Ржавый меч царя Гороха - Белянин Андрей Олегович (читать книги полностью .TXT) 📗
Яга одарила меня заговорщицким взглядом и зашептала на ухо. Сохраню интригу. Тем более что пока и сам не знаю, увенчается ли наше предприятие успехом. Ну, в том плане, что ведь нет никаких гарантий, что и сегодняшней ночью мелкий бес на свиных копытцах припрётся к нам со свежеотравленным фруктом…
– Да, кстати, а что насчёт Кощея? Как я понял из допроса яблока, бесов нанял именно он…
– Погоди судить, сокол ты наш участковый, – попридержала меня Яга, хотя именно она выступала первой главной обвинительницей гражданина Бессмертного во всех грехах. – А ты в оконце-то глянь, никак опять Митеньку привели, а?
Я осторожно сунулся к окну и тут же дал задний ход. Нашего младшего сотрудника доставили богомольцы. Если точнее, то восемнадцать разновозрастных старушек от семидесяти и выше, все в чёрных платочках, видимо, вдовы, с иконками на груди и горящими взорами.
– Юродивого обидел! Сильничать хотел! На Гришечкину честь позарился, содомец милицейский!
Ну да, припомнил я свою учёбу в школе милиции, тоже верно, как нас только не называли лихие водители и подвыпившие хулиганы! Однако интересно, что же такого Митя с Гришей учудили, чтоб спровоцировать такую бучу? Стрельцы привычно приняли с рук на руки исцарапанного, как кот в марте, Митеньку, а богомольщиц вежливо попросили за ворота.
Бабульки, конечно, подняли вой, требовали сей же час поднять меня из гроба, на их негодование полюбоваться, а потом всех нас под суд отдать, а отделение официально обозвать Гоморрой и спалить к еловым шишкам, от греха подальше. Но тут на крылечко вышла Яга, цыкнула, показала зуб, взяла у ближайшего стрельца тяжеленную пищаль и для острастки пальнула в воздух. Богомольных старушек стайкой снесло через забор, вот уж кто бы ожидал в их возрасте такой прыти…
Наш младший сотрудник умылся у колодца, кое-как привёл себя в порядок и постучался с докладом по существу. Лицо у него было очень обиженное…
– Как у Митьки на носу черти драли колбасу, – без малейшего сострадания, издевательски добила Яга. – Ну ладно, с заданием не справился. Миром с богомольцами договориться не смог, тоже ладно. Но чтоб сотрудник милиции от хромых деревенских бабок сбежать не смог… Позор на всё Лукошкино!
– Да будет вам, – вступился я, хлопая парня по плечу. – Ему и так сегодня досталось, сначала чуть вы не убили, потом эти пожилые феминистки церковного толка. Тем более что ничем таким предосудительным они с Гришечкой стопроцентно не занимались…
Митя опустил голову и покраснел.
– Занимались, что ли?! – не поверил я.
Митя кивнул, полыхая ушами, как двухметровая морковка. Бабка перекрестилась и рухнула на скамью. Кот бросился обмахивать её тряпочкой. Я с трудом сглотнул, мысленно проклял всё на свете, поискал, когда же мы просмотрели зачатки нестандартного поведения нашего товарища по службе, и сел.
– Объяснительную напишешь, и уволен.
Он торопливо кивнул, разворачиваясь к дверям.
– Стой. Сначала дай честное милицейское, что врать не будешь.
– Чтоб меня в лондонской полиции Бобби звали, – побожился он одной из моих шуточек.
– Тогда расскажи нам всё.
