Родина крылья дала - Коваленок Владимир Васильевич (мир книг .TXT) 📗
Я не собираюсь хронологически и документально воспроизводить все сто сорок суток полета. Это неинтересно для читателя. В космосе, как и на земле, не всегда праздник. Есть дни памятные, запоминающиеся навсегда, есть простые, незаметные, но заполненные напряженной работой. Есть и плохие, когда что-то не получается в работе, когда злишься и напрягаешься, как струна, а толку мало. Бывает, что и ошибку в эксперименте допустишь. Горько потом на душе, слезы наворачиваются. Мой рассказ о другом: как мы жили, как относились к работе, к опасности, друг к другу, как искали новое, не известное никому. Короче говоря, хочется рассказать о жизни на станции. Ведь очень часто спрашивают, что было самым трудным в полете? Этот вопрос задавали журналисты всем летчикам-космонавтам.
Самым трудным и самым сложным в течение всего времени работы в космосе было отслеживание времени. Да, да, и еще раз да! Следить за временем в полете невыносимо сложно. Представьте себе цену одной секунды. За одну секунду станция пролетает почти 8 километров. Вся же программа исключительно строго построена на баллистических расчетах и строго рассчитанном по дням, часам и даже минутам времени для каждого эксперимента. В первые дни работы на станции сильно влечет к иллюминатору. Смотришь, например, на часы. До выдачи очередной команды еще около трех минут. Глянешь в иллюминатор, а там красочный горизонт с заходящим солнцем. Алая заря охватывает Землю, как ухватом. По краям это красивейшее явление переходит в фантастическую картину: напоминает раскрытую пасть змеи. Присутствуют все краски — как цвета радуги. Яркость их переменная, динамичная, все играет, переливается. На все это глядишь, что называется, на одном вздохе. Спохватишься, посмотришь на часы, а время выдачи команды уже прошло… Точность выдачи команд на включение приборов и оборудования не должна превышать одной секунды. Бортинженер тоже прозевал, любуясь необыкновенным чудом природы.
Я читал описания восходов и заходов солнца в книгах наших космонавтов. И вот что хочу сказать. Каждый описывал то, как распределялись цвета, по-своему. Я сорок пять суток специально наблюдал цветовую гамму во время захода солнца. Сочетание красок ни разу не повторялось и никогда не повторится, так как каждый раз меняются условия захода солнца.
Космонавты привезли много интересных наблюдений ночного и сумеречного ореола нашей планеты, описали много восходов и заходов солнца. Однако еще очень много неизвестного и непознанного таится в этих таинственно-красивых красках космоса.
Георгий Гречко, например, стал специально наблюдать заходы солнца за чистый горизонт, т.е. без облаков. И обнаружил на нем «ступеньки». Чудо, да и только! Георгий занялся изучением этих ступенек и впоследствии написал научные труды о строении нашей атмосферы, стал доктором физико-математических наук. И это результат всего лишь визуальных наблюдений и фотографирования процесса захода солнца. Так еще долго будет, потому что вряд ли удастся самым именитым ученым и конструкторам создать приборы или систему, которые были бы «умнее», чем система «человеческий мозг плюс глаз человека». Вооружить эту систему хорошими приборами — дело совсем иное.
Ошибки с пропуском времени на исполнение команд исправляются быстро. Земля дает понять, что работать надо четче и главное — без ошибок. Как и в любом деле, ошибки случаются в начале пути. Это тот период, когда еще сильны головные боли от прилива крови к голове, когда быстро наступает усталость. «Прилив» крови к голове — это образное выражение, введенное в обиход медиками. На самом же деле никакого «прилива» нет. Суть в том, что жидкость, составляющая организм, как и любая жидкость в невесомости, стремится занять форму сферы. Нас спасает наш скелет. Не будь его, все мы в космосе превратились бы в круглые, как футбольный мяч, пузыри. Это безобидное стремление жидкости занять форму сферы причиняет нам в полете много неприятностей, особенно в начале космического полета. Ощущение такое, будто повисаешь вниз головой под углом в шестьдесят градусов. Врачи разработали эффективные методики подготовки организма к такому явлению. На земле космонавты проходят специальные тренировки, находясь подолгу в висячем положении вниз головой, а за несколько месяцев до полета спят на кроватях с наклоном до 10–12 градусов так, чтобы ноги были выше головы. После таких тренировок и подготовки адаптация проходит легче. С Александром Иванченковым уже на первой неделе полета мы не испытывали неприятных ощущений от «прилива» крови. Однако резких перемещений в станции мы в первое время не делали, старались не раздражать свой вестибулярный аппарат. Работа, правда, требовала иной раз быстрых «перелетов» из одного конца станции в другой. И невесомость тут же давала о себе знать — появлялись признаки вестибулярного расстройства.
