Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка - Тимофеев Владимир (книги без сокращений TXT) 📗
Три стакана на столе. Три простых граненых стакана. И каждый заполнен строго на треть. Каждый накрыт тонкой пластинкой черного хлеба. Ровно три, по числу друзей, так и не доживших до нынешней даты, ушедших за грань, туда, откуда не возвращаются. Так и не успевших сказать последнее слово. И поднять последний бокал. За тех, кто не с нами.
А сейчас… сейчас за них это сделает он. Их командир. Тот, кто остался.
…Свои шестьдесят грамм Евгений Захарович выпил одним разом, залпом, шумно выдохнув и утерев губы костяшками пальцев. Тепло, разлившееся по телу через пару секунд, слегка приглушило тоску. Во взгляде, но не в душе.
"Черт возьми, как же мне их всё-таки не хватает".
Не хватает, чтобы просто посидеть в тишине, вспоминая былое. Или песню какую спеть. Всем вместе. Или поспорить о чем. А еще жаль, что так и не смогли они прояснить один старый вопрос. Вопрос, который мучил Евгения Захаровича все эти годы. Все семьдесят с лишним лет, прошедшие со дня памятного боя под Сталинградом. Вопрос, не дававший покоя. Простой, но так и оставшийся без ответа.
"Что же всё-таки произошло с нами между падением танка в овраг и выездом из него? Ведь не могли же мы чинить оборванную гусеницу целых пять часов? Или даже шесть? Что-то же должно было случиться. Что-то очень важное, но почему-то забытое, вырванное из памяти, вычеркнутое из жизни. Кем вычеркнутое? И, главное, зачем? Почему?"
Увы, отвечать на этот вопрос теперь было некому. Почти некому…
…Четыре года назад в Нижнем, на похоронах Гриши Синицына, Евгений Захарович еще не успел ощутить щемящую пустоту, навалившуюся на него со смертью последнего фронтового друга. Осознание одиночества пришло позже, уже в Москве, на вокзале. И прямо оттуда он рванул сначала на Даниловское кладбище, потом на Долгопрудненское центральное. На первом покоился Кацнельсон, на втором — Макарыч. Больше часа общался старый танкист с каждым из боевых товарищей, рассказывал им о своем житье-бытье, выслушивал их незримые ответы. И отчего-то казалось, что грусть понемногу уходит, а изрядно потускневшая память неожиданно откликается на тихий призыв. Вновь пробуждая к жизни давно забытые эпизоды, наверное, самые лучшие и самые радостные на долгом веку солдата. Те, в которых друзья опять вместе. Одним боевым экипажем. Молодые, веселые, счастливые. Живые. Увы, всё это только казалось…
А сегодня Евгений Захарович на кладбище не пошел. Хотел, но так и не собрался. Точнее, не смог — устал. Утром вместе с другими собранными со всей Москвы ветеранами он "принимал" парад. Военный парад на Красной площади. Сидя на гостевой трибуне около Мавзолея, со слезами на глазах глядя на чеканящие шаг шеренги, на ползущие по брусчатке грозные боевые машины, на пролетающие над площадью самолеты. И вместе со всей страной гордясь спокойной и уверенной мощью. Силой армии, духом народа. Всех народов великой страны, раскинувшейся на одной шестой части суши. От Бреста до Владивостока. От Кушки до Земли Франца-Иосифа.
Отхлебнув чаю из фарфоровой чашки со сколотым краем, Евгений Захарович вновь посмотрел на три стоящих перед ним стакана. Три стакана, оставленные для ушедших друзей. И еще желтый тетрадный листок со стихами, написанными неизвестно кем и неизвестно когда. Воспоминания — единственное светлое пятно, что оставалось у старого солдата в этом несовершенном мире. То, что удерживало, что заставляло жить. Жить и пока еще надеяться.
Поднявшись со стула, бывший танкист подошел было к плите, собираясь снять с конфорки засвистевший чайник, но внезапно замер, остановленный каким-то неясным шумом, точнее, грохотом за стеной.
— Опа! Чего это там у Андрюхи случилось? — удивился Евгений Захарович, выключив газ и взявшись за потертую ручку двухлитровой посудинки с носиком, подаренной ему друзьями пять лет назад, на очередной юбилей.
…Андрей Николаевич Фомин, вот уже лет двадцать являющийся соседом Винарского по лестничной клетке, в целом был мужиком неплохим. Давным-давно переехав в Москву откуда-то с крайнего севера, он долгие годы трудился в одном "закрытом" институте, а затем, в начале двухтысячных, неожиданно подался в строительство. Решив, видимо, сменить сферу деятельности. И довольно быстро поднявшись по карьерной лестнице до должности главного инженера в большом строительном тресте.
