Бешеный прапорщик. Части 1-18 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги .txt) 📗
— Полиграф, а потом тайная комнатка с «музыкой»? — Интересуюсь из чистого любопытства.
— Не только. Иван Петрович нашёл интересную штуку. Называется… скополамин, кажется. Проверяли, вроде бы работает. Человек говорит правду и только правду.
— Господи, на ком же Вы это зелье испытывали? — Притворно ужасаюсь услышанному. — Неужели на ни в чем неповинных людях?
— Да, только эти люди засланными казаками оказались. Все им хотелось узнать, что же тут в Институте у нас происходит.
— А нельзя ли и нам немного такого зелья? Для допросов в полевых условиях.
— Вряд ли, Денис Анатольевич, нужно опытным путём подбирать оптимальную дозу, потом ещё какой-то укол делать. Если хотите, доктор Голубев подробно все объяснит. А пока давайте вернёмся к господину Гучкову. Я полагаю, что внезапная кончина одного из руководителей Военной ложи, через которую, скорее всего, и планируются активные действия против Государя, вызовет достаточный переполох. Ну, а перлюстрацию и слежку за остальными фигурантами мы обеспечим… Давайте вернёмся к разговору позже, вон Александр Михайлович уже идёт обратно.
— Да, господа, это впечатляет! — Тесть от увиденного находится в хорошем расположении духа. — Начало грандиозное! И, что интересно, мужики работают на совесть, не из-под палки. В наше время это — довольно большая редкость.
— Ничего удивительного, Александр Михайлович. — Воронцов снова ослепительно улыбается. — Они же потом здесь и будут работать. Так академик Павлов им обещал. И зарплату им назвал. В дополнение к этому в деревне его же стараниями откроется фельдшерский пункт и начальная школа для детишек.
— А не слишком ли это рискованно и накладно? — Тесть сразу настораживается. — В убыток себе работать не будем?
— Александр Михайлович, это — ещё один из многочисленных экспериментов Ивана Петровича. А деньги найдутся. Знаете, сколько платят светские львы и львицы за разные там оздоровления и омоложения?..
Дальнейший разговор с Воронцовым продолжить удалось только поздно вечером. И если по способу проведения акции разногласий не возникло, то некоторые особенности, предложенные мной, вызвали у него определенные сомнения из-за кажущейся сложности. Но потом, по зрелому размышлению, Петр Всеславович согласился, что резон в этом есть и обещал подключить к мероприятию все возможности питерских коллег и «дружинников»…
…
Этот город невозможно не любить. Вот кончится эта грандиозная заваруха, обзываемая Германской войной, плюну на всё, возьму Дашеньку с ребятенком, соберу всех своих ребят — Анатоля, Валерия Антоновича, Сергея Дмитрича Оладьина, Михалыча, Егорку… Всех-всех… И — сюда! Походить по Невскому, полюбоваться на Исаакиевский собор, поплавать по каналам… Но это все потом… после войны…
…И кажется, что я на берегах Невы
Уже почти вот скоро три столетья.
Я помню всех — и мёртвых, и живых,
Тех, кто сейчас на том и этом свете…
… Помню я, когда лебеди плыли
По канавке, по Лебяжьей,
Помню ветры метельные, злые
Над Сенатскою однажды…
… Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…
Вот уже несколько дней я с Котярой, успешно изображающим денщика, проживаю в меблированной квартире одного из доходных домов на Васильевском острове. Ну а как по другому? Хоть и командирован в Ораниенбаумскую офицерскую школу, но бывать в Питере приходится часто, благо Димитр Стефанов давно уже справляется со своими «янычарами» и без меня, а вот господину капитану надо с репетиторами заниматься, чтобы на подготовительные курсы Николаевской академии Генштаба поступить. Начальная алгебра там, геометрия с прямолинейной и не очень тригонометрией всякие, иностранные языки опять же. Это — для отмазки, экзамены в Павловском училище ещё свежи в памяти, да и те же синусы с косинусами со школы помню…
А так как офицер без денщика, тем более в Столице, — абсолютный нонсенс, то и Федор со мной. Почему он? А потому что внешность уж больно подходящая для предстоящего дела. Только вот пришлось ему на время снова стать ефрейтором вместо зауряд-прапорщика и выучить наизусть свою новую биографию, где он был ранен и контужен в бою, потому и стал нестроевым. А также хромать на правую ногу и немного горбиться…
Вчера отправил этого детинушку на Варшавский вокзал за «посылкой». Коей являлись два прапорщика — бывший студент-вольнопер Вадим Федоров и Дмитрий Иванович Остапец. Оба приехали под прикрытием командировочного предписания, — направлены по секретной служебной надобности в Императорский Горный институт, в окрестностях которого и встали на постой, а затем приехали в гости.
