Замыкание (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич (онлайн книга без .TXT) 📗
— Я просто хотел сказать, что завтра этой блажи может не быть! — Страдальчески произнес мужчина. — Вы же знаете непостоянство князя Давыдова! А ведь там немалый входной взнос, любовь моя!
— Сколько? — строго уточнили у него.
— Сорок тонн золотом! — Чуть ли не возопили в ответ.
— Сколько?!
— И только золотом! Никаких переводов и векселей! — Часто задышали в ответ. — Это сумасшедшие деньги!
— Мы заплатим! — Лязгнул уверенный голос.
— Сердце мое, одумайтесь!
— У нас что, нет таких денег?!
— Есть, но они в банке, под хороший процент, который обеспечит будущее нашему сыну!
— Говорила мне мама… — произнесли горестно.
— Что?! Что вам эта… святая женщина?! — Возопили в ответ.
— Что вы жлоб!
— Я просто желаю спасти нас от финансового краха!
— От краха нас спасут знакомства сына, приземленный вы человек! — Фыркнула она. — Вы ничего не понимаете в делах, мой любимый скопидом! Я желаю, чтобы вы как можно быстрее переговорили с князем Давыдовым. — Приговором, не терпящим обсуждения, подытожила сиятельная дама.
— В прошлый раз, когда я с ним разговаривал с Давыдовым, вы просили меня месяц не появляться дома!
— От вас несло женскими духами!
— Я же объяснял вам, это перенесло от Давыдова!
— А как же помада на воротнике?!
— Вот видите! — словно это была ее вина, возмутился говоривший.
— В этот раз потерплю. Ради сына. — сухо ответили ему.
— Одумайтесь, душа моя! Я справлялся у банкиров, они говорят, столько золота может и не сыскаться…
— Пусть только посмеют. — Добавились в женский голос нотки ярости. — Пусть только посмеют не отдать нам наше золото.
— Тише, дорогая, на нас обратил внимание цесаревич Константин Дмитриевич. И, кажется, он идет сюда, — испуганным голосом проблеял мужчина.
Юнкер Ломов присмотрелся — действительно, из числа людей перед дворцом выделилась личность огромного политического веса, окружали которую как бы не полсотни человек. И теперь вся эта масса небесных тел государства двигалась ровным счетом на них.
— Поправь прическу и втяни живот, — с шипением распоряжались за колонной.
Но переживали они зря. Потому что цесаревич направлялся не к ним. Он шел ровной линией к юнкеру Ломову, заранее встретившись взглядом и им же указав на удобное место для разговора в стороне от колоннады.
Ломов обернулся, не нашел, куда поставить бокал, и как было направился на встречу к Его высочеству. Встреча с высшим светом не была для него первой, и даже не входила в десяток — многие старались заговорить с молодым человеком, у которого оказались выходы как на князя Давыдова, так и, как они полагали, на Первого советника империи. Впрочем, обычно хватало пары намеков, и беседа ограничивалась похвалам храбрости и приглашениями навестить их дома в любое удобное время. Запомнить бы все имена — это оказалось самое сложное. По счастью, обычно к беседе подключались девушки и сильно помогали, забирая часть беседы на себя — оттого неловких моментов почти не было. Ну, кроме тех моментов, когда Ломов начинал вглядываться в лица людей, обнаружив нечто общее у них и персонажей его снов. Обычно собеседники сами быстро закругляли беседу, находя очень важное дело где-нибудь в другом месте.
Сейчас, понятно, дамы вряд ли смогут его спасти, случилось что — просто так, без позволения, к цесаревичу не подойти. А девушки ему не представлены.
Юнкер Ломов на всякий случай обвел зал взглядом и наткнулся взглядом на ротмистра — тот с лицом, как у кота при работающем пылесосе, танцевал с тещей. Рядом выводила пируэты его супруга с отцом — таково было наказание, назначенное Самойлову за все переживания, которое испытала его жена: весь новогодний бал им предстояло быть такими парами, без права сбежать. Хотя господин ротмистр пытался спрятаться за дуэлью или еще какой приятной неожиданностью, где можно будет отделаться от танцев простреленным плечом — у него был с собой блокнотик с именами, по которому он целеустремлённо выкликивал танцующих, публично требуя извинений. Но те, мерзавцы такие, извинялись, чем все портили…
А не надо было сжигать Кремль и всех пугать — подытожил Ломов, увидев цесаревича в каких-то трех шагах.
