Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1 - Велидов (редактор) А. С. (читать книги TXT) 📗
Уезжая из Баку с тремя из сотрудников Петрова (анархистами), мы думали пробраться на Украину и вести борьбу с гетманом. Проездом через Брянск остановились временно там в надежде получить кой-какие связи с Украиной. Ввиду отсутствия знакомств остановились в федерации, и, когда произошла в Брянске трагикомедия, названная восстанием против Советской власти, [248] мы, как жившие в федерации, были задержаны и арестованы. Просидев 2 месяца, мы по суду были оправданы и освобождены, после чего я направился на станцию Зерново, где находился тов. Борисов, и был откомандирован им на Украину по организации восстаний и террора, где я работал в этом направлении вплоть до декабря 1918 года, после чего я приехал в Глухов и работал в отделе народного образования и вел организацию по селам библиотек, театров и т. д. вплоть до февраля 1919 года. После чего я почувствовал себя уставшим и поехал к родным в Харьков, где поступил в типографию ПОЮР [249] и работал вплоть до прихода Деникина в Харьков, не ведя никакой политической и культурно-просветительной работы, за исключением выступлений на сценах при рабочих клубах и Народном доме. Не желая оставаться в Харькове при Деникине и не имея возможности выехать из него, я принял предложение Ковалевича (который незадолго до этого прибыл в Харьков) ехать с ним до Киева.
В Киев попасть нам не удалось, и мы окружным путем через Смоленск попали в Москву. Знакомств никаких не было, работы найти не удавалось. Моя попытка работать в «Цекультуре» [250] потерпела фиаско, потому что на бирже труда от меня потребовали аттестат (о моей прежней работе), которого у меня не было. Время от времени Ковалевич снабжал меня финансами, потом предложил походить по рабочим, узнать их мнение, потом давал поручения, письма к своим знакомым, в смысле подыскания комнат, типографий для печатания листков и т. п., потом… потом арест. Что будет потом – не знаю. Но теперь моя физиономия для вас ясна, и я предлагаю освободить меня, ибо я прямо и честно говорю, что я желаю работать с вами, говорю это не потому, что мне важно освобождение, а потому, что хочу работать.
Дорогие друзья!
Позволяю себе обратиться к вам с настоящим письмом. С тем, чтобы пробудить в вас задавленное вашими чувствами возмущения сознание – сознание искренних людей, стремящихся к полному торжеству революции. Ошибочно, конечно, говорить, что вы работаете на средства Деникина, ибо я знаю вас, так же как и вы меня, и знаю, что многими из вас руководят чистые искренние порывы возмущения против некоторых действий (не власти и не партии, а некоторых лиц, стоящих у власти и состоящих членами РКП (большевиков).
Но, друзья, в семье не без урода, это вы знаете и по составу своих федераций. Для того чтобы искоренить все позорные явления и действия некоторых партийных работников, для этого не нужно слишком далеко отходить от жизни и деятельности партии, не нужно закрывать глаза на те условия, в которых приходится вести работу коммунистической партии, а нужно войти в ряды партии и всеми силами противодействовать разложению партии. Прав был тов. Рощин, [251] говоря: «Почему вы не работаете с большевиками? Если бы вы работали с ними, мы бы перевернули весь мир». И действительно, приходится сожалеть, что такие люди, полные силы, энергии и храбрости, – люди, которые во все века числились десятками, гибнут бесцельно, загораясь своими искренними, но ошибочными чувствами возмущения, отбрасывая в сторону всякие критические, здоровые размышления, не желая сознать ошибочности своих чувств и своих действий; нет ошибки в том, что своими действиями вы играли на руку Деникина. Вы шли с ним за контрреволюцию, против народных завоеваний. Пусть нет по-вашему революции, нет свободы, но есть народные завоевания, есть улучшения народного быта в областях политических и экономических; пусть нет революции, но мы неуклонно идем в царство социализма, правда, медленно, но все же идем; правда, вы не замечаете этих частичных улучшений, ибо вы оторваны от жизни, от массы; правда, вы не замечаете революции, так же как не замечал ее и я, работая с вами. Но мы были оторваны от революции, мы избрали неправильный путь для борьбы. Мы взяли на себя задачу защиты угнетенного, на наш взгляд, рабочего, но мы ошиблись. Большего счастья при современной разрухе, которая вызвана войной, дать невозможно. Ни вы, ни сам народ, пока есть фронты, не могут добиться лучшего существования, ибо разрушено производство, все силы, способные поднять его, отданы фронту, существует блокада и проч. и проч. и проч. Все это исчезнет с прекращением войны, и все-таки, несмотря на все эти дефекты, несмотря на неудачные условия, в которых приходится вести строительство новой жизни, несмотря на многие ошибки, все-таки многое сделано в смысле организации политической и экономической жизни страны. Ошибочно думать, конечно, что партия большевиков творит жизнь страны; нет, творит ее сам народ непосредственно. Партия большевиков является ни более ни менее как руководительница, как чертежник, дающий народу определенный план. Народ же проводит этот план в жизнь. Здесь нет власти, здесь опыт, знание, все, что хотите, но не власть. Что же касается политической жизни страны, здесь, да, есть власть, но эта власть – временная власть, на время революции, на время гражданской войны. По окончании войны она сама по себе сойдет на нет, сама изживет себя, ибо будет бесполезной. А в данный момент, в момент, когда вся контрреволюционная свора опричников хватает за горло, хочет задушить революцию, – в этот момент каждый здравомыслящий человек скажет: «Да, власть необходима», – и множество фактов подтверждают необходимость власти во время революции; кто не слеп, тот в этом сознается. Я не взял на себя задачи сагитировать вас, нет, я поставил себе скромную цель сказать вам, что мы все заблуждались, что анархия хороша – это факт, но что она придет не через индивидуальные бунты, восстания и терроры, а через эволюцию умов, через революцию интеллекта человека – это тоже факт.
