Как приручить Обскура (СИ) - Фальк Макс (бесплатные версии книг .txt) 📗
О том, куда он отправился, Тесей ей не сказал. Если всё пройдёт гладко, и он вернётся — не о чем будет и говорить. Он часто пропадал на заданиях, Тереза даже не заметит его отсутствия. Если он не вернётся — к чему ей заранее знать и напрасно изводить себя? Иногда Тесей думал, что Перси, на самом-то деле, повезло. У него нет семьи, никто не волнуется о нём ночами, может, потому он и позволяет себе быть безрассудным, зная, что у него никого нет за спиной, и если он однажды не вернётся с работы, ничьё сердце не разобьётся?..
Тесей думал, что если с Ньютом что-то случится — он никогда себе этого не простит. Не простит, что был недостаточно настойчив, мало писал ему, мало с ним говорил в последние годы, редко звал в гости… Надо было бы с ним быть упрямей — может, что-то бы сдвинулось. Другого брата, правильного, понимающего, любящего — у него нет. Есть вот только такой — нелепый, странный и нелюдимый. Но каким бы Ньют ни был… это был брат.
Анимагическая форма Тесея была — сущий стыд. Он прилагал все усилия, чтобы лежать спокойно, как и подобало аврору на опасной миссии. Но добродушная и легкомысленная натура ретривера не сдавалась. Для неё вокруг было слишком много прекрасных, чудесных, радостных вещей. Вот трава, например. Трава пахла весенним соком, овцами и муравьиными тропами. Её истоптали тяжёлые башмаки, примяли колёса. Она манила размять лапы, поймать какого-нибудь жука, изваляться в зелени, набегаться до устали и прилечь тёплым брюхом на холодную землю. Но Тесей держался, отвернув морду в сторону, чтобы даже глазом не коситься на свежую лужайку.
Или вот сапоги. Превосходные, блестящие, чёрные сапоги для прогулок, резко пахнущие резиновой подошвой и кожей. Так хочется попробовать. Куснуть совсем немножко. Носок сапога покачивался перед носом, и Тесей отводил глаза, чтобы не искушаться.
Или вот воробьи. Толстые домовые воробьи прыгали по дощатой веранде, подбирая крошки печенья, которые с ладони сыпал Талиесин.
Не смотреть на воробьёв, не смотреть на траву, ни в коем случае не смотреть на сапоги. Ни на что не смотреть, просто лечь, положить голову на лапы и закрыть глаза. Слушать, как воробьиные клювы стучат в доски, как поскрипывает кожа на сапогах, когда Талиесин качает ногой, как гогочут гуси на заднем дворе кабака, как вздыхает мерин на улице, волоча грохочущую телегу по каменной мостовой, как отрывисто и гортанно говорят люди, как ветер качает ветви в лесу на склоне горы.
Деревушка называлась Скалтавегер. Она стояла в долине, окружённая холмами, закутанными в туман. На полсотни жителей здесь стояло две сотни домов. Когда-то Скалтавегер был большим городом. Здесь всегда жили маги. Но время, войны и охотники на ведьм привели город к упадку. Даже близость замка Дурмштранг не помогла спасти это место. Теперь на развалинах среди камней, покрытых загадочными символами, значение которых было давно потеряно, паслись овцы, гуляли куры и спали кошки. Древняя магия давно развеялась, и странностей здесь почти не случалось — разве что иногда рождались ягнята с двумя головами, и пару раз в год, на равноденствие, среди старых могил видели призраков.
Обитаемые дома сгрудились на дне долины, цветные, как бусины в горсти великана: небесно-синяя, багряно-красная, канареечно-жёлтая. У всех были одинаковые двускатные крыши, поросшие мхом, из труб тянулся дымок. В единственном кабаке деревушки по случаю хорошей погоды выставили круглые белые столики на крытую дощатую веранду, и делегация английских волшебников, состоявшая из волшебника и собаки, сидела на её солнечной стороне.
Толку от солнечной стороны было немного. Солнце висело над горами, как жёлтый мячик, такое же маленькое и холодное. Талиесин Эйвери со звучным «Брр-рр!» передёрнул плечами и поглубже натянул перчатки. Его красивое лицо покраснело и нахмурилось от ветра. В отличие от Тесея, он не был покрыт густой шерстью, которая даже пронизывающий ветер с ледника превращала в приятный сквознячок.