– Ну я… ить… это…
– Митя, – я встал и строго взглянул ему в глаза, – у меня ощущение, что истина где-то рядом, но ты её не узнаёшь или как-то не так понимаешь. Поэтому забудь все латинские слова и просто, по-русски, расскажи нам, как прошло твоё задание по ненавязчивой охране гражданина Гришечки? Блин, да хоть кто-нибудь знает его фамилию? А то неудобно уже…
Фамилию мне так и не сказали – как вы поняли, никто её не знал, – но протокол Митькиного допроса был приблизительно следующим…
Наш недалёкий герой честно ходил за юродивым, максимально стараясь не привлекать к себе внимания. Что очень трудно при его габаритах и неусмиряемой молодёжной смекалке. Но он выкрутился… В смысле, что смекнул Митя: для лучшей охраны Гришечки надо просто идти за ним шаг в шаг и бдить по сторонам в поиске незримых врагов. Юродивый сначала воспринял всё это как детскую игру и с удовольствием бегал от него туда-сюда, беззаботно веселясь, когда Митя, пыхтя, перелезал плетни и заборы или уворачивался от цепных псов, которые на него бросались, а божьего человека не трогали. Потом Гришечке развлечение надоело, и он нашего героя прогнал. Ну то есть поклонился в пояс и вежливо попросил отстать «ради всего святого»…
– А ведь у меня приказ! – горько всхлипывая, продолжал рассказывать Митяй. – Ему-то что, юродивый себе куда хошь идёт-бредёт, веригами гремит, о безопасности не думает, а я ж вашу начальственную волю не исполнить не могу! Уж он и гнал меня, и ругал, и просил, и всякой дрянью кидался, да потом как побежит, тока пятки грязные мелькают! Я за ним. А у храма Петра и Павла богомольцы стоят, приезда святой иконы с самого Афону дожидаются. Так мы в их ряды на всей скорости, со всей дури, моим-то весом и…
В общем, получилась куча-мала. Митя отбивался, как мог, и, как мог, спасал от листопадом навалившихся старушек своего опекаемого клиента. Поэтому когда он встал наконец во весь рост, крепко держа Гришечку за ноги, то сразу и не понял, почему вокруг него образовался некий вакуум. Просто, если помните, наш гордый юродивый носил драную рубаху до колен. А под ней ничего. Ни штанов, ни подштанников. Ну и зрелище было, не пытайтесь себе представить…
Естественно, на божьего человека никто плохого не подумал, но виновного народный гнев отыскал поразительно быстро. Угадайте – кого?
– Удивляет только одно, как они тебя вообще там же в булыжную мостовую не закопали?
– Пытались, не дался…
– Лучше б дался, – тихо простонала из своего угла бабка. – Дожила до позора на свои седины – сотрудника милиции старушки богомольные в содомских грехах обвиняют…
– Да, Мить, нехорошо как-то, – поддержал я.
Он тяжело вздохнул, пожал плечами и с детской непосредственностью спросил:
– А энто… содомский грех, это драчливость, да?
Мы с Ягой нервно переглянулись. То есть он, бедолага, даже близко не понимал, в чём его обвиняют, и на всё согласился, думая, что казнят за обычную драку? Нет, ну вот как прикажете на него сердиться всерьёз? Бабкин кот поманил Митю лапкой, отвёл в сени и что-то там нашептал на ухо.
Мы и ахнуть не успели, как наш младший сотрудник уже рванул в ворота с рёвом:
– Поубиваю старых дур-р за такие намёки на сотрудника при исполнении-и-и!!!
Мы с Ягой выразительно помолчали. Мысли были схожие и в озвучивании не нуждались: убить не убьёт, но запомнят старушки надолго, как милицию нехорошими словами называть…
– А знаешь, Никитушка, свои плюсы в энтом есть. И Митеньку в умных вопросах просветили, и Гришечка-дурачок день весело провёл, и люду богомольному нынче скучно не будет. Все довольны и все при деле. А вечер-то близок. Пора бы и нам с тобой за работу браться. Похороны на носу…
Ох, батюшка уголовный кодекс, о своих собственных похоронах-то я и забыл… Бабка же ориентировала дьяка – на четвёртые сутки милиционеров хоронят, да ночью, да тайно. Угу, зная болтливый язык гражданина Груздева, сегодня ночью на кладбище половина Лукошкина сбежится, поглазеть! Да и как можно людей за любопытство осуждать, тут некоторые старики трёх царей на своей памяти схоронили, а милиционера ни одного! Непорядок…
– Ладно, я уже на всё подписался. Что надо будет делать?
– Дык договорились же вроде, в гробу полежишь пару часиков, да и всех делов.
– А вы меня потом точно выкопаете?
– Тьфу на тебя, Никитка, да как тока мысли противные тебе в голову лезть могут?! Знамо дело, выкопаем! На что ж мы тебя хоронить-то будем, ежели не расследования ради? Да и как про то забыть, коли я и царя, и Митю, и Еремеева загодя предупредила? Всем миром заявимся да и выкопаем.
– Точно? – Подозрений у меня от её вдохновенного пыла почему-то не убавилось.
– Точнее некуда, Фома ты неверующий! – даже обиделась бабка. – Иди-ко давай в гроб ложись, хоть примеришься: не жмёт ли где в плечах, ноги ли вытянуть удобно?