Приказано - спасти... (СИ) - Мохов Игорь (прочитать книгу .TXT) 📗
Наконец он счел, что все сделано хорошо, поднялся с коленей и шагнул назад. Андрей принес и воткнул в изголовье колышек с прибитой дощечкой, на которой неровным почерком были выведены пять фамилий.
Карандашные буквы были плохо различимы на поверхности грубо оструганной деревяшки, но Семену они показались выбитыми золотом на поверхности гранитной плиты. Такая была поставлена в сквере районного центра, еще тогда, когда праздновали тридцатилетие Победы. Правда, последний раз, когда Лексеич был в райцентре, буквы уже не сияли позолотой. Да и гранитная плита обзавелась несколькими выбоинами, а возле корзин с искуственными цветами, блестели осколки разбитой бутылки.
Но так же как тогда, на открытии памятника, Чекунов перечитывал про себя фамилии, бесшумно шевеля губами. Дочитав последнюю строчку, он надел на голову пилотку, которую до этого держал в руке, и вопросительно взглянул на Масленикова. Правильно поняв его взгляд, капитан расправил плечи и негромко скомандовал: "Становись".
Семен первым шагнул вперед, заняв место правофлангового. Рядом встал Андрей. С вызовом глянув на капитана, третьей встала Фира, потянув за собой Анастасию Ивановну. И хотя, были на поляне и более высокие бойцы, но никто не пытался оспорить у этой четверки права стоять на правом фланге. Молча, остальные постоились в шеренгу, продолжив строй.
Маслеников обвел слезящимися глазами неровную линию. Обтрепанные, в грязных шинелях, бойцы смотрели на него, ожидая какого-то решения. Но какого? Собственно, все было ясно и так — нужно идти к фронту. Ремонтировать тягач и двигаться дальше. Нет другого выхода, только вперед. Вместе с ранеными… Капитан еще раз глянул на своих, (теперь — своих!) подчиненных и скомандовал:
— Проверить оружие и снаряжение, отремонтировать тягач и подготовить его к маршу. Перевязать раненых. Накормить людей, тем, что есть. Быть готовыми к началу движения через два часа.
Подумал, и добавил:
— Своим заместителем назначаю красноармейца Чекунова. Разойдись!
Семен подошел к тягачу. Возле катков лежали кувалда, выколотка и другой нехитрый инструмент. Тут же валялись половинки сломанного пальца и трак с разорванной проушиной. Требовалось поставить запасной трак, содинить концы ленты и натянуть гусеницу. Тоже, уметь надо, кстати. Слабо натянешь — слетит, туго натянешь — может и лопнуть. Чекунов хотел было подобрать выколотку, но его остановил капитан Маслеников:
— Семен, погоди, поговорить надо. А гусеницу — Андрей сделает, а вот эти бойцы ему помогут. И капитан мотнул головой в сторону хмурой тройки красноармейцев, подошедших с ним.
Отойдя в сторону, присели на ствол упавшей сосны. Маслеников аккуратно промокнул глаза, когда-то бывшей белой, тряпочкой и повернулся к Семену:
— Рассказывай, что там было, на дороге. Капитана Анохина видел?
— Он остался с нами у орудия. Чтобы прикрывать отход тягача. Ему удалось подбить немецкий броневик. А потом появился танк и разбил пушку. Тогда капитан и погиб. — Семен старался говорить короткими фразами, опасаясь запнуться и потерять смысл сказанного. Голова все еще кружилась, хоть и меньше чем поначалу.
— А расчет орудия, они то, где были?
— Не знаю. После того как немцы начали стрелять, я их не видел.
— Та-ак, — протянул Маслеников. — А вот мы сейчас, кой-кого и спросим…
Боец, которому Виктор Иванович прострелил ногу, так и лежал, на том же самом месте. Хотя и было видно, что Фира закончила перевязку. Испуганными глазами он смотрел на приближающегося капитана.
Маслеников остановился возле раненого:
— Где твой командир?
Артиллерист понял вопрос правильно, зачастил быстро:
— Убило его! Убило сержанта, сразу. Первым снарядом, как ударило рядом — так и сразу — наповал. Меня с тягача, на дорогу сбросило… Гляжу, а он уже мертвый лежит… Ну я и пополз…
— А куда же ты пополз, то? — голос Масленикова стал подозрительно спокойным.
— А в кювет. Гляжу — все взрывается, — боец запнулся, — товарищ капитан, я хотел в кювете залечь и по немцам стрелять!