Рослый, как отец. С упрямым подбородком, аккуратно зачесанной набок лакированной прической, в черном в полоску костюме с бабочкой — цесаревич, по наблюдениям юнкера, на бале гораздо больше работал, чем развлекался. Вместе с братьями, из которых Ломов знал только Сергея Дмитриевича, они в паре с супругами открыли бал первым танцем, но на этом все веселье для высокородных закончилось — потянулись бесконечные переговоры в беседках, разделенные вынужденными паузами, когда приходилось выйти к людям и убить десяток минут на светские беседы и пару-тройку заготовленных острот. Уж больно тяжелое у империи было время — смуту нельзя взять и забыть, а помилование — не индульгенция. Люди переживали, людей следовало успокаивать… Вернее, Ломов хотел думать, что ситуацию пытаются замирить.
— Ваше высочество, — низко поклонился юнкер с бокалом в руке.
— Юнкер Ломов, — покровительственно поприветствовали его легким наклоном головы. — Наслышан о вашей храбрости.
— Благодарю, ваше сиятельство. — кланялся Ломов, по практике зная, что это обычно ненадолго.
Раз пришлось стать чем-то «необычным» на этом балу, то приходилось терпеть и внимание. Так что пару секунд — и можно будет вновь цедить шампанское, дожидаясь праздничного салюта. Говорят, залпы будут прямо с парусников.
Цесаревич жестом отослал свитских прогуляться в стороне, вызвав легкое удивление.
— Наверное, вы устали быть эдакой редкостью, в которую разве что пальцем не тыкают? — Словно угадав мысли, с сочувствием произнес цесаревич.
— Я благодарен высоким господам за внимание к моей скромной персоне. И горд знакомству с ними.
— Увы, забудут они вас практически моментально, — хмыкнул цесаревич. — Вы же не обманываетесь приглашениями? Не советую. Рискуете попасть в крайне неприятное положение, если придете на порог к какому-нибудь графу.
Ломов вопросительно поднял бровь.
— Приглашения ведь не вам, а вашему покровителю. Ну кто вы такой, в самом деле? — Иронично посмотрели на него. — Безродный, неодаренный.
— Я юнкер лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, ваше высочество.
— Когда Давыдов наиграется с полком, наберет в него всякой швали, а затем в сердцах разгонит всех после очередной пьянки, как было уже не раз… — Вздохнул цесаревич. — У вас останутся только враги. И мне скверно говорить об этом, глядя на перспективного и храброго юношу.
— У меня есть друзья, ваше высочество, — сдержанно поклонился Ломов.
— Кто? Шуйский? Борецкий? Княжичам вы неинтересны, вы об этом и сами знаете. Самойлов? Вы полагаете дружбой ту квартиру и машину, которую он на вас записал? — Иронично посмотрели на юнкера. — Для него это такие гроши, как для вас — бросить монетку нищему. Эти люди из мира совсем других капиталов. Вот враги… Врагам все равно до вашего социального статуса, юнкер Ломов. Я слышал, вы получили наградные деньги за великого Ли?
— Да, ваше высочество. — Слегка заторможенно произнес юноша.
— Клан Ли узнал всех получателей премии. — Буднично подчеркнул цесаревич. — Они непременно будут мстить. Жестоко, показательно. Еще есть родственники погибших в недавнем инциденте. Они не дотянутся до княгини и первого советника, но отыграться на простом человеке… Боюсь, у горячих голов хватит лихости на такой поступок.
— Постараюсь беречься, ваше высочество. Благодарю за предупреждение.
— Да, беречься вам стоит. — Повернулся цесаревич на танцующих. — А вот эти девушки, слева от музыкантов… Они ведь пришли с вами?
— Верно, ваше высочество.
— Красавицы, — одобрительно кивнул Константин Дмитриевич. — У вас отличный вкус, юнкер. Не надо благодарить, это факт. Приятно, когда такие очаровательные создания тоже выбирают вас, верно? Сильного, храброго, богатого, с могущественными покровителями. Но все меняется, когда покровителей внезапно не станет. Это больно, Ломов. Горечь осознания, когда родня повелит отвернуться даже от любимого сердцу кавалеру, потому что он нищ, и не имеет ничего, кроме врагов.
