Форк 1941 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич (книга регистрации TXT) 📗
В новых, прибалтийских республиках СССР главным решением стало уже упомянутое ранее переформирование личного состава „национальных“ стрелковых корпусов, в тот раз стрелявших в спину своим командирам и радостно, с оружием в руках перебегавшим к немцам – например, на территории бывшей так называемой „независимой Литвы“ в „другой истории“ почти девять десятых из 18-тысячного стрелкового корпуса перебежало к немцам.
В этот раз сего не было, как и горьких поражений РККА в яростных танковых битвах в Прибалтике. А в Вильнюсе и неделей позже было относительно спокойно (насколько может быть вообще в прифронтовом городе), хотя авианалёты люфтваффе и воздушные бои над столицей Литовской ССР, разумеется, имели место быть.
Фронт, хоть и приблизился, но сражение за мосты около Алитуса и иная инкарнация Расейняской битвы принесли лучшие итоги.
Стратегическое решение по прибалтийским стрелковым корпусам принималось в Москве, а танковые битвы с лучшим итогом, фактически, вели те же люди. В намного более подготовленной встрече незваных тевтонских гостей участвовал один из тех двоих, которые лежали в упомянутой палате госпиталя № 235.
И в нём, в качестве пациента, среди многих прочих бойцов РККА в сём госпитале, сейчас находился на излечении человек, командир танковой дивизии, в ином ходе времени и истории к этому дню уже ушёл в вечность, сражаясь за свою Советскую Родину. Чьё тело было погребено сослуживцами рядом с сейфом с документами дивизии в безымянном лесочке. В месте, оставшемся не найденным и в 21-м веке истории мира Рожкова.
Он отдал тогда свою жизнь за СССР. В отличие от тех оборотней, которые, нацепив отличительные символы РККА, на свою (часто ещё старую) форму, предали в момент боёв за Вильнюс. Чтобы стать шавками Гитлера…
Здесь же он был жив, хоть и ранен – Егор Николаевич Солянкин, бывший также, как и в „тот раз“ командиром 2-й танковой дивизии… А его соединение сдержало натиск врага в одном из самых важных сражений начального периода войны. Но сражалось оно чуть-чуть южнее…
Е.Н.Солянкин… возвращение к ощущению себя, своего существования было не самым приятным. Резь и жжение в боку мешали сосредоточиться на том, что окружало. Хотя вскоре он понял, что, видимо, всё обернулось к лучшему.
На койке у другого конца окна постанывал в тревожном сне отвернувшийся к стене перебинтованный сосед. А комдив 2-й танковой, сообразивший, что его спасли из горящего танка и он, похоже в каком-то госпитале, уже собрался кого-либо позвать, как раздался скрип дверных петель…
Егор Николаевич до сего момента смог восстановить в памяти ход событий двух дней сражения. Размах и ярость танковой битвы не стали для него нежданными – комкор Ерёменко ясно дал понять, какова цель их корпуса, для выполнения которой они должны, если понадобиться – и лечь костьми. Остановить удар одного из бронированных кулаков германца – который будет прорываться к Вильнюсу. Комдиву не нужно было объяснять, как важен для немцев захват мостов через Неман.
И как важно их удержание – для нас. А после – ярость боя затмила всё…
…Усилившийся процесс боевой учёбы начался ещё поздней осенью, причём его поразило то, что это происходило даже за счёт снижения объёма хозяйственных работ и политзанятий. Зимой прошла корректировка штатов, по результатом которой его и другие дивизии обрели некоторую новую завершённость. Чуть меньше стало танков, больше мотострелков, изрядно пополнилось зенитных средств. Именно тогда с имевшихся (помимо основной массы из БТ-7, пары батальонов старых Т-28 и полученных зимой-весной по батальону КВ (в его дивизии) и Т-34 (в 5-й)) в составе дивизий корпуса нескольких десятков Т-26 и ХТ и были сняты башни и смонтированы спарки крупнокалиберных зенитных пулемётов, что значительно усилило ПВО дивизии, причём не сколько на дивизионном, сколько на полковом уровне – доработанная техника передвигалась в боевых порядках вместе с танками и мотопехотой. Танки, в свою очередь, получили дополнительное бронирование. А введение дополнительных ремонтных подразделений вкупе с дооснащением до штата корпуса автотранспортом, позволило поддерживать должную подвижность соединения, несмотря на поломки техники во время процесса обучения и занятий личного состава.
