Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги .txt) 📗
Как там, в той легенде? Рыцарь, убивший дракона, сам становится им?.. Не хочу…
— Денис, ты неисправим! — Дольский спрыгивает с коня и, довольно улыбаясь, идет навстречу. — Как только слышен бешеный рёв, а затем выстрелы — значит, там капитан Гуров воюет!
— Как говорят наши заклятые союзники, однообразие — признак стабильности. — Парирую наезд и перехожу к серьезным делам. — Как справились?
— Вчистую. Как ты говоришь, с сухим счетом. — Анатоль шутливо щелкает каблуками. — Докладываю, господин капитан: к казармам подошли тихо, спасибо мальчишке, всё правильно нарисовал. Часовых сняли, пулеметы расставили. Потом в качестве сюрприза пару гранат в окна кинули. Германцы наружу дернулись, тут мы их со всех стволов и причесали. Они обратно, а там уже штурмгруппа их поджидает, через крайние окна запрыгнули. Встретили их из «стенек»… В-общем, патронов у нас почти не осталось. Сказал своим, чтобы трофейными маузерами вооружились.
— Сколько их там было?
— Две роты, человек под триста с хвостиком. Больше половины — «двухсотые», из остальных уцелело около тридцати-тридцати пяти, остальные — раненые. Заперты там же в подвале, часовые и сторожевое охранение выставлены. Лагерь с пленными тоже наш, охрана пару раз только выстрелить успела. Я пока что полувзвод там оставил за порядком смотреть, мало ли что. Еще два десятка в тюрьме порядок наводят. Эти вообще сдались без сопротивления. Остальные перебирают трофеи на складах…
— Добро, Анатолий Иванович. Пошли-ка в штаб заглянем, в картах пороемся, там вся схема обороны должна быть. Только не удивляйся иллюстрации к старинной русской поговорке.
— Это какой же?
— Лес рубят — щепки летят… А потом рванем к Пепеляеву, там тоже всё стихло. Собираем отряд и думаем что делать дальше…
Анатолий Николаевич встречает нас на станции, выслушивает краткую версию произошедшего в казармах и штабе, делает удивленные глаза при известии о «геройской» кончине генералов, и на мое объяснение, что столь важные «гости» тормозили бы действия отряда, выдает интригующую фразу:
— У нас потерь нет, уцелевшие германцы заперты в пакгаузе, ждут своей участи. Мои разведчики наткнулись в вагонах на четыре пулемета в ящиках, и еще кучу всякого добра… Ладно, Бог с ними, с генералами, но вот на путях Ваши захватили такой удивительный трофей, что, боюсь, с ним Вам расстаться будет очень трудно. Только диву даюсь, никогда еще о таком не слышал.
М-да, я о таком тоже не слышал, точнее, то, перед чем сейчас стоял, в нашей истории было изобретением не сумрачного германского гения, а шедевром русской инженерной мысли и называлось, если я правильно помню, броневагон «Заамурец». Читал о нем когда-то в «Моделисте-Конструкторе». Приземистая, длинная платформа, обшитая бронелистами под рациональными, замечу, углами наклона, спаренные колесные тележки спереди и сзади, клепаные многогранные орудийные башни над ними, четыре пулеметных амбразуры с каждого борта, невысокая командирская башенка посередине с выступающими рогами дальномера. Залезаю внутрь и тут же бросается в глаза главное отличие — два двигателя внутреннего сгорания вместо паровой машины, как на обычных бепо… Да уж, эту игрушку даже подрывать жалко!.. Хотя… Зачем портить такое великолепие?..
— Так, господа офицеры, я думаю, этот мастодонт обязательно поедет с нами.
— Денис Анатольевич, Вы, что, думаете, сможете управлять этой махиной? — Пепеляеву приходится удивиться в очередной раз.
— Как говорила одна дама, когда ее спросили, умеет ли она играть на рояле, — «Не знаю, еще не пробовала». Но надеюсь, что не намного сложнее, чем автомобилем. Дайте мне полчасика и освободите путь шагов на двести в каждую сторону…
Забаву пришлось отложить из-за раздающегося свиста «Тревога!». Ствол уже в руках, глаза отслеживают дозорного на крыше, указывающего рукой в сторону источника опасности. Из-за деревьев видны клубы дыма, явно говорящие, что к нам в гости едет какой-то припозднившийся «паровозик из Ромашково». Только вот вряд ли пассажиры говорят на русском языке. Раздается гудок, из-за поворота появляется локомотив с десятком вагонов. И если верить биноклю — пассажирских, значит — там полно зольдатенов. К нам гости?.. Очень некстати!..
