Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей (полные книги .txt, .fb2) 📗
И вот, среди всяких дипломов о почетном членстве заграничных университетов и врачебных обществ я заприметил листок нотной бумаги. Не совсем аккуратная запись, пьеса для фортепиано, если доверять моему дилетантскому взгляду. Вверху название по-французски «Chant elegiaque», а ниже более мелкими буквами «À la mémoire de W. Skliffassovsky». Внизу расписался автор, некто P. Tchaikovski. На минуту я завис. Сначала после того, как смог транслитерировать подпись с французского. Потом начал думать о степени родства адресата пьесы с моим руководителем. Туповат я стал, надо бы послать кого в аптеку, пусть купят таблетки для сообразительности.
— Это Петр Ильич написал на третью годовщину смерти Володи, — сказал, снимая рамочку, Николай Васильевич. Я и не заметил, как подошел. — Очень он горевал, когда…
Склифосовский отвернулся и всхлипнул судорожно, по-стариковски, вдруг сгорбившись. Я стоял истуканом, понимая, что влез грязными сапогами в его горе. И что время ни хрена не вылечило эту рану, она до сих пор зияет в его душе. Вот и глушит он ее работой. Может, и со мной из-за этого сошелся? Перенес свои чувства на молодого коллегу и терпит мои выходки как сыновние? Блин, а я ведь думал, это всё потому, что я талантливый. Шут ты гороховый, Баталов!
— А можно на его фотографию взглянуть? — спросил я, и Николай Васильевич понял, что я не о композиторе.
На фото, вполне стандартном: папа, мама, дети, Володя выглядел худым и нескладным, с непропорционально длинными конечностями, как это бывает у подростков, начавших быстро расти. Обычный пацан, но то, как Николай Васильевич держал его за плечо… Будто не хотел отпускать. Или это мне сейчас кажется, когда я узнал о судьбе мальчишки?
В общем, ушел я в полном раздрае. Сын-то у Склифосовского от чахотки умер! Вот и причина энтузиазма профессора.
От лишних переживаний меня отвлек Романовский. Когда я вернулся домой — компаньон в обществе моей супруги пил кофе в креслах возле аквариума.
— Дорогой! — Агнесс помахала мне рукой. — Иди к нам. Посмотри, что привез тебе Дмитрий Леонидович!
Я пожал руку доктору, взял со столика странное устройство. Гаджет представлял собой интересной формы «кружку» со встроенной спиртовкой, от которой шла специальная трубка с загубником.
— Что это?
— Паровой ингалятор одного английского изобретателя, — произнес Романовский, отставляя чашку с кофе. — Зовут его Хайрем Максим. Он американец. Эмигрировал в Великобританию.
— Это не тот, который делает пулеметы?
Романовский растерялся, развел руками.
— Этого я не знаю. Увидел в медицинском журнале изображение ингалятора — вспомнил про ваши чахоточные испытания с клапаном. Подумал, что лекарства можно доставлять в легкие пациента вместе с паром, вдыхая его. Собственно, Хайрем так и лечится от астмы — он называет свой ингалятор «трубкой мира». Списался с ним, получил по почте образец.
Я повертел в руках «недоингалятор». Кажется, первые «небулайзеры» изобрел Гиппократ. Это был горшок с соломинкой в крышке, через которую больной вдыхал дым. Как раз астму так и лечили — сжиганием белладонны или дурмана. Точнее, не лечили, а облегчали состояние пациента. «Изобретения» нынешних самоделкиных я видел в клинике Склифосовского. «Паровой распылитель Зигеля» работал от спиртовой горелки, которая нагревала воду в емкости до состояния кипения. От емкости шла тонкая трубка, подсоединенная ко второй посудине с раствором. Поток пара переводил лекарство в состояние дисперсии. Похоже, Хайрем просто сделал портативную версию.
— Беда в том, что нет у нас пока лекарства, которое можно запустить с паром в легкие пациента, — пожав плечами, я отложил прочь ингалятор Максима.
Но себе в уме поставил галочку — хорошо бы с ним связаться. Тем более изобретатель скоро и так появится в России. Привезет на презентацию военным свой пулемет. И кажется, даже добьется встречи с царем, чей вензель выбьет очередью на мишени.
— Что же… — профессор развел руками. — Очень жаль! Хотел помочь
— И помогли! — я подмигнул Агнесс, которая явно расстроилась. — С этим английским изобретателем нужно явно дружить. Вы не могли бы отписать господину Максиму, что вдыхать морфий посредством его «трубки мира» не самая лучшая идея?