Выдвижение дивизий корпуса в намеченный к обороне район завершилось за пару дней до войны. Причём ночное скрытное передвижение обошлось ценой в несколько аварий со смертельными случаями и несколько десятков вышедших из строев танков, бронемашин и автомобилей. Впрочем, в отличие от мирного времени комдив не ломал над возможными последствиями и прочими оргвыводами голову. На прошедшей ранее встрече с комкором Ерёменко, тот показал им – комдивам 2-й и 5-й танковой и 84-й моторизованной и их начштабам вскрытый по приказу из Москвы крайний пакет (менявшийся каждый месяц) с новыми директивами из Генштаба, после изучения которых пропали последние иллюзии. Москва считала – что до войны считанные дни. Заодно и прошёл приказ по эвакуации семей военнослужащих.
По директивам из пакета мы поняли, что в отношении нас у высшего командования был особый замысел…
Германские авиаудары после начала войны по оставленным местам дислокации показали, чего избежали дивизии мехкорпуса. Что особо неприятно поразило Солянкина – получившего уже в месте нового сосредоточения (небольшие лесные массивы западнее Алитуса) известие о массированных авиаударах по их казармам и паркам техники прошли у германцев достаточно легко – противодействие им нашей авиации ощущалось слабо. В голову тогда закралась мысль – на летунов особой надежды не будет. 24-го, из рассказа „на ногах“ капитана из 128-й стрелковой, вышедшего в расположение мехкорпуса на двух автомашинах с остатками своей роты, он узнал, что наша авиация понесла большие потери в авиационной битве утром около самой границы.
– Летуны поначалу дали прикурить, сам видел, как германцев сбивали. Но после те наших приложили… а после, за артобстрелом и на нас на земле навалились. Дивизию за день размотали.
Оставив в сторону вопрос – почему капитан так быстро оказался с группкой бойцов впереди немцев, комдив просто отправил тех в оборонительные порядки 2-го мотострелкового полка своей дивизии – особисты, когда и если надо будет, позже разберутся, чего тот оказался столь быстро в тылу, когда его „дивизию размотали“… наверное, смогут… если все тут не поляжем.
А через пять минут после разговора ему доложили об огневом контакте с разведывательным подразделением германцев, прощупывавшим позиции дивизии. Пробив остатки обороны стрелковых дивизий прикрытия, немецкие мотомехчасти прорвались на подступы к Алитусу!
Мосты в районе города и сам населённый пункт, механизированный корпус должен был удержать любой ценой.
Наши силы были немалые. Две танковых дивизии, удерживающие предмостный плацдарм за Неманом. Сзади нас подпирала 84-я моторизованная дивизия, которая заняла оборону вокруг Алитуса и в нём самом.
Проломив и растерев в кровавую пыль оборону пехоты на границе, германцы вышли к нам и события понеслись вскачь. У германцев, видимо, были какие-то сведения о наших приготовлениях к обороне. Бомбили упорно и много. А своей авиации в первый день боёв мехкорпуса мы так и не увидели. Отбивались свои зенитчики – всё же по настоящему какие-то умные головы наверху решили провести усиление ПВО в мотомехчастях перед войной! Зенитчиков за полгода загоняли больше всех. И взводы зенитных крупнокалиберных пулемётов и зенитных автоматов на базе старых танков в боевых порядках оказались очень кстати – они, укрытые бронелистами от осколков, огрызались как могли, поддерживая огонь пушек более достающего по высоте 2-го зенитно-артиллерийского дивизиона. За день моей дивизии удалось сбить два пикирующих бомбардировщика Ju-87 „stuka“ и один германский самолёт, из одной из девяток, горизонтально бомбящих по площадям с большей высоты. 5-я дивизия спустила с небес об землю пару.
