Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович (е книги .TXT) 📗
***
— Тронулись. Завтра будем в столице. Но, какое странное ощущение. Неужели на самом деле закончилась эта война? — медленно прокручивая в пальцах опустевший бокал, Михаил говорил как будто про себя, вовсе и не к Вадиму обращаясь, — Наверное, так… кончилась. Но я не в первый раз с удивлением ловлю себя на мысли, что возвращение домой почему-то не слишком радует…
Да, я соскучился по матушке, по брату и по всем домашним. Однако, как подумаю, что надо будет опять жить как прежде, просто тошно становится. Все эти балы, приемы, заседания, манежи, игры. Дурацкая, мишурная показуха. Оперета эта вся, одним словом…
Михаил Лаврентьевич, а может быть у меня по-серьезному неладно с нервами?
— Боже упаси. Такое состояние — вполне нормальная реакция человека, прошедшего через все то, что мирная жизнь дать не может.
— Думаете? Василий Александрович тоже говорит, что скоро полегчает. Но… может, еще по одной? Прозит…
— Полегчает. Всенепременно-с. Не сомневайтесь. Только вот, тем прежним юношей, беззаботным и доверчивым, Вы уже никогда не станете, Михаил Александрович.
— Похоже, Вы правы. Верно сказано: в одну и ту же воду дважды не войдешь. И еще груз грядущих забот меня гнетет здорово. Как подумаю, что разгребать предстоит такие Авгиевы конюшни, форменно в дрожь бросает. Слава Богу, что и ВЫ теперь с нами. Подставили свои плечи под наш тяжкий крест…
Однако, довольно, что это я разговорился? Все о себе, да о себе. Меня ведь Ваша истинная персона, Михаил Лаврентьевич, с некоторых пор интересует чрезвычайно, — Михаил пристально и долго посмотрел Вадиму в глаза, — Поскольку, как я понимаю, это именно Вы были советчиком брата при принятии ряда важнейших решений.
И, скорее всего, Вы несколько больше знаете о наших судьбах там, в вашем Мире, чем специалисты «узкого профиля», как выразился как-то о себе и об адмирале Рудневе Василий Александрович.
Так что, давайте-ка на чистоту: рассказывайте, чего я там натворил такого дикого и страшного, в вашем времени, что брат меня едва не объявил безумцем и изгнал из России? А то как-то раз Василий Александрович обмолвился на эту тему, но упорно отказывается открывать хоть какие-то подробности, заявив, что-де, не время еще.
Конечно, я не должен настаивать. Но… надеюсь, что Вы меня понимаете, Михаил Лаврентьевич?
— Хм… сказав А, не сказать Б? Вообще-то, такое совсем не в стиле нашего Василия Александровича, — Вадим аккуратно подбирал слова, — Я ни в коем случае не подвергаю сомнению сказанное Вами. Просто… как Вы думаете, Ваше императорское высочество, это правильно, не получив от него ответа, попытаться разговорить меня? Как-то не очень красиво это получается? Не так ли?
Легкая краска, прилившая к щекам Великого князя, показала Банщикову, что его контрудар в цель попал. И после недолгой паузы, Михаил Александрович заговорил уже совсем другим языком:
— Миша, давай без титулов и на «ты», когда мы вдвоем, хорошо?
Извини меня. Но и пойми, пожалуйста: когда родишься заново и обмываешь свой новый день рождения на краю той воронки, в которой ты должен был быть похоронен последним снарядом в последнюю минуту войны… можешь ведь в такой момент и что-то лишнее ляпнуть. Да и прочих событий в тот день предостаточно было. Японцы сдались. Письмо от… ну, одно интересное, так скажем, мне переслал барон Фредерикс. Убило бывшего хозяина Мика. И «Шустова» только одна бутылка чудом спаслась…
Ты не сомневайся, так и было! Но Василий понял, что сказал лишнее и сразу все свел к шутке. Хотя, какие уж тут шуточки?.. Я ведь понимаю, что случайно обмолвившись, потом он просто пощадил мою честь. Неужели я действительно могу быть способен на какую-то запредельную низость или даже подлость?