— Всем укрыться! Анатоль, пулеметы на второй этаж, расставить по окнам. Если что, по моему сигналу… поднятой вверх руке, открывать огонь на поражение.
— Денис, ты что задумал?!
— Попытаюсь принудить их к сдаче, не принимать же бой с такой оравой. Пока они в вагонах, у нас есть шанс!
Дольский, поняв ход мысли, командует своим «кентаврам» и через минуту перрон пустеет. Теперь дело за Пепеляевым.
— Анатолий Николаевич, найдёте хотя бы четверых человек, умеющих обращаться с максимами?.. Хорошо, сажайте их в броневик и пусть будут готовы повоевать… Да, кто-нибудь из станционного начальства остался?
— Сам комендант. Скучает вместе со всеми.
— Давайте его сюда и пошлите кого-нибудь найти белую скатерть, или простыню.
— Хорошо, Денис Анатольевич. Если не возражаете, я составлю Вам компанию…
Состав медленно втягивался на станцию и в будке машиниста, наверное, очень удивились одиноко стоящей на перроне компании из двух русских офицеров с огромным белым флагом и германским начальником станции. Ганс поначалу обрадовался, когда его вытащили из темного подвала, но, узнав зачем, снова сник. И вдобавок ко всему поимел приступ словесного поноса. Пока мы ждали, он успел сбивчивой скороговоркой рассказать нам, что железнодорожники — совсем мирные люди, и что никого из русских они и пальцем не тронули, наоборот, за последний год построили и перешили на более цивилизованную европейскую колею более тысячи километров дорог, восстановили около сотни мостов. Ну, как они строят дороги, я еще по Нарочи помню, так что пришлось вежливо оборвать докладчика фразой «Раух, битте!».
Паровоз останавливается так, что первый вагон оказывается прямо напротив нас. Как-то вдруг стало очень неуютно стоять под взглядом не одного десятка глаз, причем, очень немногие были недоумевающими и удивленными, подавляющее большинство было готово моментально прицелиться, как только прозвучит долгожданная команда «Фоер!». К счастью, у гансовского начальства хватило ума сообразить, что подобная наглость должна иметь под собой веские основания. Из вагона появляется этакий образцово-показательно-прусский оберст в сопровождении майора и гауптмана и, не торопясь, шествует к нам. Из соседнего вагона выходят несколько офицеров, не желая, видимо, пропустить интересное зрелище.
— Что это означает, господа? — Похоже, немец еще не решил, в каком ключе надо общаться, и на всякий случай разговаривает вежливо. — Вы желаете сдаться германским войскам?
Ну-с, очередная практика в немецком. Надеюсь, Анатолий Николаевич его с гимназических времен не забыл и всё поймёт.
— Гутен таг, герр оберст. Между прочим, для полного соблюдения этикета Вам не мешало бы представиться.
— Оберст фон Кэрн, командир 51-го ландверного пехотного полка. — Немец на автопилоте называет себя и только потом, наверное, соображает, что мы, как младшие по званию, должны были сделать это первыми. — Так вы сдаетесь? Кто вы такие?
— Начнем с конца… Капитан Гуров, командир 1-го отдельного Нарочанского батальона. — Кидаю руку к фуражке, дабы полностью соблюсти ритуал.
— Штабс-капитан Пепеляев, командир команды разведчиков 42-го Сибирского стрелкового полка. — Не отстает от меня Анатолий Николаевич.
— Что же касается первого вопроса, — сдаваться в плен мы отнюдь не желаем, наоборот, предлагаем вам и вашему полку сложить оружие. В противном случае вы будете уничтожены вплоть до последнего человека.
Немая сцена. Выпученные глаза и отвисшие челюсти у всех троих… Подождем малость, пока вернется дар речи…
— Вы сошли с ума! У меня под рукой около тысячи солдат! — Фон Кэрн всё еще не может прийти в себя. — Стоит мне скомандовать…
— Простите, герр оберст, я пока нахожусь в здравом уме и твердой памяти! Этот человек может подтвердить, что станция захвачена русскими войсками. — Комендач со страху способен только кивать головой. — Хотите доказательств? Смотрите!
