Дневники - Гиппиус Зинаида Николаевна (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
Большевики же все, без единого исключения, разделяются на:
1) тупых фанатиков;
2) дураков природных, невежд и хамов;
3) мерзавцев определенных и агентов Германии.
Николай II - самодержец-упрямец...
Оба положения имеют один конец - крах.
7 сентября. Среда.
Данный момент: устроить правительство Керенского так и не позволили, Советы, окончательно обольшевичевшиеся, Черновцы и всякие максималисты, зовущие себя почему-то "революционной демократией". Назначили на 12-ое число свое великое совещание, а пока у нас "совет пяти", т.е. Керенского с четырьмя ничтожествами. Некоторые бывшие министры не вовсе ушли, - остались "старшими дворниками", т.е. управляющими министерствами "без входа" к Керенскому (!). Только Чернов ушел плотно, чтобы немедля начать компанию против того же Керенского. Он хочет одного: сам быть премьером. Ну, в "социалистическом министерстве", конечно: в коалиции с... большевиками. После съедения Керенского.
Я сказала, что теперь "всякий будет лучше Керенского". Да, "всякий" лучше для борьбы с контр-революцией, т.е. с большевиками. Чернов - объект борьбы: он сам - контрреволюция, как бы сам большевик.
"Краса и гордость" непрерывно орет, что она "спасла" Вр. Пр-во, чтобы этого не забывали и по гроб жизни были ей благодарны. Кто, собственно, благодарен - неизвестно, ибо никакого прежнего Пр-ва уже и нет, один Керенский. А Керенского эта "краса", отнюдь не скрываясь, хочет съесть.
Петербург в одну неделю сделался неузнаваем. Уж был хорош! - но теперь он воистину страшен. В мокрой черноте кишат, - буквально, - серые горы солдатского мяса; расхлястанные, грегочущие и торжествующие... люди? Абсолютно праздные, никуда не идущие даже, а так шатающиеся и стоящие, распущенно-самодовольные.
Вот у Бориса и Л. (они за это время уже успели как-то соединиться).
Картина всего происшедшего, нарисованная раньше, в общем так верна, что я почти ничего не имею прибавить. Корнилов, как не был "мятежником", так им и не сделался. В момент естественного возмущения Корнилова всей "провокацией", черные элементы Ставки пытались, видимо, использовать это возмущение известным образом. Но влияние их на Корнилова было всегда так ничтожно, что и в данный час не оказало действия. Говорят, что знаменитые телеграммы-манифесты редактированы Завойко.
Но это абсолютно безразлично, ибо они остаются настоящим, истинным криком благородного и сильного человека, пламенно любящего Россию и свободу. Если бы Корнилов не послал этих телеграмм, если бы он сразу, бессловно, покорился и тотчас, по непонятному, единоличному приказу Керенского стал "сдавать должность", - как знающий за собой вину "изменник", - это был бы не Корнилов.
И если б теперь он не понял, что "провокация" остается провокацией, но что дело обернулось безнадежно, что разъяснить ничего нельзя; если 6 он сейчас еще пытался бороться или бежал - это был бы не Корнилов. Я думаю, Корнилов так спокойно дождался Алексеева, приехавшего смещать и арестовывать его, - именно потому, что слишком уверен в своей правоте и смотрит на суд, как на прямой выход из темной и недоразуменной запутанности оплетших его нитей. Это опять похоже на Корнилова. Боюсь, что тут ошибется его честная и наивная прямота. Еще какой будет суд. Ведь если он будет настоящий, высветляющий, - он должен безвозвратно осудить - Керенского.
Борис рассказывает: только в ночь на субботу, 26-ое, он вернулся из Ставки от Корнилова. Львова там видел, мельком. Весь день пятницы провел в "торговле" с Корниловым из-за границ военного положения. Керенский поручил Савинкову выторговать Петроградский "Округ", и Савинков, с картой в руках, выключал этот "округ", сам, говорит, понимая, что делаю идиотскую и почти невозможную вещь. Но так желал Керенский, обещая, что "если, мол, эта уступка будет сделана"...
