Родина крылья дала - Коваленок Владимир Васильевич (мир книг .TXT) 📗
На I Всесоюзную конференцию «Биосфера и климат по данным космических исследований», которая состоялась в Баку 29 ноября — 3 декабря 1982 года, мы представили второй доклад «Оптимизация условий наблюдения пространственных контрастов океана с самолетов и космических кораблей». Оба доклада имели большой успех и вызвали интерес ученых-океанологов.
Я никогда не напоминаю Элеоноре Петровне о тех ее словах. Но все же оказалось, что при визировании по наклонной дальности кое-что в океане видится значительно лучше, чем при визировании в надир.
Снова к «Салюту»
С волнением перелистываю страницы дневника третьего космического полета, в котором с Виктором Савиных мы провели 75 суток с 12 марта по 24 мая 1981 года. Полет интересный, сложный, трудный, получивший неоднозначные оценки специалистов. Для меня и Виктора он во всех отношениях был испытательным. Мы испытывали новый, хотя и четвертый по счету, транспортный корабль «Союз Т-4», полет испытывал нас, экипаж.
Простых полетов не бывает. А космонавт — обычный человек. Поэтому и он остается всегда таким, каков он есть, со своими недостатками, самолюбием, умением огорчаться, обижаться, быть даже вспыльчивым. Вот и этот полет мог быть прекращен досрочно по моей вине. Это было бы ошибкой, ошибкой неоправданной и необоснованной. Однако — все по порядку.
«12 марта 1981 г. День первый. Пишу в «Союзе Т-4». Вспоминаю, что было накануне старта. В этот день проснулся с хорошим настроением. В окно светило яркое весеннее солнце: в Казахстане уже чувствовался приход весны. Лежал в постели, думал о полете. Он у меня третий. Я спокоен за все, но есть волнение от ответственности: наш экипаж третий из числа тех, кто пойдет на «Союзе-Т». А станция мне знакома, но… там ведь столько работали… Столько изменений… Через десять дней к нам придет экспедиция посещения. Надо успеть разгрузить «Прогресс-12». А как Виктор будет себя чувствовать? Как быть, если у него возникнут вестибулярные расстройства? Нас ведь и посылают из тех соображений, что, имея 140-суточный полетный опыт, я смогу организовать работу так, чтобы международная экспедиция, придя вскоре после нашего прибытия на станцию, в этот же день могла состыковаться.
Время шло медленно. Завтракать не хотелось. Выпил молока, съел немного зелени. Потом пошли смотреть «Белое солнце пустыни». Здесь, на космодроме, я смотрю его «официально» шестой раз. Три раза — как дублер, третий раз — как командир основного экипажа. До обеда время шло незаметно, после обеда ушел отдыхать.
Проснулся. Позвонил Нине. Переживает… Сколько она вынесла за эти полеты… По телефону услышал… слезы.
Пора собираться. Врачи проводят свои исследования, напутствуют, советуют. Пошел к Виктору, предупредил, чтобы он не волновался в момент отделения второй ступени носителя — этот период сопровождается незначительным уменьшением перегрузки, воспринимается как отказ двигательных установок. Виктор писал письма. Я свои написал — матери в деревню и депутатские. Пришлось и на космодроме заниматься депутатскими делами.
Вячеслав Зудов, мой дублер, переживает, но держится молодцом. Ведь должен был идти он, а я — дублировать. Решили послать меня, потому что специалисты опасаются за состояние станции. Летает она три с половиной года, и новичку на ней будет трудно. Предстоит выполнить много сложных ремонтных работ, связанных с кабельной сетью, с разъемами под напряжением.
Вспомнился прилет на старт 26 февраля. Уж больно волнуют меня эти минуты. Нас ждала Госкомиссия. От самолетного трапа до места рапорта несколько метров. Я их считаю первыми шагами к кораблю. Доклад короткий, но в самолете я несколько раз повторил его про себя: «Товарищ председатель Государственной комиссии, экипаж космического корабля «Союз Т-4» прибыл на космодром для проведения предстартовой подготовки. Командир экипажа полковник Коваленок».
Одевание скафандров. Традиционные разговоры, напутствия… Виктор внешне спокоен. Это хорошо. Я по себе знаю, как нелегко это в первый раз дается.
