Звено цепи (СИ) - Гуминенко Маргарита Владимировна "Киппари" (бесплатные полные книги TXT) 📗

Горло сжалось. Вот так потерять товарища — не от бандитской пули, не от ножа, а средь бела дня, из-за того, что родители не смотрят за детками, а те лезут куда попало! И тут что-то вспрыгнуло ему прямо в руки! Николай вцепился в мокрые тряпки, потянул — и упал на спину, прижимая к себе тощее тельце. Пацан, похоже, дышал.

— Давай его сюда! — сказал кто-то, и Сиротин удивился, что рядом с ним на скособоченной палубе есть кто-то ещё.

Спасатели подоспели! Сунув им мальчишку, Николай снова скатился к борту.

— Костик! — крикнул он, и тут же увидел товарища. Тот цеплялся за шов обшивки.

Колян протянул руку, но Костик вдруг исчез под водой…

* * *

Королёву показалось, что шнурок зацепился. Он нырнул, стараясь не потерять борт ржавой посудины, схватил себя за ногу и принялся дёргать изо всех сил. Наконец его догнала паника, а за ней — боль, холод и ужас. Тело не слушается, грудь сдавило…

Как вырвался на поверхность — он не понял, не почувствовал, что его хватают за одежду и вытаскивают из ледяной могилы. Он ничего не соображал и не понимал, что его трясут, переворачивают. Потом судорога отпустила, Костик надрывно вдохнул — и закашлялся, выплёвывая из себя воду.

— Ну вот! То-то же! — Колян взял из чьих-то рук одеяло и принялся заворачивать его прямо поверх мокрой одежды. — Давай, дыши! Сейчас поднимем тебя отсюда, в Скорой отогреешься.

Королёв морщился от боли, кашлял и никак не мог надышаться. Но он попытался оглядеться, и Николай догадался, кого он ищет.

— Да в порядке всё с пацаном! Ты ж его прямо мне в руки вытолкнул. Его уже в больницу увезли.

Костик немного успокоился. Через пять минут его упаковали в Скорую, но тут к нему вернулся дар речи.

— Там… сбоку от этого… катера. Там сеть. В ней тело. Труп!

Николай тревожно посмотрел на врача. Тот качнул головой, явно сомневаясь в способности Костика трезво мыслить. Но Королёв замотал головой. Медсестра выронила бинт, которым перематывала кровоточащую ссадину на его голове.

— Не вертитесь! — потребовала она, но окрик не подействовал.

— Да в порядке я! — Костик говорил с надрывом, будто рыдал. — Говорю же — труп там! Колян! Я рукой по нему шарил. Уши, нос… Точно говорю!

— Ладно, разберёмся, — пообещал Сиротин, впечатлённый состоянием товарища. — Увозите его! Я заеду, как только смогу. Держись!

Он отошёл от машины и вытащил телефон.

— Костик, блин!.. Руки загребущие! — высказал он в сердцах. Территория была их — им и разбираться с утопленником, если только он Королёву не померещился. Но какое же это облегчение, что парень жив и в состоянии разговаривать! Ради этого Николай готов был примириться с посторонним трупом.

Малышев тут же ответил на звонок:

— Где вас носит? — спросил он таким тоном, которым начальство обращается к подчинённым, когда старается не орать.

— На набережной! — торопливо ответил Николай. — Ты погоди, тут такое дело… В общем, тебе это не понравится.

— Мне последние два часа ничего не нравится! — начал Малышев, но Колян его перебил:

— Нет, это совсем другое. То, что я расскажу, тебе совсем не понравится…

Глава Вторая. Фрагментарность восприятия

(31 декабря, ближе к вечеру)

Снег слепил глаза. Силы кончились. Цепляясь пальцами за холодные камни, человек с металлическим кейсом затянул себя в подворотню, вжался в стену за узким выступом. В ушах плескался шум. Боль в груди усиливалась, коленки подгибались.

— Так не пойдёт, — пробормотал он, прижав руку к сердцу. Наткнулся на плоский предмет в нагрудном кармане. — Может, это и есть… крайний случай?

Он зажал кейс между собой и стенкой, чтобы освободить обе руки, достал несессер и вынул заветный шприц. Пальцы дрожали. Это не только усталость, кровопотерю не спишешь со счетов. Прикрыв глаза, он пару секунд сосредотачивался, потом всадил иглу себе в бедро. Эффект наступил сразу. Сердце застучало ровнее, в голове прояснилось, боль отступила. Знакомое чувство эйфории наполнило его энергией, словно физические законы потеряли силу над телом — и вот, тебе уже подвластно всё! Нет преград, нет сомнений.

