Великий Сатанг - Вершинин Лев Рэмович (книги .TXT) 📗
В тот миг моих гостей, пожалуй, можно было назвать рассерженными, если бы было с чем сравнивать, но сравнивать, увы, было не с чем, поскольку никто и никогда не видел рассерженного сатанга.
Вообще эти созданьица отличались абсолютной беспристрастностью и удивительной неприязнью ко всему смертоносному, особенно к оружию. Причем неприязнь эта была лишь частицей общей их неприязни ко всякого рода конфликтам.
Выпив рюмку «Камю», я позволил себе игриво спросить:
– А есть ли смысл в вашем бытии?
– О да! — мелодично откликнулись они.
– А предназначение? — не унимался я.
– Да! — повторили они хором. — Это Великое Равновесие, и бесконфликтность — источник его.
– Но кем же дана вам столь благая цель? — спросил я уже вполне серьезно, тайно надеясь, что они помянут одно из имен Господних.
Увы!
– Великий Сатанг, если угодно, — последовал ответ. — И мы — лишь дробные его частицы…
– Вы можете все?
– Нет, мы можем больше.
…Воистину так. Ничего не могу сказать о Верховном, поелику оный себя не проявлял никак, но рядовые сатанги были силой могучей и единственно абсолютно беспристрастной…
А силой ли? Да, конечно. Именно потому, что никогда ни на кого не давили, никому ничего не навязывали; они всего лишь советовали. Но в том-то и дело, что не следовать их советам было бы попросту глупо, ведь тварюшки никогда не ошибались и никому не отдавали предпочтения и, что особо важно, тонко ощущали границы допустимого и приемлемого…
И вот когда роль сатангов была молчаливо признана всеми заинтересованными сторонами, тогда-то ими и была предложена сверхдержавам идея пресловутой «квоты вмешательства». Принцип незатейлив и прост, как символ веры: при основном запрете на глобальные военные действия (первый шаг к бесконфликтности) и, разумеется, роспуске профессиональных армий разрешалось в экстренных ситуациях поставлять спецтехнику и инструкторов в случае конфликтов на планетах третьего мира (до осознания отказа от конфликтов не доросших).
Естественно, все — только по просьбе тамошних властей и во имя самых высоких идеалов. Квота же — о ней знали, бесспорно, далеко не все — призвана регламентировать сроки и масштабы поставок на основе строгого паритета.
Короче говоря, все поровну, и никто не в обиде…
Идея была так хороша, что многие второстепенные ведомства горько восплакали о невозможности обзавестись своим собственным сатангом.
И кошмар сгинул. Ну, не то чтобы так уж совсем, но как-то потускнел; стало возможным присесть наконец и неспешно поразмыслить о многих делах, ранее успешно подзабытых в суматохе накопления «паранормальных» боеголовок.
А в первую очередь: чем же заняться теперь?
Ведь для чего-то же человечество существует, не так ли?
И ежели не для вырывания глоток, то для чего же?..
Ответов была тьма: от мечты о выходе за пределы Галактики до вновь ставших актуальными заявлений о принципиальной возможности путешествий во времени. Но кто же сумеет совершить нечто подобное? Кто сделает сказку былью?
От этого могло зависеть очень многое, и не надо думать, что только в смысле престижа…
Основная проблема заключалась в энергии. Старые источники не годились, новых не было. И все мечтания оставались всего лишь теорией, пока дело обстояло именно так.
Поразмыслив, специалисты (разумеется, с подачи сатангов-консультантов) рекомендовали обратить внимание на некий малоизвестный ранее минерал — боэций. Соединение крайне редкое, в лабораторных условиях несинтезируемое и обнаруженное на тот момент лишь где-то на самой периферии обитаемых миров — если не ошибаюсь, на окраине Малого Магелланова Облака.
Рекомендации были рассмотрены…
Хроника первая
Священные бубенцы
Глава 1
ДАРХАЙ. Оранжевая линия
11-й день 7-го месяца 5-го года Свободы
Я еще раз спрашиваю тебя, скотина: можешь ли ты чем-то оправдать себя?