Примерно в это же время на квартиру для проведения инструктажа по дальнейшим действиям прибыл господин в штатском, прикрепленный к нам ротмистром Бессоновым, который представился Аполлинарием Андреевичем. Фамилией господин сей не назвался, но и от чая отказываться не стал. На вид был похож на штатского до мозга костей шпака, но, тем не менее, чувствовался в нем этакий внутренний стержень. Да оно и понятно, — в отдельном корпусе жандармов случайные люди другими делами занимаются, бумажки всякие перекладывают с места на место.
Поблагодарив за приглашение, гость от смежников оставил свой «буржуйский» котелок в прихожей и, усевшись за стол, принял от Котяры стакан свежезаваренного чая. Познакомились, из вежливости поговорили о погоде… В ходе разговора подтвердил, что все будет примерно так, как и планировалось. Ведут клиента надежные филеры, они же прикрывают отход группы, на нас — только ликвидация. Стрелком работать буду я. Потому, что — первый раз, и должен показать пример. Знаю, что ни у кого даже в мыслях не проскочит, что, типа, других посылает, а сам… Но все равно, исполнять буду своими руками. Тем более, что это — личное.
— Итак, господа офицеры… Кот, не улыбайся, ты — в полушаге от этого… Повторяем ещё раз наши действия. — Организовываю словесное проигрывание операции.
— Я общаюсь с настоящим дворником, добываю у него ключ от чердака и передаю его Дмитрию Ивановичу. — Первым высказывается Аполлинарий Андреевич.
— Переодеваюсь в форму дворника, получаю ключ, открываю чердак, слежу, чтобы никто в это время им не заинтересовался. — Подхватывает Остапец. — После стрельбы прикрываю уход Командира, передаю винтовку Аполлинарию Андреевичу, в случае погони увожу с помощью свистка по ложному следу.
— Я перевоплощаюсь в студента-марафетчика-социалиста-революционера, нахожусь поблизости. При появлении авто выхожу «на сцену». Если что, работаю из люгера по цели и исчезаю. — Вадим Федоров спокойно объясняет свои действия, как-будто речь идёт о приготовлении какого-то овощного салата…
Когда думал, кого привлечь на акцию, больше всего за него опасался. Конечно же, многое прошли бок о бок, но всё же — бывший студент, тем более, я помню, с каким воодушевлением он общался с тем агитатором в Ново-Георгиевске… Хрен его знает, чужая душа — потемки, вдруг я о чем-то в до сих пор не в курсе… Но проникся парень, проникся. Особенно понравилось мое объяснение про сарай. Как я там сказал?.. Знаешь, Вадим, слова Столыпина? О том, что им нужны великие потрясения, а мне нужна великая Россия! Так вот, все революционеры искренне считают, что разрушив государственность российскую, смогут построить страну ещё лучше. А я вот думаю, что из разломанного сарая побольше, да получше не построишь, можно только поменьше и похуже!..
Федоров в том разговоре, хитро улыбаясь, признался, что до сих пор со своими друзьями дискутирует время от времени, но уже не как университетские вольнодумцы с мутью в голове и абстрактным желанием сделать всех счастливыми. Повоевав на фронте и за ним, и прочувствовав многое лично на себе, они и свое светлое будущее теперь рассматривают, как боевую операцию. И что стоит только Командиру отдать приказ, батальон очень трудно будет остановить…
