Философия кошки - Елизаров Евгений Дмитриевич (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
Конечно, и в самом деле только ей одной разрешалось свиваться в клубок на моих, верховного божества этого дома, коленях. Но если у кошки время от времени и возникали какие-то сомнения в оценке действительного положения в доме моей жены, то тут ее быстро ставили на место. При всей свойственной ее природе наблюдательности и сметке здесь, как кажется, обнаруживались принципиальные пределы кошачьего разумения; хозяйка же дома умела постоять за себя, и снятый с ее ноги тапок был аргумент, которому моя питомица не могла противопоставить решительно ничего.
Впрочем, что взять с животного, отстоящего от нас на несколько пролетов единой эволюционной лестницы, если я и сам-то замечал, что моя жена вертела мною с ловкостью циркового жонглера только тогда, когда менять что-либо в принятых решениях уже было поздно. Правда, я не был в претензии, ибо все эти решения каким-то таинственным для меня образом всегда оказывались лучшими из возможных (я ведь тоже не лишен наблюдательности, и видел, что они одобрялись ею, а это для меня, как и для всякого мужчины, – самый надежный критерий). Секреты же тех фокусов, которые она проделывала со мной, в полной мере я так и не смог разгадать за все двадцать пять лет – лучших лет моей жизни. Но ведь я – умней (умней?) кошки.
Кстати, об уме. Одно из любимейших развлечений, которому кошка готова посвящать чуть ли не весь свой досуг, – это «охота»; спрятавшись за изломом коридора, она караулит каждый шорох и неожиданно набрасывается на меня, как только я оказываюсь в пределах досягаемости ее атакующих когтей. Рассказывают, что прирученный четой Берберовых Кинг любил бросаться на своего хозяина именно в ту секунду, когда, переодевая штаны, тот пританцовывал на одной ноге. Моя питомица – не лев, но, близкая родственница этих великолепных царственных кошек, она, конечно же, вправе иметь какие-то свои предпочтения; и особенное удовольствие для нее состоит в том, чтобы подловить меня с чашкой чая в руке, когда я из кухни направляюсь к своему телевизору. Однажды, устав подтирать пол, я решил проучить ее. Вот только как? – тонкий слух и молниеносная реакция дают этой маленькой озорнице явное преимущество перед человеком. Впрочем, природа не зря дала нам, людям, разум, и разум «царя природы» в конечном счете обязан был восторжествовать. Правда, признаюсь, мысль использовать элементарные законы оптики пришла в мою голову не сразу (все-таки гуманитарное образование имеет и какие-то свои изъяны), но так или иначе решение пришло: ее должна была выдать зеркальная дверца шкафа, стоящего прямо в створе коридорного ответвления. На самом деле эта деталь меблировки постоянно была в поле моего зрения, но давно уже выйдя из того счастливого возраста, когда находят особое удовольствие видеть свои отражения, мы с зеркалами большей частью существовали как бы в разных мирах. Между тем, оставаясь невидимым, с помощью этого магического стекла я легко мог бы обнаружить засаду… Но первое, что предстало мне в зеркале, как только я обратился к нему, были ее горящие азартом глаза: отвернув голову в сторону, чуть ли не противоположную той, откуда должна была появиться «добыча», кошка сама внимательно следила за моим отражением. Но поразило не столько это, сколько другое – их выражение. В этих внезапно встретившихся с моими глазах вдруг вспыхнула смесь удивления (Господи, да уж не тем ли, что не ей одной пришла в голову не простая для любого не обделенного сообразительностью идея?) и одновременно восторга, больше того, гордости за своего находчивого сметливого хозяина! Вот это удивление и эта гордость явно свидетельствовали о том, что у кошки были какие-то свои, может быть, не во всем совпадавшие с нашими, представления о градации талантов всех тех, кто делил с нею кров.
Словом, она судила вовсе не по внешним признакам власти; решительный голос и широкая амплитуда сопровождающей его жестикуляции, столь контрастирующие с мягкой женской вкрадчивостью и пленительной пластикой движений, ничуть не обманывали это маленькое наблюдательное существо. Как кажется, ничуть не хуже моей жены она знала им настоящую цену, и подобно своей хозяйке, исподтишка пользовалась этим знанием (впрочем, к ее чести нужно заметить, что – подобно своей же хозяйке – кошка никогда не опускалась до явного злоупотребления им).