Воробьи, опьянённые хорошей погодой, пушили перья, драли друг другу хвосты за крошки печенья и непрерывно чирикали. На дороге возле веранды в колее от тележного колеса стояла вода. То и дело пара-тройка птах подлетала к ней, мочила лапы и клювы и вспархивала обратно.
— Галдят, как первокурсники, которые первый раз в жизни заблудились в Хогвартсе, — заметил Талиесин. — А ты что-то заскучал, Трезоро. Не хочешь размяться?..
Тесей застыл, как изваяние, прижал зад к земле, сдерживая непреодолимый позыв радостно вильнуть хвостом. Внятно качнул головой из стороны в сторону. Его собачья натура была не только игривой и любопытной. Она была дружелюбной, если не сказать — любвеобильной. И этой подлой натуре ужасно нравился красивый Талиесин Эйвери, особенно когда он ласково улыбался и протягивал руку, чтобы потрепать по ушам. Тесей каждый раз уворачивался, напоминая себе, что он аврор, а не какой-то там домашний любимец, но бороться с собой становилось всё труднее и труднее.
Талиесин поднял воротник пальто и достал из внутреннего кармана фляжку.
— А я бы прошёлся. Иначе через пару минут закоченею здесь навсегда, — объявил он.
Скрутив крышку, он сделал глоток и облизнул губы. Тесей повёл носом на острый запах виски и непроизвольно сморщился. Вбирая чувствительными ноздрями холодный воздух, он принюхивался к деревне. Пахло овцами на мокром пастбище. Дымом из печных труб. Смолой и берёзовым дёгтем. Холодными камнями, влажным туманом. Он сосредоточился на них, стараясь отвлечься от человеческого запаха рядом с собой. Талиесин пах белыми цветами после грозы, горькой дубовой корой, тёплыми руками, замшей и воском. Тесея так и подмывало устроиться ближе, положить ему голову на колено и замереть. Он вскочил, встряхнулся — нет уж, лучше бегать за воробьями, чем так унижаться.
Совсем рядом раздался громкий хлопок аппарации, воробьи с писком снялись с места, Тесей прижал уши. Потом с достоинством выпрямился. Аврору не пристало бояться чужой аппарации, хотя для чувствительных ушей она прозвучала, как выстрел.
На веранду поднялся высокий широкоплечий мужчина в длинном бобровом пальто. Поставил у ног саквояж, снял шляпу и прочесал пальцами аккуратно уложенные светлые волосы. Заметив Эйвери, улыбнулся ему, как знакомому, шагнул ближе.
— Прошу прощения, мсье. Это ведь Скал… Скалтавегер? — выговорил он с мягким акцентом.
Тесей, задрав голову, принюхался с подозрением. Новоприбывший тоже показался его любвеобильной натуре человеком, достойным всяческого восхищения. Он пах облаками над морем, чайками, сухим деревом и железом. Ничего настораживающего в нём не было, но Эйвери вдруг округлил глаза, быстро поднялся.
— Мистер Маргерит?.. Я не ошибся?..
От него пахнуло волнением и восторгом. Тесей стиснул челюсти, стараясь не поддаваться — чужие эмоции чувствовались остро и отчётливо, он заражался ими, как собственными, не в силах сопротивляться.
Не вилять хвостом! — приказал он себе. — Стоять! Стоять смирно!
— Мы знакомы? — мужчина улыбнулся ещё шире, шагнул вперёд, чтобы протянуть руку: — Прошу прощения, у меня плохая память на лица. Моя фамилия Маргерит, вы не ошиблись.
— Позвольте представиться — Талиесин Эйвери, — тот сжал протянутую руку обеими ладонями, и Тесею ужасно захотелось забиться под лавку и закрыть уши лапами, чтобы не слышать этого беспокойного волнения в его голосе. — Ваш преданный поклонник, мистер Маргерит. Я слежу за вашей колонкой в «Воздушном спорте» с двадцатого года.
— Вы интересуетесь квиддичем! — мистер Маргерит зажёгся энтузиазмом, как факел. — Играете?..
— Увы, нет, — Эйвери покачал головой, не переставая улыбаться. — Я лишь болельщик. Должен сказать, под вашим руководством «Стрижи Шарлеруа» стали серьёзной опасностью для английской Лиги. Они ворвались на прошлый чемпионат, как бешеный бладжер!
— Хотел бы я ворваться на него в составе команды, — с сожалением сказал тот. — Но квиддич — игра молодых, а мне уже за сорок…
— Вы были блистательным капитаном и стали блистательным тренером, — убеждённо сказал Талиесин.