К Винарскому Андрей относился неплохо, почти по-приятельски, несмотря на почти полувековую разницу в возрасте. Так же, как и его жена Жанна Викторовна, работающая медсестрой в районной больнице и потому часто помогающая соседу с уколами и прочими медицинскими процедурами, прописываемыми старику местными эскулапами. Пять лет назад они даже с ремонтом Евгению Захаровичу помогли, превратив холостяцкую "конуру" во вполне приличное по нынешним временам жилище. С новыми полами, сантехникой, перекрашенными в светлое стенами и потолком, окнами со стеклопакетом … в общем, полный набор нехитрых удобств, какими только и можно было "оснастить" однокомнатную квартиру.
Впрочем, старый солдат старался платить соседям той же монетой. Заходя в гости и частенько оставаясь в их доме "сиделкой", нянчась с детьми Фоминых — двойняшками Аней и Виктором. Правда, сейчас малыши уже выросли, школу в прошлом году закончили, поступили в институт. В какой-то мудреный, связанный не то с физикой, не то с техникой — в названии его Евгений Захарович вечно путался, никак не мог запомнить, как ни пытался. Но всё равно — оба, и Анна, и Виктор, регулярно забегали к соседу. Чаю попить, послушать рассказы старика. О войне, о том, что было когда-то, о том, как жили в те далекие годы, о чем думали, о чем мечтали. Конечно, бывший танкист не слишком-то обольщался, понимая, что молодежи не всегда интересно слушать долгие разлагольствования старого пе… э-э, пня. Но, тем не менее, приходили и слушали. Доставляя радость пенсионеру, скрашивая его одиночество. Ставшее особенно невыносимым после смерти Гриши Синицына — последнего фронтового друга…
А сегодня к Фоминым приехала какая-то их пермская родственница. То ли двоюродная племянница Жанны, то ли тетя по материнской линии ее троюродного внука, то ли… короче, в этих родственных связях Евгений Захарович так до конца и не разобрался.
Причем в Москву эта родственница, которую, как выяснилось, звали Еленой, прикатила со своим женихом. "Ага. Прямо как в Тулу со своим самоваром". И потому Андрей уже с утра заскочил к Винарскому и пригласил его на маленькое семейное торжество. По случаю Дня Победы, а заодно и по поводу приезда гостей. Приглашение Евгений Захарович принял, хоть и засомневался сначала: семейный праздник — это ведь не абы что, "чужие" там только мешают. Однако ж любопытство пересилило. Очень хотелось старику посмотреть на эту таинственную племянницу из Перми, про которую он раньше и слыхом не слыхивал. Ну и с женихом ее пообщаться, оценить его со своей колокольни на предмет "подходит он нашей невесте или нафиг-нафиг нам такие родственнички"…
"Оценить" жениха удалось даже раньше, чем думалось. Пока, правда, издали. Час назад вышедший на балкон Винарский заметил Андрея и Жанну, направляющихся к припаркованной во дворе машине. Сопровождаемых каким-то высоким коротко стриженным парнем в темной ветровке.
"Хм, видать, это он и есть. Жених с Урала", — мысленно усмехнулся Евгений Захарович, с интересом разглядывая претендента на руку и сердце соседской племянницы. — "А что, вроде ничего парнишка. Прямо как я в молодости. И выправка такая… хорошая… военная… Впрочем, ладно. Вечером поближе с ним познакомимся. За ужином. Поглядим, что к чему…"
Старый солдат ошибся. Познакомиться с парнем он не успел.
Шум за стеной вдруг резко усилился, завершившись на высокой ноте. Отчаянным женским вскриком и очень похожим на выстрел щелчком.
— Как бы беды не вышло? — пробормотал Евгений Захарович, холодея от нехорошего предчувствия. Поставив на плиту закипевший чайник, он осторожно подошел к входной двери и прильнул к глазку. Широкому почти панорамному глазку, купленному по случаю и довольно удачно вписавшемуся в деревянное полотно. В круглом визире "прицела" маячил какой-то мужик, озирающийся по сторонам, одной рукой опирающийся на перила, а другой… В другой руке у субъекта был зажат предмет, очень напоминающий оружие. И не просто оружие, а самый настоящий пистолет. То ли ПМ, то ли нечто на него похожее. Покрутившись немного на лестнице и, видимо, убедившись, что всё спокойно, мужик скользнул обратно в соседскую квартиру, аккуратно прикрыв за собой дверь.