И все же дом стоял на моих плечах, поэтому маленькие хитрости и моей жены, и моей кошки в сущности были не чем иным, как обычной данью обычному мужскому великодушию, которая – конечно же – нисколько не раздражала меня, скорее напротив, иногда льстила и уже тем пробуждала во мне признательность по отношению к обеим. Так что моя власть, в конечном счете, не оспаривалась ни одной из них.
Но все же создавалось впечатление, что за следующую позицию в нашей семейной иерархии шли какие-то постоянные споры. Может быть, все объяснялось тем, что моя жена до безумия любила ее и кошка почти не слезала с рук своей хозяйки. Этому новому члену нашей семьи даже ничего не нужно было просить для себя – все, как по мановению какой-то волшебной палочки, появлялось перед ней еще до того, как ею осознавалась потребность. Отсюда вовсе не исключено, что кошке просто обязана была прийти в голову мысль о том, что она – это некое маленькое домашнее божество, безропотно служить которому должна даже сама хозяйка дома.
Впрочем, если подобная мысль иногда и посещала ее, то все же верховным началом нашего тесного семейного мира несомненно оставался я, самый сильный, самый страшный и уже одним только этим – самый красивый из всех живущих здесь, рядом с нею. В искреннем, иногда даже подчеркиваемом уважении ко мне явственно различалось, что в глазах кошки я был даже не вожаком нашей тесной семейной стаи, но – чуть ли не харизматическим, то есть наделенным откуда-то свыше дарованной благодатью – ее вождем. Это не подлежащее обсуждению обстоятельство решительно выводило мой авторитет за пределы круга всех возможных притязаний кошки. Но как это маленькое существо, которому было всего несколько месяцев от роду, видя, что может вытворять с покладистым хозяином дома его умная жена, сумело разобраться в действительной иерархии его обитателей?
Тут есть над чем задуматься.
Самый простой ответ на этот сложный вопрос состоит в том, что кроме явных или, как говорится, бросающихся в глаза признаков авторитета существуют еще и такие тонкие проявления нашей натуры, которые могут регистрироваться лишь приборами, чувствительность которых на порядок выше обычных человеческих рецепторов (говоря простым языком, специфических «приемников», с помощью которых мы воспринимаем все идущие к нам извне сигналы).
Понятно, что в конечном счете все изменения эмоционально-волевого настроя, все движения нашей мысли обязаны сопровождаться не только доступным стороннему наблюдению движением исполнительных органов нашего тела. То есть не только особым сверканием глаз, подчеркнутым изменением тональности и тембра голоса, амплитуды и траектории сопровождающих все произносимые нами слова жестов, но и активностью каких-то глубинных, скрытых далеко под поверхностным кожным покровом, тканей нашего организма.
Строго говоря, во всем этом принимает участие именно весь организм, а не только отдельные составляющие его органы или даже целые их системы. Но ведь весь – это значит каждая (из всех составляющих его миллиардов и миллиардов) отдельная клетка; безучастной ни к самым тонким переживаниям нашей души, ни ко всем извивам нашей мысли не может остаться вообще ни одна из них.
Между тем (физика утверждает, что любое работающее тело обязано что-то излучать) активность любого живого материального существа всегда сопровождается каким-то энергетическим выбросом в окружающую среду; и структура этого выброса не может быть безразличной к содержанию того, что в настоящий момент творится в глубине его психики. А значит, и все излучаемое человеком как-то связано с движением его души. В каждое данное мгновение жизни состав всех истечений, начальный импульс которым сообщается именно этой непостижной субстанцией, обязан определяться тем, что, собственно, и формирует сиюминутную ее заботу. И если каждая клетка нашего тела принимает деятельное участие в подобной работе, такое излучение в свою очередь должно исходить из каждого элемента, полная сумма которых и образует весь наш организм. Отсюда и общее энергетическое поле, по всем физическим законам обязанное окружать любое живое существо, в конечном счете должно складываться из полной суммы всех этих разнохарактерных излучений.
