. А здесь, со мной, жилетка. Вот и жду того момента, когда, наконец, смогу эту тройку натянуть на себя.
— Причем же здесь тайна?
— А если узнают, о чем мечтаю? Скандал, — улыбнулся Гашек.
Шура рассмеялась:
— Фу-у, туману сколько напустил.
— Право, это будет исторический момент. Натяну костюм и начнется штатская жизнь. И ты первая увидишь меня в этом облачении. Скорей бы. Мы пойдем по улицам Праги рано-рано. Придем на Карлов мост. Потом поднимемся на Петршин. С ее вершины видна вся Злата Прага. Знаешь, Петршин — это место первых свиданий всех пражан. И мы с тобой там повстречаемся. Помолчим на виду у всей красавицы Праги.
Потом пойдем по улицам, нам будут встречаться старые друзья, знакомые. Много. И я буду знакомить с тобой так: «Перед вами собственной персоной княгиня Львова».
— Будет тебе, — запротестовала Шура. — Что еще выдумал!
— Ты слушай дальше. «Княгиня Львова, выходец из старинной русской семьи князей Львовых…»
— Я рассержусь, наконец, — сердито проговорила Шура. Но Ярослава уже трудно было остановить. Он фантазировал:
— Все это скажу громко, а затем таинственно, на ухо: «И еще племянница бывшего премьера-министра Временного правительства Львова». Представляешь, какой эффект?
— Зачем? — недоумевала Шура.
— Чтоб полопались от зависти. Вой поднимут.
— Лишнее это, — проговорила Шура. — От главного тебя это будет отвлекать.
— Отвлекать? — горячо отвечал Гашек. — А ты думаешь, жизнь наша будет спокойной? Ого, столько глупостей начнут писать, говорить, кричать. Успевай только отбиваться.
— Тогда, может, не стоит пока туда ехать? — тихо сказала Шура.
— Я готов ко всему. Только бы здесь отпустили. Хочется поработать для революции дома. Мы будем с тобой много ездить. Я покажу тебе красивейшие места. Мне так хочется, чтобы ты полюбила мою родину, как я — Россию. Сердцем.
Он помолчал немного, а потом задумчиво сказал:
— Не знаю, что бы я без нее делал, как жил, кем был… И на моей родине тоже наступит свобода. Мы будем счастливы. Будем!
Через некоторое время политотдел переехал в Иркутск — последний для Гашека город в России.
Высоко вырос авторитет Гашека. Его политическая зрелость, принципиальность, непримиримость к недостаткам вызывали глубокое уважение у всех, кто знал его, сталкивался по работе. И поэтому ни для кого не стало неожиданностью новая должность Гашека.
Сосредоточенно слушал Ярослав начальника организационной части политотдела Андрея Кучкина. Тот подробно рассказывал о делах, знакомил с инструкциями, показывал множество различных деловых бумаг.
А в заключение Гашек написал: «Начальнику Поарма 5. Рапорт. Доношу, что дела и обязанности Начоргчасти Поарма 5 от тов. Кучкина принял 13 сентября 1920 г».
Хлопот прибавилось еще больше. Теперь уж не только в интернациональных частях придется работать, а занижаться организацией политической деятельности во всей армии. И Гашек с огромным увлечением берется за новые дела.
Борьба с хозяйственной разрухой на территории Восточной Сибири, спекуляцией, проведение уборки урожая и продразверстки, разоблачение контрреволюционной деятельности классовых врагов, пресечение бандитизма, работа среди сельского населения… Разве можно перечислить все вопросы, которыми пришлось заниматься Гашеку. И это кроме непосредственной работы в воинских подразделениях.
Гашек пристально изучает опыт партийного и советского строительства, положение дел на промышленных предприятиях, в деревне. Он то и дело обращается в губком партии, в совнархоз, другие организации с просьбами кому-то помочь, кого-то наказать, на что-то обратить внимание.
От имени политотдела он обращается в Лиственичный волостной ревком с просьбой оказать помощь «семействам, пострадавшим от контрреволюции», просит губком РКП(б) послать в Нижне-Илимск агитатора, который бы помог в проведении выборов в Советы, и инструктора-женщину для участия в уездной конференции крестьянок. А в губсовнархоз сообщает о фактах неправильного отношения к рабочим со стороны инженеров и техников на Николаевском металлургическом заводе.
Тревожит его положение в Братской волости, где плохо выполняется продразверстка, в Коноваловской волости Балаганского уезда, в котором «культурно-просветительная работа за недостатком культработников ведется слабо». Резко ставит вопрос о «пресечении в корне спекуляции служащими парохода „Спартак“».
Но особенно нетерпим он к саботажникам, скрытым врагам Советской власти. В записке в губком, губвоенкомат и губчека отмечает засоренность аппарата Балаганского уездного военкомата, в котором на службе находится …36 бывших колчаковских офицеров. Кроме того, обращает внимание соответствующих органов на то, что заведующим регистрацией военнопленных Иркутского отдела управления по эвакуации населения является бывших австрийский офицер, аристократ из Галиции, человек, не внушающий политического доверия и злоупотребляющий служебным положением.
