Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич (книги серии онлайн .txt) 📗
— Ближе к делу, Доктор, — попросил Пастух, — пока вы в самом деле не превратили «Альбион» в философский кружок. Мы хотим выбраться отсюда — и точка. Так кто таков Он в вашем представлении?
Доктор Генри устало вздохнул. Он и сам не заметил, до чего быстро теряет силы, пока не ощутил тяжелый звон в голове. Жаль, не осталось вина…
— Величайший мистификатор. Вселенский иллюзионист. Божественный трюкач. Ему доставляет удовольствие не мучить своих пленных, а изощренно их обманывать, бесконечно кружа голову бесчисленными миражами. Он словно самоуверенный фокусник на сцене. Безобидную вещь он норовит превратить в смертельно опасную, хорошо знакомую — в пугающую и чужую, и так во всем. Он словно проводит величайшее в мире представление, огромную мистификацию, для которой ему нужны зрители. Мы все — именно зрители на его представлении. Зрители, а иногда — невольные ассистенты.
— Фокусник… — задумчиво пробормотал Пастух, — Да, в этом что-то есть. Если Новый Бангор и любит что-то по-настоящему, так это морочить людям голову. Он все выворачивает наизнанку или красит в непривычные цвета… Ну и что же вы предлагаете? Выхватить кролика из его цилиндра?
— В некотором роде, — согласился Доктор Генри, — Слабость величайших обманщиков в том, что в какой-то момент они, уверившись в своих силах, теряют осторожность. Пусть на миг, но забывают, что среди зрителей могут оказаться не меньшие хитрецы. Мы должны дождаться его оплошности. Найти трещину в очередном фокусе великого иллюзиониста. Развеять морок. В этот момент его сила ослабнет.
Архитектор устало опустил седую голову на руки.
— Это бесполезно, — пробормотал он, — Мы полагаем себя клубом единомышленников, но не можем прийти к общему мнению даже касательно того, у какой силы оказались в заложниках.
— Не можем, — согласился Доктор Генри, — Что ж, тем лучше.
И поймал удивленный взгляд Графини.
— Но вы же говорили…
— Тем лучше, — повторил он спокойно, — Это значит, что перед нами не одна дорога к спасению, а пять. Да, разнонаправленных, однако посмотрим правде в глаза. Если Новый Бангор — это полюс зла, значит, всякая дорога, ведущая прочь от него, подходит членам клуба «Альбион», не так ли?
— Но мы не можем одновременно идти в пяти направлениях!
— Мы и не будем, — заверил ее доктор Генри, — Каждый их нас сосредоточится на той стратегии, которую подсказывает ему голос разума. Отныне каждый из нас будет вести собственную охоту, но не в одиночестве. Мы будем встречаться здесь — не чаще, чем это будет позволено по соображениям безопасности — и делиться новостями. Если мы будем достаточно целеустремлены в своих поисках, рано или поздно кто-то из пяти наткнется на верный путь. Может, это будет лишь брезжащий отсвет выхода, не страшно. Мы будем знать верное направление. Мы спасемся.
— Мистер Лайвстоун…
— Нет.
Уилл недоуменно захлопал ресницами.
— Я лишь хотел спросить, могу ли я…
— Не можете, — Лэйд адресовал ему улыбку, которая обыкновенно предназначалась для докучливых курьеров и чрезмерно упорных коммивояжеров, — Вы хотите попросить у меня дневники доктора Генри, не так ли, Уилл? Поверьте, если я вынужден отказать вам, то по серьезной причине. Эти дневники я уничтожил собственноручно несколько лет назад. Сжег в печи.
— Но… зачем? — голос Уилла прозвучал беспомощно, точно речь шла об уничтожении памятника немыслимой художественной ценности, какого-нибудь бесценного полотна Вермеера или Сезанна.
— Преступникам свойственно уничтожать улики. Пусть я и не состоял в клубе «Альбион», держать у себя такие документы показалось мне неразумным. А ну как про них пронюхали бы крысы полковника? Что еще я мог с ними сделать, позвольте спросить? Отправить в библиотеку? Может, сразу в «Серебряный рупор»?
Уилл заерзал на своем сидении.
— Весьма… благоразумно с вашей стороны.
