Аномальные каникулы - Гравицкий Алексей Андреевич (прочитать книгу .txt) 📗
Павел смотрит непонимающе. Лешка резко вскидывает руку. Следует короткий замах. Ворожцову кажется, что брат сейчас получит крепкий удар по лицу. Он уже готов увидеть, как брызнет кровь из расквашенного носа, но кулак Эпштейна останавливается в сантиметре от переносицы.
Лешка опускает руку. Павел смотрит оторопело. Невысокий, сухощавый, кажущийся безобидным Эпштейн в ярости меняется и становится крайне опасным.
— Читал? Знаешь? — повторяет он уже спокойно. — И как, помогло бы это тебе сейчас?
Павел садится. Он все еще изумленно моргает — видно, оторопь не прошла.
— Я тебя не понимаю, — говорит он с какой-то новой, послушной интонацией. — То ты называешь нас кабинетными учеными и обвиняешь в незнании реалий. То ты бросаешься на нас же за то, что мы вылезаем из лаборатории и идем навстречу этим реалиям. Где логика?
— Логика есть, — отвечает Эпштейн. — Просто каждый должен заниматься своим делом. Есть люди, которые знают, что такое Зона и как туда ходить.
— И отдать им успех всей разработки? — вскидывается Павел. — Нет уж, дудки. Если все случится так, как мы рассчитали, то это Нобелевская премия. Такими вещами с кем попало не делятся.
— И ты готов ради этого жизнью рисковать?
— Ради того, чтобы люди могли молодеть? Ради того, чтобы побитые возрастом пожилые женщины могли снова с радостью смотреть в зеркало? Могли быть красивыми? Ради того, чтобы мужики забыли о возрастных болячках, которые возникают не от вирусов, а от старости? Ради этого? Да, я готов рисковать.
Лешка безнадежно машет рукой. Смотрит на Ворожцова и выдает устало:
— Твой старший брат — идиот…
…Вжикнуло. Ворожцов вздрогнул, возвращаясь к реальности. Не сразу сообразил, что резкий звук, заставивший подпрыгнуть от неожиданности, всего лишь звук открывающейся молнии тента.
Из палатки девчонок высунулись Тимуровы конечности. Все четыре. Верхние принялись натягивать на нижние высокие ботинки и шнуровать их.
Задремавшая было в объятиях Ворожцова Наташка подняла голову, отстранилась и сонно сощурилась.
— Наташ, ложись спать, — сказал Ворожцов.
Казарезова, которая отродясь, сколько он себя помнил, не реагировала на его слова, послушно встала и пошла в палатку. Вот как: до цели еще не добрались, а что-то в каждом из них уже поменялось.
Странная мысль промелькнула и растаяла, как приземлившаяся на ладонь снежинка. Наташка нырнула в палатку, к костру подошел Тимур.
Ворожцов недобро поглядел на него.
— Чего зыришь? — с издевкой спросил Тимур и уселся рядом.
— Ты чего там делал? — сквозь зубы процедил Ворожцов.
— А тебе какое дело? — с вызовом ответил Тимур. — Я ж тебя не спрашиваю, чего ты тут с Казарезовой обжимался.
— Дурак, — беззлобно бросил Ворожцов. — Это не то, что ты подумал.
— А я вообще ничего не думал. Это ваше с Казарезовой дело. Понятно? Я в него не суюсь. И ты в мои дела не суйся.
Внутри что-то напряженно задрожало. Ворожцов сглотнул.
— Уверен, что это твое дело?
— Уверен, — отозвался Тимур. — С двумя сразу крутить — это как-то нехорошо, правда? Не засни. И не забудь мелкого разбудить.
Тимур поднялся и исчез во второй палатке. Вжикнула молния, шлепнулись один за другим на землю ботинки. Снова вжикнуло, и все стихло.
Ворожцов остался один. Сейчас он чувствовал это неожиданно накатившее одиночество очень остро. И не важно, что рядом были палатки, за тонкими стенками которых спали люди. Они находились сейчас будто в другом измерении. Материя ограждала их от леса, создавая иллюзию защищенности. Они спали в своем коконе, в своей скорлупке. А Ворожцов сидел один на один с затухающим костром, среди ночи и леса.