— Да? А карабин твой, где?
Красноармеец замялся:
— Меня взрывом оглушило! Карабин отлетел куда-то…
— Отлетел, говоришь, — покивал головой капитан, — и подсумки, с патронами, тоже — отлетели? А противогазная сумка со жратвой — осталась?
Чекунов взглянул на ремень бойца — патронных подсумков действительно не было. А Маслеников уже поднял с земли валяющуюся рядом сумку. Сунул ее в руки Семену:
А ну, глянь, что там?
Чекунов откинул клапан:
— Картошка тут. И сала немного.
— Так, ясно. Отдашь женщинам. Пусть кормят раненых. А с этим…
Удары кувалды по металлу, заглушили слова капитана, но видно лежащий на земле их расслышал, так как побелел с лица и попытался отползти от летчика:
— Не надо… Я не виноват…
— Да? — Маслеников нагнулся к лежащему на земле, — а кто виноват?
— Не пачкайтесь, товарищ капитан, — от тягача подошел и Андрей, нечего на мразь патроны тратить. Оставить его, как он раненых хотел бросить, пусть дохнет. Уу, сволочь, еще и бинты на него переводить! — Шилин, казалось, хотел пнуть лежащего, но только сплюнул на землю.
— Если мы бросим раненого, то чем мы лучше него?! — Фира подняла голову и в голосе ее прозвучал такой вызов, что Семен на мгновение подивился характеру девушки. Вот только что, этот человек угрожал ей, но получил отпор и стал беспомощным. И, теперь, Фира защищает его…
— А ты что скажешь, Семен? — слезящиеся глаза Масленикова обратились на красноармейца.
Чекунов посмотрел на подстреленного: по лицу того стекали крупные капли пота. Человек боялся, явно и откровенно, до дрожи, до испачканных штанов. И смотреть на это было противно.
В той войне, войне старшины Чекунова, Семен не раз сталкивался с бойцами, поддавшимися страху. Кто-то испугался по молодости и неопытности, кто-то поддался минутной слабости, кто-то, увидев гибель товарищей, осознал, что и сам не бессмертен… Но, как отнестись к тому, кто решил выживать любой ценой, пусть даже и ценой гибели своих товарищей? "Сдохни ты сегодня, чтобы я дожил до завтра?" — Семен знал, что в будущем, многие так и станут жить. "Каждый сам за себя" — никаких проблем, выживут сильнейшие. Вот только, на самом деле, выживут не самые сильные — выживут беспринципные и наглые. Те, кто не побоятся запачкаться в чужой кровушке. И совесть им в этом — не помеха…
Чекунов смотрел в молящие, жалобные глаза лежавшего на земле, и пытался вспомнить, как выглядели эти глаза, всего час назад… И не мог. Слишком разными были эти два человека: тот, нависавщий над Фирой здоровяк, и этот, съежившийся на сырой земле, маленький и скрюченный…
— Так что скажешь, Семен? — голос капитана вернул Чекунова к действительности.
Еще раз посмотрев на раненого, Чекунов произнес:
— Пусть живет. Пусть на своей шкуре попробует — каково было другим… Доживет до трибунала — его счастье… А иначе, Фира права будет…
На несколько секунд повисла тишина. Потом капитан снова склонился над артиллеристом:
— Слушай меня — Маслеников не повышал голоса, но его услышали все, кто находился возле тягача. — Пока ты жив. Благодаря ей, — капитан мотнул головой в сторону санитарки, — но, не думай, что легко отделался. Под суд все равно пойдешь…
Маслеников выпрямился и его ощутимо качнуло. Тут же сбоку подскочил Андрей, поддержал капитана.
— Спасибо, — Маслеников пошире расставил ноги, чтобы не упасть, — давай, Андрей, быстрее делайте машину. И этого, — капитан казалось хотел выругаться, но сдержался, — унесите. Фира покажет, где положить. А мне — Семен поможет.
Повинуясь жесту командира Чекунов подхватил его под локоть.
— Давай, Семен, потихоньку отведи меня к остальным, — тихо произнес Маслеников, — что-то я совсем плохо вижу. Расплывается все и глаза режет…
— А как же вы стреляли, то? — удивился Семен.
— Не поверишь, — криво ухмыльнулся летчик, медленно шагая по засохшей траве, — под ноги стрелял, напугать хотел… Эй, погоди, ты куда меня ведешь?