— Я и есть воплощенная благоразумность, — пробормотал Лэйд, — Кроме тех случаев, когда позволительная моему возрасту болтливость причиняет мне излишне много хлопот, как сейчас. Черт побери, за всеми этими рассказами я и не заметил, что мы вот-вот покинем Айронглоу! Прав был старикашка Хиггс, ничто не исчезает так бесследно, как имбирные кексы, украшенные марципанами, и дорога, украшенная болтовней! А ведь я так и не успел поведать вам ни одной поучительной истории об обитателях этого круга ада!
— Полагаю, жизнеописание здешних скупцов и расточителей в вашем изложении доставило бы мне немалое удовольствие, — заметил Уилл, — однако, полагаю, вам известно и то, что история доктора Генри и его клуба интересует меня куда сильнее.
— Ваша британская велеречивость досаждает больше постельных клопов, — пробормотал Лэйд, делая вид, что его необычайно заинтересовала богато украшенная вывеска ювелирной мастерской, — Но вы знаете мой принцип, Уилл. Эта история не из тех, что можно проглотить в один присест.
— Я и не собирался настаивать, уверяю вас, — произнес Уилл с толикой уязвленности в голосе, — У меня лишь один вопрос.
— Да?
Он ожидал, что вопрос последует сразу же — не в характере Уилла было долго мариновать слова, однако тому потребовалось по меньшей мере четверть минуты, чтобы собраться с духом.
— Члены клуба «Альбион» высказали весьма интересные мысли относительно того, что считать Левиафаном и каковы его помыслы. Графиня, Поэт, сам доктор Генри… Не могу сказать, что разделяю их версии, однако, без сомнения, некоторые из них показались мне весьма примечательными.
— Болтуны и только, — неохотно буркнул Лэйд, — Если бы я двадцать пять лет провел за письменным столом, жонглируя словесами и философскими концепциями на разный манер, то сохранил бы все пальцы на руках, но, надо думать, обзавелся бы основательным геморроем… Нет, я не выступаю против клуба «Альбион», желание его членов сообща найти выход из ловушки заслуживает лишь безмерного уважения, однако методы доктора Генри и его клевретов кажутся мне весьма… кхм…. Весьма…
Лэйд несколько раз попытался изобразить пальцами какой-то жест, который мог бы выразить его но те словно нарочно складывались в какие-то бессмысленные фигуры вроде тех, которыми ловкие китайцы в театре теней сооружают на полотне контуры причудливых зверей.
— А что вы сами думаете на этот счет?
— На счет чего?
— Я имею в виду вашу концепцию Его, мистер Лайвстоун.
Лэйд ощутил, как непослушные пальцы сами собой съежились в кулаки, даже куцый обрубок мизинца на левой руке примкнул к собратьям, точно пытаясь найти среди них защиту.
— Откуда вы взяли, что у меня она есть?
— Мне кажется, она есть у каждого… гостя Нового Бангора. Своей собственной я с вами уже поделился.
Лэйд пренебрежительно фыркнул.
— Как же, помню! Эдемский сад, по которому бродит первородная тварь, распроклятый Бегемот…
— А вы сказали, что я читал не ту книгу, — Уилл поджал губы, точно эта фраза лишь сейчас уязвила его, — Эта мысль не выходит у меня из головы. Что за книгу вы имели в виду?
— Да уж не «Потерянный рай» Джона Мильтона! — сварливо отозвался Лэйд, — После этой книжицы немудрено рехнуться и примкнуть к китобоям — у тех она считается сакральной… Когда я сказал вам, что вы читали не ту книгу, я именно это и имел в виду, Уилл, что вы вынесли свои знания о природе острова не из того источника.
— Что это значит?
— Полагаю, вам должно быть известно, что Левиафан — это не истинное имя той сущности, которая заправляет Новым Бангором, спущенное нам небожителем для того, чтобы мы могли возносить ему молитвы надлежащим образом?
— Допустим, я догадывался об этом, — пробормотал Уилл все еще уязвленным тоном, — Только не вижу, что…
Лэйд не дал себя перебить.
— Мы сами нарекли эту силу Левиафаном. Не потому, что договорились об этом. Насколько мне известно, на этот счет не проводилось вселенских соборов [104], докладов уполномоченных представителей и публичных прений. Просто какой-то пленник Нового Бангора, один из многих сотен несчастных, когда-то произнес это слово и метко выразил им все те чувства, которые должно было воплотить в себе имя нашего тюремщика. Левиафан.