— Это почему же?
— Лекарство хуже болезни. Он так станет наркоманом. Беладонна с беленой тоже, мягко сказать, не всегда полезны.
— Человек страдает, дорогой, — Агнесс взяла колокольчик со столика, позвонила. Приказала лакею принести новый кофейник и молочник — уже узнала, что я пью напиток только разбавленным. Вот не люблю ничего горького!
— Мы не все болезни умеем лечить, — я вспомнил про неудачи с клапаном, поморщился. — Самое тяжелое в профессии врача — это умершие пациенты. Пусть даже те, которые сознательно шли на риск.
— Слышал о ваших неудачах, — осторожно произнес Романовский. — Не принимайте близко к сердцу!
Профессор повернулся к Агнесс:
— Вы же молодожены! Сходите куда-нибудь, развейтесь. В Александринке дают Турандот. Или вот опера…
— Ах, Евгений слишком много работает, — супруга грустно посмотрела на меня. И я почувствовал себя законченной скотиной. Действительно. Мы же в Санкт-Петербурге! Культурной столицей Питер останется и после того, как правительство эвакуируется в Москву. Надо сходить куда-нибудь, развеяться… В конце концов на работе есть подчиненные, которым молодых жен выгуливать не надо. А даже если есть у них такая нужда, то пусть сами думают, как это сделать.
— Обещаю, дорогая, сегодня же закажу ложу в Мариинке. Ты же любишь балет?
Ответить мне жена не успела. Раздался телефонный звонок, лакей поднял трубку, важно произнес: «Дворец Баталовых». После чего выслушав ответ, принес мне аппарат. Звонил инженер Яковлев и просил срочно приехать.
Глава 7
СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Въ Городскую Управу поступило ходатайство одного лица о разрѣшенiи возить публику по улицам Петербурга на трехколесныхъ велосипедахъ. Предприниматель обязуется взимать за проѣздъ версты не болѣе пяти копѣекъ. Для опредѣленiя пройденнаго пространства при каждомъ велосипедѣ будетъ находиться автоматическiй отмѣтчикъ. Городская Управа, не встрѣтивъ со своей стороны препятствiй, направила ходатайство къ петербургскому градоначальнику.
ОДЕССА. Неудачный памятникъ А. С. Пушкину, поставленный гражданами гор. Одессы на одесскомъ Николаевскомъ бульварѣ, рѣшено передѣлать. Художникъ-скульпторъ Б. В. Эдуардсъ предложилъ вылѣпить новый бюстъ А. С. Пушкина. За работу и за отливку г. Эдуардсъ не требуетъ денежнаго вознагражденiя, но для отливки новаго бюста одесская городская управа должна ему дать нынѣшнiй бюстъ.
ВНУТРЕННIЯ ИЗВѢСТIЯ. У мирового судьи 29-го участка разбиралось дѣло по обвиненiю директора одной изъ ситценабивныхъ фабрикъ, расположенной на Выборгской сторонѣ, по 129 ст. уст. о нак., карающей виновнаго въ причиненiи поврежденiй въ здоровьѣ. 19-го февраля одному изъ рабочихъ оторвало печатными валами пальцы руки. Разслѣдованiе обстоятельствъ несчастнаго случая выяснило, что 30-го сентября прошлого года на этой же фабрикѣ одинъ изъ рабочихъ потерялъ руку при совершенно аналогичныхъ обстоятельствахъ на этой же машинѣ, при чемъ мѣстный фабричный инспекторъ предложилъ тогда же директору фабрики оградить опасный втягивающiй уголъ, образуемый валиками машины. Огражденiе это устроено не было. Мировой судья призналъ директора фабрики виновнымъ въ поврежденiи руки рабочаго и приговорилъ его къ 10-ти-дневному аресту.
Свои развлечения Агнесс получила почти сразу, едва закончился разговор с Яковлевым. Только, увы, не балет, а совсем иного рода — на заводе случилось ЧП. Точнее, на заброшенном пустыре рядом с ним.
Уже издалека я вижу толпу, суетящуюся вокруг какой-то груды обломков на земле. Жиган нажал на клаксон, народ медленно начал расступаться. К машине сразу бросился бледный инженер.
— Евгений Александрович! Слава богу, вы приехали! Агнесса Григорьевна! Мое почтение.