Лес шуршал, скрипел, стонал и пугал непривычными, чужими звуками. Прошлую ночь они провели, сказать честно, еще не в Зоне. Сегодня спали тоже на самом ее краешке. Но даже от этого краешка веяло такой жутью, что Ворожцов был вынужден признаться себе: ему страшно до дрожи. И воспоминания о событиях последних дней смелости не добавляют.
Костер притух. Пламя поутихло, словно кто-то повернул вентиль на газовой горелке. Синеватые язычки лишь изредка пробегали теперь по красным головешкам.
От углей жара было больше, чем света. Наверное, именно поэтому Ворожцов увидел свечение, которого раньше то ли не было, то ли он не замечал. Свет был неярким, ядовитым, фосфоресцирующим.
Светилось что-то внутри сторожки.
Судя по отсвету, источник был невелик и располагался под самым окном.
В животе неприятно сжалось. Так стискивало кишки в детстве на качелях, когда, забывшись и потеряв контроль, раскачивался до опасного предела и вдруг соображал, насколько сильно мотает. Понимал, что еще чуть — и перекрутится на триста шестьдесят градусов.
Рука сама нащупала поленья. Он подкинул пару дровин на угли. Вспыхнуло. Языки пламени с жадностью стали облизывать сухое дерево.
Ворожцов подхватил толстую ветку, сунул одним концом в костер, подождал, пока займется, и поднялся уже с импровизированным факелом в руке.
До сторожки было всего ничего.
Держа перед собой полыхающую ветку, он осторожно приблизился к чернеющему оконными провалами остову. Ядовитое свечение никуда не делось, но в свете самопального факела его было практически невозможно различить.
— Кто здесь? — позвал Ворожцов шепотом.
Никто не откликнулся. Наверное, стоило бы разбудить остальных. Хотя бы Тимура. Мысль была здравой, но вместо того, чтобы последовать ей, Ворожцов шагнул внутрь сторожки. Словно что-то манило.
На полу было много мусора — днем здесь казалось чище. Вроде бы даже вообще ничего такого не валялось. Вспоминалась разве что прожженная в полу дыра и кострище. В темноте, при свете факела, каждый камушек, каждый черепок от разбитого много лет назад цветочного горшка, каждый клочок полиэтилена отбрасывали внушительную, пугающую тень. Пол казался просто заваленным всяким хламом.
Хотя умом Ворожцов понимал, что ничему новому здесь взяться было просто неоткуда.
Скрипнуло. Дыхание у Ворожцова перехватило, сердце заколотилось. И только в следующую секунду понял, что скрипнуло у него под ногами.
Прислушался. Тишина.
— Да никого здесь нет, — сказал он вслух, чтобы себя подбодрить.
Светилось под третьим от двери окном.
В дальней комнате, а вернее, в том, что от нее осталось, тоже никого не было. Фосфоресцировал небольшой предмет под окном. Ворожцов подошел чуть ближе, замер в нерешительности. Снова выставил перед собой затухающий факел, стараясь получше разглядеть источник света.
Предмет больше всего напоминал крупный кристалл, усыпанный, как морской еж, желтыми светящимися иголками. Свет расходился метра на полтора-два. Так мог бы выглядеть какой-нибудь уникальный предмет. Но те редкие артефакты, которые Ворожцову довелось видеть за пределами Зоны, не светились.
Догадка пришла сама собой. Рука метнулась в карман, пальцы нащупали наладонник. ПДА пискнул. Ворожцов навел прибор на светящуюся штуку. Дозиметр ожил, показывая наличие фона.
Счетчик не зашкалило, но излучение было довольно сильным.
Ворожцов подошел ближе, поддел кристалл почти погасшим концом ветки и, словно хоккеист, зафиндюлил кристалл в центр комнаты. Желтое свечение прокатилось по темному пространству, провалилось в обугленную дыру в полу и затаилось между досок. С улицы его теперь не заметно.