Я хочу сказать: друзья, возьмите свои чувства в руки, оставьте всякие попытки к восстанию, ибо это грозит всем завоеваниям революции. Я знаю, что тяжело видеть задавленного человека, но его задавили условия, а не партия. Ведь мы сами говорили, что, переменив условия, переменится и человек, но в том-то и дело: переменить условия жизни в данный момент бессильны кто бы то ни был – ни партия, ни народ, ни анархисты, ибо весь творческий элемент на фронте, весь народ там. Оставить фронт – значит, подписать себе и завоеваниям смертный приговор. Возможно, я заблуждаюсь, не знаю, но кто думает иначе, кто верит, что анархия придет не благодаря эволюции умов и культурно-просветительной работе, а через восстания, пусть выступит на страницах этой газеты в дискуссионном порядке, не подписывая своей фамилии. Безразлично, легальные ли анархисты или подпольники всевозможных городов России, я знаю, что во мне ошибки быть не может, ибо много материала видел я по организации жизни рабочего класса. Многое уже в жизни, многое проводится, а еще больше прове-дется, когда кончится война. Медлительность проведения в жизнь улучшений жизни страны объясняется не индифферентностью партии, а условиями гражданской войны.
Я верю, друзья, в проблеск вашего сознания, я верю, что вы поймете ложность выбранного вами пути, ибо наше заблуждение стоило жизни К. Ковалевичу, Соболеву, В. Азарову и многим другим. Вам известны эти лица, эти наивные дети, готовые для революции отдать свои жизни. За что погибли они? За то, что они жили искренними чувствами. Их сознание было поглощено чувствами. Но чувства хоть и искренние, но большинство ошибочны.
Я знаю, что представлял из себя Соболев, человек безумной храбрости, способный сам индивидуально перевернуть многое. Вся работа его была направлена на торжество революции. Бескорыстная натура. Имел в своем распоряжении сотни тысяч, и когда у него порвались солдатские штаны, он пошел на Сухаревку, [252] желая купить другие. И когда он узнал, что цена штанам от 1000 до 1500 рублей, ему стало жаль денег, и он не купил; так и умер в старых, грязных, солдатских штанах. Человек, выбрасывающий для работы, не задумываясь, десятки и сотни тысяч, пожалел 1000 рублей на покупку штанов, и такие-то люди гибнут жертвой своего заблуждения, которые не видели выхода, но могли узнать, где же действительно торжество революции, торжество завоеваний рабочего класса. За что погибли? За заблуждение. Зачем оно? Одумайтесь!
248
«Трагикомедией» Тямин называет организованное левыми эсерами и меньшевиками контрреволюционное восстание красноармейцев гарнизона и кулацких банд в Брянске 12–15 марта 1919 года – в один из наиболее тяжелых моментов гражданской войны, связанный с началом наступления Колчака. В восстании участвовало 5 тысяч солдат 34-го и 35-го полков. На подавление мятежа пришлось направить войска ВЧК и части Красной Армии.
249
ПОЮР – Потребительское общество Юга России.
250
По-видимому, в Центральном комитете Всероссийского союза работников просвещения и социалистической культуры.
251
Гроссман И. С. (псевдоним – Рощин) – один из видных теоретиков анархо-синдикализма в России. Считая Октябрьскую революцию воплощением идеалов анархизма, а Советы – «шагом вперед к анархии во всемирном масштабе», призывал к сотрудничеству в тактических целях с Советской властью, с партией большевиков, к борьбе против белогвардейцев и интервентов. В статье «Октябрьская революция и тактика анархо-синдикалистов» писал: «Именно анархисты должны всеми силами, всеми помыслами защищать Советы, быть вместе с большевиками, героическими защитниками этой идеи во всемирном масштабе…» (Голос труда. 1919. Декабрь. № 1. С. 6). Пытался примирить ленинизм с бакунизмом. В середине 20-х годов отошел от анархизма, заявил о переходе на позиции марксизма.
252
Сухаревка – один из самых больших рынков Москвы, находился на Сухаревской площади (ныне Большая и Малая Колхозные площади).