С величайшими трудами Савинкову удалось добиться такого выключения. С этим он и вернулся от совершенно спокойного Корнилова, который уже имел обещание Керенского приехать в Ставку 27-го. Все по расчету, что "записка" (в которую, кроме вышесказанного ограничения, были внесены некоторые и другие уступки по настоянию Керенского) будет принята и подписана 26-го.
Ко времени ее объявления - 27-28 - подойдут и надежные дивизии с фронта, чтобы предупредить беспорядки. (3-5 июля, во время первого большевистского выступления, Керенский рвал и метал, что войска не подошли вовремя, а лишь к 6-му).
Весь этот план был не только известен Керенскому, но при нем и с ним созидался.
Только одна деталь, относительно Корниловских войск, о которой Борис сказал:
- Это для меня не ясно. Когда мы уславливались точно о посылке войск, я ему указал, чтобы он не посылал, во-первых, своей "дикой" дивизии (текинцев) и во-вторых, -: Крымова. Однако, он их послал. Я не понимаю, зачем он это сделал...
Но возвращаюсь к подробностям дня субботы. Утром Борис тотчас сделал обстоятельный доклад Керенскому. Ничего определенного в ответ не получил, ушел. Через несколько часов вернулся, опять с тем же - и опять тот же результат. Тогда Борис настоятельно попросил позволения сказать г. министру несколько слов наедине. Все вышли из кабинета. И в третий раз Савинков представил весь свой доклад, присовокупив: "дело очень серьезно"...
На это Керенский бросил бумаги в стол, сказав, что "хорошо, он решит дело в вечернем заседании Вр. Правительства".
Но ранее этого заседания, за час, приехал Львов... и воспоследовало то, что воспоследовало.
Истерика, в эти часы, Керенского трудно описуема. Все рассказы очевидцев сходятся.
Не один Милюков был туда привезен: самые разнообразные люди все время пытались привести Керенского в разум хоть на одну секунду, надеясь разъяснить "чертово недоразумение", - тщетно; Керенский уже ничего не слышал. Уже было сделано, сказано, непоправимое.
Однако, голым безумием да истерикой не объяснишь действий Керенского. Заведомой злой хитростью, расчетливо и обманно схватившейся за возможность сразу свалить врага, - тоже. Керенский - не так хитер и ловок, недальновиден. Внезапным, больным страхом, помутняющим зрение, одним страхом за себя и свое положение, - опять невозможно объяснить всего. Я решаю, что тут была сложность всех трех импульсов: и безумия, и расчетливого обмана, и страха. Сплелись в один роковой узор, и были покрыты тем "керенским вдохновением", когда человек этот собою уже не владеет и себя не чувствует, а владеет им целостно дух... какой подвернется, темный или светлый. Нет, темный, ибо на комбинацию истерики, лжи и страха светлый не посмотрит. И дух темный давно уже ходит по пятам этого потерянного "вождя".
Я все отвлекаюсь. Я, ведь, еще не подчеркнула, что до сих пор то, из-за чего, как будто, запылал сыр-бор, совершенно не выяснено. Какой "ультиматум" привез от Корнилова Львов? Где этот ультиматум? И что это, наконец, "диктатура?" Чья, Корнилова? Или это "директория"? Где доказательство, что Корнилов послал Львова к Керенскому, а не Керенский его - к Корнилову?
Где, наконец, сам Львов?
Это, - одно, известно: Львов, арестованный Керенским, так с тех пор и сидит. Так с тех пор никто его и не видел, и никому он ничего не говорил, ничего не объяснил. Потрясающе!
Я спрашивала Карташева: но ведь перед своим отъездом в Ставку Львов был у Керенского? Разговор их неизвестен. Но почему хоть теперь не спросить у Керенского, в чем он заключался?
Карташев, оказывается, спрашивал.
- Керенский уверяет, что тогда Львов бормотал что-то невразумительное, и понять было нельзя.
Керенский "уверяет". А теперь уверяет, что вернувшийся Львов так вразумительно сказал о "мятеже", что сразу все сделалось бесповоротно ясно, и в ту же минуту надлежало оповестить Россию: "всем, всем, всем! Русская армия под командованием изменника"!
