Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания - Аринштейн Леонид Матвеевич
Когда же Сталин своим вышеупомянутым выступлением поставил марристов на место, для Виноградова наступил звездный час. Он занял главенствующее положение в лингвистической науке: стал директором академического Института языкознания, главным редактором центрального лингвистического журнала «Вопросы языкознания», зав. кафедрой русского языка Московского университета, кем-то еще и еще, но главное – академиком-секретарем Отделения литературы и языка Академии наук СССР. Последняя должность была очень значительна: академику-секретарю фактически подчинялись все академические институты данной отрасли, от него зависело их финансирование, утверждение их директоров, а во многом и избрание новых академиков.
В конце 1960-х годов Виктор Владимирович решил, что ему пора и по возрасту, и по состоянию здоровья сменить интенсивный труд в Москве на тихую заводь в Ленинграде. В качестве таковой он избрал Пушкинский Дом. Для своего будущего сектора он облюбовал там одно из лучших помещений: просторный зал на втором этаже с высоченным потолком и огромными, почти во всю стену окнами. Сюда он распорядился перевести свою обширную библиотеку и кое-что из домашней кабинетной мебели. Однако его планам не суждено было сбыться: в октябре 1969 г. Виктор Владимирович скончался.
Зал отдали рядовым научным сотрудникам. Впритык к застекленным книжным шкафам поставили небольшие письменные столики, за которыми эти сотрудники и расположились. В 70-е годы это были научные работники, трудившиеся – и уже не первый год – над созданием «Лермонтовской энциклопедии».
Не буду останавливаться на том, как я познакомился с обитателями Виноградовского кабинета и как постепенно втянулся в работу над «Лермонтовской энциклопедией». Но втянулся. И за пять с лишним лет написал около ста (а точнее, 96) энциклопедических статей, вошедших в окончательный текст энциклопедии.
Лермонтовская энциклопедия
«Лермонтовская энциклопедия» была первым в России опытом создания персональной энциклопедии, и как следовало организовать эту работу, какими должны были быть энциклопедические статьи, никто четко себе не представлял.
Трудности в работе над энциклопедией во многом предвиделись. Собственно, потому и решили начать с Лермонтова: и жизнь его была, увы, довольно короткой, и стихотворений он написал в несколько раз меньше, чем, скажем, Пушкин. Но даже в таком «облегченном» варианте создавать энциклопедию оказалось не так-то просто. Во всяком случае, когда я появился в Виноградовском кабинете, работа над энциклопедией шла уже лет десять или двенадцать без видимого продвижения вперед.
Очень точно, хотя и в гротескной форме, описал сложившуюся тогда ситуацию главный редактор энциклопедии Виктор Андроникович Мануйлов.
«Дорогой Леонид Матвеевич! – обращался он ко мне в своем шутливом послании. – Какое счастье для всех нас, загубивших годы, что Вы существуете на этом свете и благодаря Вашему доброму участию ЛЭ, кажется, станет реальностью, хоть и обедненной и устаревшей за годы своего рождения…»
Оставляю гротескные похвалы на совести Виктора Андрониковича, но еще через несколько лет «Лермонтовская энциклопедия» была все-таки завершена.
Дарственная надпись В. А. Мануйлова
Еще в школьные годы я полюбил Лермонтова за его несхожесть с так называемыми «реалистами», которыми напичкивали тогда школьные учебники. Мне нравились его романтические порывы, тонкость и точность поэтического рисунка, полумистические картины, его искренняя вера в свой пророческий дар… Его «Белеет парус одинокой» или «Выхожу один я на дорогу, / Предо мной кремнистый путь лежит…» наполняли меня какой-то неведомой эмоциональной силой.
Теперь, когда работа с лермонтовскими текстами стала моей повседневной добровольной обязанностью, я как будто заново открывал для себя его великую поэзию. Эта работа доставляла мне огромное удовольствие. Что могло быть лучше, чем вчитываться в тексты Лермонтова, докапываться до их поэтического смысла и находить слова, которые помогли бы читателям «Лермонтовской энциклопедии» этот смысл понять.
В основном я писал для энциклопедии статьи о произведениях Лермонтова. Редактором раздела произведений была И. С. Чистова. Ирину Сергеевну отличали врожденный аристократизм и привлекательная внешность. Работником она была в высшей степени добросовестным, требовательным к себе и к другим. Мне она отбирала произведения, за которые либо никто не брался, либо взялся, но запорол статью: считалось, что я справлюсь с самым малопонятным стихотворением. В порядке компенсации за столь несправедливое распределение статей Ирина Сергеевна требовала от меня только разбора содержания. Всё остальное – то есть справочно-информационную часть, необходимую для энциклопедической статьи (местонахождение автографа, история публикации, кто и когда писал музыку к этим стихам и иллюстрировал их), она дописывала сама. Так мы сотрудничали почти четыре года и ни разу не поссорились.
Не знаю точно, кто привлек внимание Лермонтова к малоизвестной балладе Вальтер Скотта о Томасе Рифмаче (Thomas the Rhymer) из рода Лермонтов – скорее всего, Лермонтов прочел ее, когда в 14-летнем возрасте начал изучать английский язык, – но с той поры Михаил Юрьевич твердо уверился, что сей балладный герой, живший в тринадцатом столетии, был его далеким предком.
Вот что писал в вводной пояснительной заметке к балладе ее автор сэр Вальтер Скотт и что довелось прочитать Лермонтову:
«В истории народной шотландской поэзии мало найдется бардов, о которых вспоминали бы так часто, как о Томасе из Эрсилъдуна, известного под его прозвищем «Томас-Рифмач». Талант Томаса действительно сочетал в себе – или, во всяком случае, так считается – дар поэтического творчества и дар пророчества, что и по прошествии более пяти веков продолжает вызывать уважение и восхищение его соотечественников.
На развалины древней башни (в долине реки Твид) до сих пор показывают как на руины его замка. Народная память сохранила и его родовое имя – Lermont или Learmont».
Нетрудно представить, какое впечатление должно было произвести это открытие в душе романтически настроенного юноши. Ведь Томас Лермонт был не только шотландцем (а Шотландия всегда представлялась в России самым романтическим местом в мире), но и поэтом, обладавшим пророческим даром. Еще при жизни Томаса сбылось его предсказание о трагической гибели последнего шотландского короля из рода Мак Альпинов, разбившегося при падении с лошади, и потом в течение двух с половиной столетий последовательно осуществлялись другие его пророчества, вплоть до точно указанного им места разгрома англичанами шотландцев в битве при Флоддене… Поверив в то, что Томас Лермонт был его далеким предком, Лермонтов поверил и в то, что унаследовал его поэтический и пророческий дар.
Похоже, что четырнадцатилетний романтик не ошибался.
(«Предсказание»)
Это пророчествует юноша, почти мальчик в 1830 году!
Об этом стихотворении я написал для «Лермонтовской энциклопедии» довольно обширную статью, из которой было ясно, что в падении самодержавия Лермонтов видел величайшее несчастье для России.