— Круто!

Он нащупал ручку кейса. И тут появились они. Трое. У двоих — пистолеты. Ему стало смешно. Оловянные солдатики испугали бы его сейчас больше.

— Хватит, парень, — крикнул один. — Дальше тебе не уйти.

— Это мы ещё посмотрим, — ответил он, ухмыляясь от предвкушения собственной победы. Потом загородил грудь и живот металлическим "дипломатом" — и шагнул навстречу…

* * *

Фрагментарное восприятие… Почему-то в его голове всплыли именно эти слова. Он попытался оглядеться, и обнаружил, что сидит, прислонившись к стене, и над его головой нависают ступеньки.

— Под лестницей, — произнёс он вслух.

Чем закончилось с теми тремя парнями — он не помнил. Точнее сказать, он не помнил, что вообще с ними сталкивался. Что было потом? Сколько он прятался в подъезде? Как оказался на улице? Этот фрагмент выпал из памяти вслед за воспоминанием об отчаянной схватке в подворотне.

Он чувствовал, что смертельно замёрз, и этот холод поднимается откуда-то изнутри. Надо вернуться в помещение, но куда? Он рассеянно огляделся, заметил впереди проулок и поплёлся, придерживаясь рукой за стену…

Следующий момент всплыл перед глазами, когда он сидел на очередной лестнице. В одной руке — мобильник. Откуда? Это не его мобильник. И куда делся кейс? Память вяло шевельнулась, и на этот раз он вспомнил, что вроде бы спрятал свою ношу. "Надо позвонить", — подумал он, уже не в силах произнести это вслух. Он не помнил, почему ему нужно было обязательно слышать звуки собственного голоса…

Снова провал во времени и пространстве — и на этот раз, очнувшись, он понял, что улица ему знакома. Кажется, именно этот адрес он назвал, когда звонил… Кому? Как ему удалось сюда добраться? Он не помнил. Да и какая разница?

Он прислонился к стене, уже не чувствуя собственного тела…

Глава третья. Последствия искушений

(1 января 2017 года, после полуночи)

Новогоднюю ночь две тысячи семнадцатого года Инга Берестова встретила в коридоре госпиталя на Депутатской. Сидела и смотрела в противоположную стенку. Совсем рядом страдал близкий ей человек, а она могла лишь ждать и прислушиваться. Если он умрёт, то последнее, что увидят его глаза — люди в халатах, прячущие лица под белыми повязками.

Слух молодой женщины ловил шорохи, скрип пружин, чьи-то вздохи, едва ощутимое попискивание приборов реанимации, шаги, приглушённые голоса за стенкой. Кто-то кашлял в палате напротив. Все эти звуки Берестова выучила наизусть, пока лежала с ранением в голову, на нижнем этаже, в третьей палате по левую руку. Туда к ней приходила мама, тихо вздыхала и фальшиво улыбалась, стараясь подбодрить дочь. Инга не нуждалась в утешениях, она молчала не потому, что ей было так уж плохо. Она планировала новую жизнь.

Выздоровев, она не вернулась домой, попросив себе служебную жилплощадь. Родителей это поразило так сильно, что поначалу они не знали, чем возразить, и молча помогали ей паковать вещи. Потом отец сделал робкую попытку задать вопрос, но Инга перебила его: обняла, поцеловала — и ушла. Она знала, что теперь её будут каждый день, при любом удобном случае, уговаривать уйти с опасной службы и не хотела этих разговоров.

Семья её не бросила, несмотря на то, что она бросила семью. Через пару месяцев отец купил ей однокомнатную квартиру, и сурово, не принимая никаких возражений, вручил ключи (наверняка тщательно готовился к этому моменту). Она взяла, но даже не сделала попытки что-то объяснить. Наверное, он бы понял, что она не хочет подвергать родных опасности. Ей проще находиться среди тех, кто сам подписался на каждодневный риск. Вдруг какой-то бандит узнает, что у неё есть мама и папа, сестра и брат, и причинит им боль, чтобы её шантажировать? И тогда боль испытает она.

Наивная девочка! Она тщательно избегала привязанностей, чтобы не страдать, когда погибает кто-то близкий, отталкивала от себя Славу Ольгина, держалась на расстоянии от остальных парней в группе. А сама прилипла к Сокольскому.