Флибустьер - Ахманов Михаил Сергеевич (книга жизни .TXT) 📗

«Разыскивала меня? Зачем?» – подумал Серов и вложил клинок в ножны. Потом отвесил поклон – такой, к какому привык на цирковой арене, согнувшись в поясе и едва не достав до земли руками.

– Мисс Шейла?

– Шейла Джин Амалия Брукс, если быть совсем уж точной. – Ее голос казался звонким и слегка насмешливым, и слушать его было приятно.

– Андре Серра, – он снова поклонился.

– Эндрю Минус, – уточнила девушка.

– Почему?

– Дядя Джозеф сказал, хорошо считаешь. Серов усмехнулся:

– Мне кажется, Эндрю Плюс звучало бы лучше.

– Плюсом еще надо стать. – Ее зубы тоже сверкнули в улыбке. – Сейчас ты только минус. – Сделав шаг к Серову, она прикоснулась к перевязи шпаги. Пахло от нее восхитительно – юным женским телом, солнцем и морскими ветрами. – Слушай, Эндрю… ты меня выручил – там, на галеоне, когда мы схватились с испанцами… Не думай, что я забыла или что мне неведома благодарность, – это не так, клянусь Девой Марией! Но свое ты уже получил, и не рассчитывай, что это повторится.

– Что – это? – Серов, улыбаясь, вдыхал чудные ароматы.

Она немного отодвинулась.

– Ты ведь из Франции, да? Из Старого Света? И ты впервые здесь?

– Впервые. Я приплыл на «Викторьезе» и… Ладошка Шейлы повелительным жестом коснулась его губ.

– Я знаю. Там, у вас, все другое… У вас леса и парки, а не болота и сельва, дороги, а не тропы, и города, огромные города, Лондон, Париж, Антверпен… Я знаю, Росано мне рассказывал! Я слышала, там за четыре песо можно купить бычка или хорошее платье, а здесь ты получишь за них кварту [21] рома. Зато быки бесплатные, их можно подстрелить на Эспаньоле, выдубить шкуру и сделать одежду… И люди тут другие, Эндрю. Жестокие, безжалостные! Запомни мои слова!

– Зачем ты мне это говоришь?

– Предупреждаю в знак благодарности, – пояснила Шейла. – Сегодня ты ослушался дядюшку Джозефа, а он строптивых не любит. Ты все еще жив… жив потому, что дяде известно, кто меня выручил. Но с этим все. Все! Не выполнишь другой его приказ, пойдешь кормить акул. Покарай меня Господь, если не так!

Перекрестившись, она отступила на несколько шагов и, когда Серов шевельнулся, махнула рукой:

– За мной не ходи. И не пяль на меня глаза слишком часто, этого дядя Джозеф тоже не любит.

– Тебе приятно, когда я смотрю? – спросил Серов.

Журчащий смех был ему ответом. На мгновение облако скрыло луну, тени дрогнули, и девушка исчезла. Ее аромат все еще витал в воздухе, и он внезапно понял, что продолжает улыбаться.

– Первый человек, – тихо произнес Серов, – первый нормальный человек, которого я тут встретил. Надо же, явилась, чтобы меня предостеречь! Хотя испанцев она не жалела.

Странный покой снизошел на него. Он вытащил часы, взглянул на циферблат – они показывали шесть двадцать, нечто совсем несообразное. Потом припомнил, что часы идут по времени Петропавловска, покачал головой и сунул их в карман. Все тут другое, сказала Шейла Джин Амалия, все не такое, как в Старом Свете… другие леса и города, другие люди, и время тоже другое… Если б она знала, как права!

Серов направился обратно в лагерь и по дороге размышлял о том, что список его приобретений, может быть, окажется не так уж скуден и найдется в нем такое, что достойно отметить в первой строке и с заглавной буквы. Что-то теряешь, что-то находишь, вертелось у него в голове – старая песня, знакомая мелодия, которую были не в силах заглушить выкрики, божба и пьяный рев. Кто знает, какие еще находки будут подарены судьбой?

Он посмотрел под ноги и увидел след сапожка Шейлы, отпечатанный в песке.

С севера Тортуга в самом деле напоминала черепаху [22] , голова которой глядела на запад, а острый маленький хвостик – на восток. Северный берег острова, безлюдный и обращенный к открытому морю, выглядел как нагромождение серых и бурых утесов; здесь волны бушевали у подножий скал, солнце сжигало скудную растительность, и мнилось, что редко встретишь на свете столь негостеприимную местность. С юга вид разительно менялся. Стоя на эспланаде перед губернаторским дворцом, Серов рассматривал просторную бухту, город, что раскинулся рядом с ней, защищавший его форт и поднимавшиеся вверх, к скалистой гряде, террасы с плантациями сахарного тростника и рощами пальм, манценилл, фиговых и банановых деревьев. В глубине острова рощи переходили в настоящие леса, населенные большей частью птицами, безопасные и приветливые. Однако люди на Тортуге жались к бухте и морю; кроме Бас-Тера, островной столицы, вдоль побережья насчитывалось еще десяток местечек и крохотных городков – Кайон, Ла-Монтань, Ле-Мильплантаж, ЛеРинго, Ла-Пуэнт-о-Масон и другие. Капитан Брукс имел усадьбу в Ла-Монтане, милях четырех от Бас-Тера, но там Серов еще не бывал. На Тортуге он находился половину дня и успел насладиться лишь пейзажами этого корсарского рая.

Сейчас он ждал капитана и казначея на площади между гарнизонной казармой и лестницей, ведущей к дверям каменного двухэтажного особняка. Резиденция губернатора де Кюсси где-нибудь в Европе скромно именовалось бы домом или в лучшем случае виллой, но в Вест-Индии это был настоящий дворец. Крепкие стены, высокие застекленные окна, дверь из драгоценного кампешевого дерева [23] , галерея с тентом на резных столбах, что протянулась вдоль второго этажа, – все это было знаком роскоши, почти немыслимой в диких вест-индских краях. Такое мог себе позволить лишь губернатор и еще десятка три или четыре богатейших обывателей Бас-Тера, причастных, в основном, к скупке и перепродаже награбленного. Каждому из них полагался свой кусочек пирога, но после того, как де Кюсси его нарежет и распределит согласно чинам и заслугам жаждущих. Первым в их списке шел Людовик XIV, престарелый король-солнце [24] , затем сам кавалер де Кюсси и Французская Вест-Индская компания [25] , а уж потом все остальные, торгующие плодами колониальных заморских земель, какао, сахаром, ценной древесиной и табаком.

У лестницы стояли три сундучка под бдительной охраной Кактуса Джо, Рика Бразильца и четырех братьев-скандинавов. Хрипатый Боб сидел подальше, устроившись прямо на земле и придерживая поводья трех мулов, дотащивших сундуки из гавани по крутым улочкам Бас-Тера. Командовал отрядом боцман Стур; его кряжистая фигура маячила за крупами животных, челюсти мерно двигались, перетирая табак. Иногда он смачно сплевывал, отворачиваясь от дворцовых окон – видимо, из почтения к губернатору.