Носитель весь в клубах белого пара. Поднялись в лифте. Вошли, сели. Привязались. Все — как в тренажере. Плохо показывали параметры систем на видеоконтрольном устройстве. Думал, что отменят старт. Все прошло хорошо. Когда начался подъем, я, кажется, сказал: «Вперед!»
Вот мы и на орбите. Я в третьем полете! Ура! Снова показалось, будто опрокинуло назад, вниз головой. Это первые ощущения от прилива крови. Через 30 минут прошло. Советую Виктору не делать резких движений головой. Работы много. Контроль систем, контроль герметичности. Меня тянет к иллюминатору.
Работали до утра. Все идет без замечаний. Это радует. Я уже думаю только о стыковке. В корабле прохладно. Хорошо, что нам дали по второму свитеру. Мы один «обули» на ноги, а второй одели под полетный костюм. Спали чутко, часто просыпаясь от холода и боязни проспать маневр, который будет на 12-м витке. Все, надо готовиться к стыковке. Уже 13 марта. Орбита».
«13 марта 1981 года. День второй. Проснулись раньше времени. Все мысли о предстоящих маневрах на сближение и стыковку. Я спокоен. Все же стыковка на «Союзе-Т» во много раз продуманнее и легче. Все маневры прошли хорошо. Вышли в расчетную точку. Был и критический момент. После разворота с режима торможения произошла потеря «захвата» станции. Виктор заволновался, а я был уверен в том, что «захват» произойдет автоматически. Так оно и получилось. Успел глянуть в иллюминатор. В Атлантике обнаружил планктонные поля, записал координаты. Все мысли — только о стыковке. Да, жизнь сделала свой расклад. Рюмин отработал на этой станции в двух полетах 360 суток. Год в космосе! Мне предстоит к 140 прибавить 73.
Волнуюсь. Какая она там сейчас, станция? Вот и захват, стягивание».
«15 марта. Вчера сделали ремонт системы ориентации солнечных батарей, а сегодня возились с кабельной сетью. Разгружаю «Прогресс». Обживаемся. Виктора предостерегаю от излишних движений — он должен быть в хорошей форме к приходу Джанибекова и Гуррагчи. Разгрузка «Прогресса» идет медленно. Ситуация осложняется тем, что от постоянных доработок в полете на корпусе, в системе бортовых коммуникаций, образовался «плюс». Он появляется бессистемно, место короткого замыкания неизвестно. Надо его найти. Уже искали Кизим, Макаров, Стрекалов. Программа полета у них была короткой, они отремонтировали систему терморегулирования, но «плюс» корпуса не нашли.
Наблюдаю за Виктором. Сразу видно, что он новичок в невесомости. В свой первый полет я точно также в станции перемещался, «ходил» по-земному, дергая руками и ногами. Однако вестибулярных расстройств у него нет. Это радует, значит, будет все нормально.
Устаю эти дни чертовски. Каждое утро боюсь проспать начало рабочего дня. В прошлом, 140-суточном, полете спал плохо, около двух часов с вечера и столько же перед подъемом. Сейчас сплю как сурок. Аппетит хороший. Сегодня запахло жилым в станции. Появились запахи пищи, стало теплее, суше. А обстановка — как на вокзале. Все оборудование из «Прогресса» — в мешках, контейнерах, на веревках. Куда же все это девать? Ничего, разместим и это. Это уже 12-й «Прогресс». В рабочем отсеке, как и в прошлый раз, не оставили ничего.
Ремонт бортового коммутатора не дает пока положительных результатов. Это волнует всех. Завтра — снова ремонтно-восстановительные работы и разгрузка «Прогресса». Земля не уверена, что расстыковка его пройдет по плану. Ничего, сделаем все, чтобы график выполнить. Планета закрыта облаками».
«16.03.81 г. День прошел в напряженной работе. Устал до изнеможения. Разгружено около 60 процентов груза. Должны были провести коррекцию орбиты, но она сорвана по моей вине. Ручку управления непроизвольно оставил отклоненной по курсу. Хорошо, что вовремя заметил, а вернее, определил по работе двигателей малой тяги. Виктор расстроился из-за этого. Мне неприятно, но я не заостряю на этой ошибке внимания. Это не самое страшное. На то и работа, да еще в таком адском режиме. А что было бы, если бы здесь оказались два новичка? Трудно на это ответить, но думаю, что программа могла бы пойти с отставанием.
