Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны - Корчевский Юрий Григорьевич
Михаил определил хутор базой, отсюда удобно совершать вылазки по разным направлениям. И изба дает защиту от ветра и снега. Разведчики в печи развели небольшой костер, как они умели, без дыма. Вокруг костерка поставили банки консервов, хлеб положили. На морозе в сидоре он замерз и стал каменной твердости. Когда банки согрелись и хлеб отмяк, с аппетитом поели. От вскрытых банок, от разогретого хлеба дух шел волшебный, да и не страдали разведчики отсутствием аппетита: молодые, здоровые, после серьезной физической нагрузки – съели бы и барана. После еды навалилась естественная усталость, выставив караул, легли спать. Подъем Михаил определил через шесть часов.
Проснувшись и позавтракав, определились с боевыми задачами. Каждому, кроме радиста, Михаил на карте указал интересующие наше командование населенные пункты. Зимой немцы дислоцировались не в лесу или поле, а в населенных пунктах. Хозяев домов выгоняли в хозпостройки – овин, коровник, сарай. Сами располагались в избах и топили печи. Да только топить не умели, подбрасывали дрова непрерывно. Печь раскалялась, кирпичи трескались, начинало дымить. Бывало, что угорали, забыв открыть заслонку или закрыв, когда угли еще тлели.
Разведчики должны были подобраться поближе, узнать, есть ли пехота или другие подразделения. Танки или тягачи с пушками видны, их скрыть на улицах сложно. А пехота может рассредоточиться по избам. Был еще щекотливый момент. Если в селе есть воинская часть и будет отправлена радиограмма, то авиация нанесет бомбовый удар, или обстреляет артиллерия, если в пределах досягаемости. Кроме немцев пострадают мирные жители, разрушатся избы. Зимой, в мороз, это смерть. И других вариантов не было. В любой войне мирные жители всегда страдают: мерзнут, недоедают, гибнут. Михаил им сочувствовал и жалел, но война – такая жестокая штука, где от жалости твоей толку нет. Надо бить врага – вот одна задача, а все прочее – тень событий…
От хутора, где разведчики расположились, до сел и деревень, куда Михаил направил подчиненных, по 5-10 километров. На выполнение задания дал сутки, до вечера следующего дня. За ситуацией вокруг избы наблюдали по очереди с радистом. Дикие звери, напуганные войной, забились в глухие леса, их остерегаться не следовало. Когда пробирались к хутору, изредка видели заячьим следы. Но ни волков, ни кабанов, хотя местные говорили, что до войны они были. И немцы на оккупированных территориях собак перестреляли. Остались самые осторожные, при появлении немцев прятались и не гавкали. Для разведчиков почти полное отсутствие собак – благо: никто не рычит, не лает, заслышав звуки шагов или шорохи.
В сумерках следующего дня вернулись все, на душе у Михаила легче стало. Во-первых, не хотелось терять боевых товарищей. Во-вторых, если в группах потери, отношение к командиру меняется не к лучшему со стороны и командования, и рядовых разведчиков. Либо командир группы неумеха, либо самодур, такие тоже встречались, но в разведке не задерживались. Быстро их переводили в пехоту.
Стали докладывать. Почти все перечисляли по памяти количество выявленной техники и предположительное количество пехоты. Михаил карандашиком на клочке бумаги записывал, как и населенный пункт. Танков получалось много. Немцы готовились к наступлению. Вполне ожидаемо, до столицы рукой подать. Что понравилось в докладах, так это что разведчики отмечали, что двигатели не работают, не слышно звуков и не видно выхлопов. А один боец, Игорь Молодцов, ухитрился подобраться близко, разглядел значок на борту: филин или сова. Каждая дивизия имела свой знак, и его наносили на технику. Для разведчиков и партизан удобно, передавали в разведотделы. А там список, какая дивизия какой знак имеет. Красная армия таких опрометчивых шагов не допускала. Даже номера на автомашинах периодически меняли, чтобы ввести абвер в заблуждение.
После опроса разведчиков данные надо передавать в разведотдел. Не хотелось покидать избу, но из нее передачу вести нельзя, немцы накроют. Для передачи был простенький шифр, Михаил сообщение составил, приказал Василию:
– Пошли. Старшим на время моего отсутствия назначаю Великанова.