Ту Самай позволил себе повысить голос. Во имя слезы Хото-Арджанга, можно подумать, что все это нужнее всего ему! Вот уже почти полчаса он пытается дать этому человеку шанс на спасение, и что же в ответ?! Слезы и сопли и никакой конкретики…
Задержанный и впрямь вел себя крайне неразумно. В общем-то все было ясно без слов, допрос становился бессмысленной формальностью, и его лепет, жалобный плач пока еще (непонятно почему) не умершего животного сам по себе свидетельствовал о высоком гуманизме тех, от кого сейчас зависела его жалкая жизнь.
– Говори!
Нет, нарушитель не слышал. Он стоял на коленях, кривя в рыданиях морщинистое лицо, и в раскосых глазах его не было ничего осмысленного. Он не способен был уже бороться за жизнь. И все же он не заслуживал смерти. Пока.
– Привести в чувство! — приказал Ту Самай, глядя в пустоту.
Получив приказ, мальчики действовали четко. Нарушитель был вздернут на ноги, и крепенький паренек с засученными по локоть рукавами добела застиранной куртки коротко, без особенного размаха, нанес ему несколько умелых, не калечащих, но крайне болезненных ударов. Избиваемый икнул. И в ответ откликнулось натужным кашлем: кого-то в углу штабной хижины затошнило.
Ту Самай, не глядя, знал — кого.
– Брат наставник, — распорядился он, не поворачивая головы, — оставьте нас. Вам будет полезнее подышать воздухом — сегодня воздух удивительно свеж…
Подождал, пока хлопнет дверь, и тем же бесстрастным тоном продолжил допрос:
– Итак?
– Там у меня брат… и жена… — Вразумление, безусловно, пошло задержанному на пользу; он, правда, заикался и никак не мог унять дрожь, но голос теперь звучал более или менее по-человечески. — И дети… я десять лет не видел детей, доблестный командир…
– Дети? — Ту Самай пожал плечами. — Допустим. Однако откуда у честного человека дети на той стороне?.. Покажи ладони, скотина!
И спустя миг — с отвращением:
– Твоим мозолям не больше десяти лет. Похоже, раньше ты был дха? Или даже дхаи?
Глаза ничтожества панически забегали.
– Я искупил, доблестный, я все искупил! Пять лет нефритовых каменоломен, три года плантаций!.. Только год назад с меня сняли надзор, клянусь, только год назад!
Похоже, он почувствовал-таки, что пощада возможна, и сейчас, кое-как взяв себя в руки, боролся за жизнь до последнего, с бешеной решимостью загнанной в угол крысы…
Таким он больше нравился Ту Самаю.
– Год назад? И ты, не прошло и года, кинулся в бега?
– Но, доблестный! У меня же дети… — Нарушитель осекся, сообразив, что сболтнул ерунду. — И я ничего не пытался унести с собой!..
Вот это было правдой, и это было доводом. Кроме полупустой котомки с нехитрой снедью, при нарушителе не было обнаружено ровным счетом ничего.
– Верно, — благожелательно кивнул Ту Самай. — Поэтому ты пока что и не умер. Закон свободы суров, но справедлив, и в этом твое счастье. Что можешь сказать еще?
Ноги допрашиваемого подкосились; он пошатнулся, едва не упав на колени, но наткнулся взглядом на хмурого парня с засученными рукавами куртки — и сумел устоять. По левой штанине аккуратно заплатанных шаровар потекла, расплываясь в пахучее пятно, темная струйка…
– Ну же!
Молчание. Идиот трясся в ознобе, даже не думая вспомнить о милости Любимого и Родного и воззвать к имени его. И Ту Самай понял: не дождаться, а поняв, ощутил вдруг невыносимую, брезгливо-безжалостную скуку. С этим бессмысленным делом пора было кончать…
– Хорошо. Тогда скажу я. Ты пытался покинуть Свободный Дархай. Ты собирался уйти к его лютым врагам. И ушел бы, не прояви порубежники должного умения. Так?
Ответа он не ждал.
– Ты искупил примерным трудом свои прежние проступки, и Свободный Дархай простил тебя, позволив стать одним из честных братьев. А ты обманул высокое доверие. Так?
Ничего в ответ. И по-прежнему — ни слова о Любимом и Родном. Не может вспомнить. А возможно, попросту не желает? Что ж, тем проще…