— Я понимаю. Но даже и на старуху бывает проруха, — улыбнулся Вадим, крепко пожимая порывисто протянутую Великим князем руку, — Но не стоило, конечно, Василию Александровичу вспоминать об этом, ведь мир-то уже изменился. Как и ты…
Кстати, на счет того письма, Миша. Барон Фредерикс тут не при делах. Попади оно к нему, а через него к твоей матери, что, скорее всего, и произошло бы, то в твоих руках оно вряд-ли бы оказалось. Это — моя и фон Гинце работа. Так что, кое с кого причитается.
Согласись, кстати, что юная принцесса не только хороша собой не по годам, но еще и находчива чертовски? Как тебе ее позавчерашний выход — с платком на ковер?
— Ну, да… был такой средневековый обычай. Дама может взять под свою защиту поверженного на ристалище. Но, во-первых, Мик был победителем, а во-вторых…
— А во-вторых, ее взбалмашный папаша мог в тот момент брякнуть все, что угодно. Типа: «немедля истребить и вышвырнуть за борт обидчика моего любимого таксеночка»! При адъютантах. Для которых это — приказ. И что дальше? Так что все разрешилось как нельзя лучше. У храброго котищи теперь есть любящая хозяйка. А у девушки — пушистый и мурлыкающий ценный подарок от ее Принца на белом коне.
Что же до мучающего тебя вопроса… конечно, для меня гораздо проще и спокойнее было бы отболтаться незнанием предмета. Но лукавить я не хочу. Только давай сразу уговоримся: сперва я задам тебе три. И только если ответы на них меня удовлетворят, на свой страх и риск получить от Василия на орехи, а как ты знаешь, он у нас товарищ серьезный, я расскажу тебе, о чем речь. Согласен?
— Спрашивай.
— Что ты думаешь о перспективах своего брака с Прусской принцессой?
— Но… она ведь еще столь юна и…
— Это не ответ, Михаил.
— Ну, прямо… вот так, чтобы…
— Именно так. Прямо и без околичностей.
— Да. Она мне на самом деле очень нравится. Возможно, это постыдно и греховно, признаваться во влечении к столь юной девушке, девочке вернее, только…
— Это все — ерунда. Ты же свои порывы сдерживал. Я видел, как вы прощались. Поцелуй руки без перчатки, это еще не эротка. Так что не говори глупости. Главное: ты готов ждать ее совершеннолетия и блюсти себя, несмотря на массу самых сладких соблазнов, коие непременно будут окружать Ваше императорское высочество в столице? Причем в огромном количестве.
— Конечно.
— О' кэй. Второй вопрос. Ты обещаешь, что не используешь полученную сейчас от меня информацию, для самостоятельного разбирательства в сути предмета, с которым я тебя в общих чертах познакомлю? Предмета, который и послужил причиной твоей опалы и кучи сопутствующих проблем в моем мире?
— Ты очень витиевато выражаешь свою мысль. Но, тем не менее, обещаю, что не предприму в отношении чего бы, или кого бы то ни было, связанных с этим скандалом, никаких действий. И не проявлю интереса. Думаю, что за этот год держать себя в руках я научился. Учитель у меня был хороший. Одним словом, все, о чем мы говорим сегодня, останется только между нами, Михаил.
— Замечательно. Тогда последний вопрос. Ты понимаешь, что любые личные желания и предпочтения не должны вступать в противоречия с интересами Державы? Понимаешь, что есть некоторые деликатные моменты, когда даже твой любимый царственный брат не в силах тебе дозволить поступать так, как ты пожелаешь?
— А именно?
— Далеко ходить нет нужды. Пример Ольги Александровны и твоего покорного слуги разве не показателен? Да, развод Оленьке Государь разрешил. Но, что дальше? Дальше мы будем вынуждены жить во грехе. Он никогда не позволит своей сестре морганатический брак.
— Ну, если в этом плане, то конечно…
А в вашем времени, Михаил, неужели этот дурацкий, средневековый предрассудок сохраняется? И люди из высшего сословия не могут позволить себе соединяться с тем, кого любят, если его положение в обществе…
— Там — уже могут. Только до этого времени отсюда — куча скандалов, отречений от корон и долгие-долгие годы. Традиция — штука поразительно живучая. И если бы не гемофилия, прожила бы еще не одно столетие, наверно. Но нам с Оленькой от этого моего знания не легче…
— Понимаю, и искренне сочувствую.
— Точно? Ну, тогда, Михаил Александрович, готовься морально. Слушать тебе мой рассказ будет не слишком приятно…