Михаил выбрал по карте самую глухую местность, где ближайшая деревня в часе ходу, да еще и дорог нет. Добрались с трудом, везде снег, дороги не чищены, не наезжены даже санями.
– Давай здесь, – распорядился Михаил.
Место удобное, на пригорке, три сосенки стоят, на которые антенный провод забросить можно. И связь с пригорка лучше, и видно дальше, случись облава. Василий забросил антенный провод на ветки, рацию включил, выждал несколько минут, пока прогрелись лампы. Михаил его накрыл припасенной плащ-накидкой. Радисту фонариком надо подсвечивать текст. Запрос связи, установлен контакт, пошла передача морзянкой, не меньше пяти минут, потом ответ: текст получен.
Отлично! Но надо уходить, и побыстрее. Самолеты немцы не пошлют, темно. А гусеничную технику, вроде бронетранспортера, запросто направят. Но это займет время. Как полагал Михаил, не менее получаса. Обратно шли по льду замерзшей реки. Если немцы направят гусеничную технику, лед не выдержит, провалится. А еще на месте передачи разведчики оставили сюрприз в виде растяжки из гранаты Ф-1, присыпанной снегом.
Глава 10
Последний бой
Путь к хутору по льду реки оказался более длинным. Зато, по мнению Михаила, более безопасным. На следующий день избу не покидали. Радист сидел в наушниках, готовый принимать сообщение, с листком и карандашом в руках. Рация запищала, рука радиста забегала по бумаге. Группе предписывалось перейти в другой район. Жалко было покидать избу. Место удобное, ни одного немца или полицая вблизи не видели. Шли днем, обходя населенные пункты. И вновь повезло, наткнулись на полуразрушенное взрывом бомбы здание машинно-тракторной станции. Мастерские сохранились, а двухэтажное здание управления в руинах. В мастерских даже обнаружили полуразобранный колесный трактор. В угловой комнате – верстаки, тиски, сверлильный станок. Здесь и расположились, потому что комната имела два окна с хорошим обзором в сторону дороги. В случае появления противника можно через ремонтный цех и дальше через дверь на улицу уйти. По крайней мере, в мастерской не запрут, как в ловушке. Для разведгруппы очень важно не только расположиться скрытно, но и иметь пути отхода в разных направлениях.
И снова Михаил каждому на карте указал задачи на следующий день. Уже ночью разведчики отправились по своим целям. Вернулись к исходу дня, но не все, не было Андрея Рокотова. Михаил уже беспокоиться стал, не случилось ли чего?.. Но зря тревожился: пришел Рокотов, да не один, пинками гнал перед собой полицая. В полушубке и шапке, в валенках. На левой руке – белая повязка с надписью «Полиция» на немецком. Винтовка полицая у Рокотова. Руки связаны, во рту кляп.
– Командир, этот типчик вокруг МТС кружил. Вынюхивал, сволочь!
– К стенке его! – высказались единогласно разведчики.
– Много чести! Повесить, а лучше горло перерезать и в снег, подальше от МТС. Найдут по весне. Или зверье труп обгложет.
– Нет! Пригодится еще! – заключил Михаил.
Зачем ему пленный полицай, еще сам не знал. Бойцы поужинали, спать улеглись. Михаил выставил часового, сам стал допрашивать полицая. Тот трясся, глаза бегали, даже на морозе от него противно тянуло прелым потом. Хотелось в самом деле шлепнуть эту дрянь, да и делу конец, – но служба научила владеть собой.
– Документы есть?
– Аусвайс немецкий.
– Где?
– В кармане пиджака.
Михаил тулупчик расстегнул, достал документ. Выдан полицейской управой два месяца назад. Фамилия, год рождения, печать. А фотографии нет. Хороший документ, пригодится. Определил его в свой карман.
– Как нас увидел, или донес кто-то?
– Да нет… Зазноба у меня неподалеку, в деревне. Шел к ней, смотрю: из МТС человек выходит в белом. Подумал, партизан приходил к кому-то на встречу. Решил проследить.
– Ну да, и сдать деревенского.