Добросовестно выполнив рекомендации врачей по плавному вхождению в режим работы, мы ощутили, что к десятым суткам самочувствие наше стало хорошим, невесомость не мешала работать. Врачи, которые из Центра управления полетом внимательно следили за нами, тоже отметили, что наша адаптация к новым условиям закончилась. Их немного беспокоило то, что на нашем «стадионе» — бегущей дорожке и велоэргометре — мы стали заниматься в полную силу уже на третий день. Мы сами, проявив инициативу, убедили и себя и врачей, что так надо делать всегда. Дело в том, что в невесомости в первое время очень быстро теряется вес. Теряется по двум причинам. Первая — идет повышенный сброс жидкости из организма. Видимо, наш организм устроен так, что, почувствовав неприятные ощущения в голове, он стремится от них избавиться. Вторая, очень коварная, — атрофия мышечной системы. Те мышцы, которые в невесомости не нагружаются, тут же начинают расслабляться. Когда возвратились из 18-суточного полета Андриян Николаев и Виталий Севастьянов, которые не занимались в космосе физкультурой, мы все были поражены увиденным. Они не могли первое время даже ходить. Их полет очень много дал космической науке. Медики установили, что все это произошло из-за атрофии мышечных тканей. Мы же, опираясь на их опыт, а также советы Губарева и Гречко, Климука и Севастьянова, решили физическими упражнениями заниматься сразу. Жизнь показала, что такое решение — правильное.
Через две недели мы встречали нашу первую экспедицию посещения. К нам в «гости», а на самом деле на сложную и насыщенную научную работу, приходили Петр Климук и Мирослав Гермашевский — первый космонавт Польши. За две недели работы на станции мы хорошо освоились, неплохо ориентировались по Земле, начали понимать многие процессы в ионосфере и атмосфере.
Встреча в бескрайнем космосе со своими коллегами была довольно волнующей. С первых дней мы работали слаженно, четко выполняли все пункты программы совместных работ.
Петр Климук до этого уже дважды летал в космос, имел опыт 63-суточного полета. Через несколько дней в разговоре со мной он обратил внимание на неустроенность нашего внутреннего интерьера. Это замечание опытного космонавта заставило меня сильно призадуматься. Да, действительно на бортах станции, на потолке, везде, где только можно было что-то закрепить, находились научное оборудование, приборы, запасные блоки для систем станции. Они мешали работе. Передвигаясь по станции, мы задевали их, могли и повредить. А ведь через месяц нам предстояло принять второй «Прогресс», который снова должен доставить более двух тонн грузов. Романенко и Гречко часть грузов первого «Прогресса» спрятали в свободное пространство за панели, но много их осталось и в станции. Грузы, доставляемые нам с Земли, отвоевывали у нас жизненное пространство. С этим надо было что-то делать. Вспомнились слова Юрия Алексеевича Гагарина: «…сначала надо устроить свою жизнь, потом и работа пойдет».
Неделя совместной работы пролетела быстро. Наши гости стали упаковывать материалы, все то, что нужно было вернуть на Землю после проведенных на борту исследований. Расставаться было тяжело и грустно. Расстались молча, глазами. Никому из нашей четверки не хотелось показывать мужской слабости. Уже у обреза люка Петр Климук достал из кармана платок. Может, соринка попала в глаз, а может…
