Огонь сильнее мрака (СИ) - Герасименко Анатолий (е книги .txt) 📗
– Ему разве "банши" носить положено? – шепнула Джил на ухо Репейнику. – Чары же сильные.
Джон размашистым жестом cтряхнул дождевую воду с полей шляпы:
– Он на государственной службе. Таким всё положено.
Майор, нетерпеливо хмурясь, поджидал их у вмурованной в стену железной двери.
– Пришли, – сказал он. – Здесь зал для посещений. Проходите.
За дверью оказалось длинное помещение с выкрашенными в тоскливый бурый цвет стенами. Помещение было разделено перегородками на маленькие кабинки – точь-в-точь железнодорожный купейный вагон. У входа дежурил охранник. При виде майора он подобрал живот и торопливо шаркнул каблуками.
– Посетители, – бросил ему Балто. – Пригляди, я сейчас.
Охранник мазнул по сыщикам взглядом, козырнул и уставился прямо перед собой. Балто взялся за ручку двери.
– Пойду распоряжусь насчет вашего Винпера, – сказал он Джону. – Если живой ещё – приведут.
Дверь захлопнулась с лязгом, присущим всем тюремным дверям. Это был холодный, проникающий в самое сердце лязг, который лишал надежды, вселял в душу отчаяние и страх, заставлял плечи опуститься, колени – ослабеть, а руки сами тянулись за спину в ожидании наручников. Впрочем, для охранника, который продолжал пялиться в пространство, это был самый обычный звук. Джил поёжилась. Вдвоём с Джоном они отошли в сторону.
– Слушай, – прошептала русалка, – а зачем им такие шапки? С масками?
– С масками?
– Ну, такие, – Джил показала руками, – на всё лицо.
– А, с козырьками, – Джон понял, что русалка имеет в виду арестантов, которых они видели на улице. – Чтобы не сбежали. И не разговаривали друг с другом. Это государственные преступники, за измену сидят. У них вся жизнь в полной изоляции. Камеры одиночные, мелкие такие душегубки. Свидания не разрешены. На работы выводят в таких вот козырьках, чтобы не видели, куда и с кем идут.
– А что за работы?
Джон скривился.
– Колесо крутить. Здоровенное, высотой в два человеческих роста. Со ступеньками. На ступеньки ногами давишь – оно крутится. И так целый день.
– М-м, – Джил покивала. – А зачем колесо? Воду качать?
– Где как, – хмыкнул Джон. – В одних тюрьмах устроен привод к насосам, в других – пресс для масла. Но чаще всего колесо просто крутится вхолостую. Просто так.
Джил недоверчиво подобрала губы:
– И на кой хрен такое? Это ж дурость.
– Чтобы жизнь мёдом не казалась, – объяснил Джон. – Любая тюрьма нацелена прежде всего на вымогательство. Арестанту должно быть хреново. Зачем? Чтобы он написал на волю родным или ещё кому, добыл денег и купил себе местечко на Чистом дворе. Слыхал, что чаще всего люди ломаются именно на таком колесе. Когда весь день работаешь до упаду, а толку от этого нет. Некоторые даже с катушек съезжают.
– В одиночку-то немудрено, – откликнулась Джил, и они замолчали.
Я бы тоже свихнулся без неё, в одиночку, подумал Джон. Сам как те арестанты: всю жизнь кручу колесо, бегу куда-то, хотя, по сути, не двигаюсь с места. Сколько дел раскрыл? Двадцать? Тридцать? А сколько от этого вышло пользы? Ну, мне-то польза, конечно, была, я деньги зарабатывал. А другим? Может статься, где-то здесь, в Маршалтоне сидят те, кого я поймал. Поймал, думая, что восстанавливал справедливость. И вот они медленно подыхают от холода, голода и непосильного труда. Стоила того справедливость? Стоили того деньги, которые мне заплатили? Будь я проклят, если знаю. Наверное, во всём виновата проклятая способность – читать все мысли подряд. Злые мысли ярче добрых, дурные эмоции бьют больней всего. Оттого-то всё человечество мне видится этаким сборищем уродов. Вот я и занялся сыском, единственным делом, которое позволяет отлавливать тех, кто уродливей прочих. И справедливость тут ни при чём, мне просто так легче жить. Жить в одиночестве, в вечном отчуждении. Единственный человек, которого можно было с огромной натяжкой назвать другом, выгнал меня со службы, едва узнав о том, кто я такой. Нет, я бы точно свихнулся без Джил. Удивительно, как ещё не чокнулся О'Беннет. Я, по крайней мере, могу не дотрагиваться до человека, чтобы не знать, какой бардак творится у него в голове. О'Беннет и такого лишён.
За стеной послышался знакомый, наводящий тоску лязг тюремных засовов. Простучали неровные шаги, заскрипели половицы, кто-то надсадно закашлялся, и в кабинке для свиданий – как раз в той, напротив которой стояли Джон и Джил – открылось полукруглое окошко.
– Теодон Винпер, – грубо крикнули из темноты за окошком. – Обвинен в использовании магических устройств без допуска к эксплуатации, а также в применении таковых устройств в личных целях. Приговорён к тюремному заключению сроком на восемь лет плюс конфискация имущества.
Джон покосился на охранника у двери. Тот стоял, вытянувшись прямо, словно проглотил дубинку, и по-прежнему глядел перед собой. Возможно, он попросту спал: Джону доводилось слышать о мастерах, владевших искусством спать с открытыми глазами. Как правило, подобное мастерство постигалось на втором-третьем году военной службы.
За окошком снова закашлялись. Джон решительно шагнул в кабинку и сел на узкую скамью. Напротив устроилась Джил.
– Винпер? – позвал Джон.
Темнота выпустила бледное лицо, заросшее жидкой бородёнкой. На лице выделялся понурый горбатый нос в точках угрей.
– Он самый, – прохрипел обладатель носа. – Чем обязан благородным господам?
– Ты состоял в магическом ордене, – сказал Джон. – "Тайная заря". Я – сыщик, ищу человека, который был там вместе с тобой.
Винпер на секунду прикрыл глаза дряблыми веками.
– "Тайная заря", – выдохнул он. – Боги, лет-то сколько прошло... Неужто ещё кто-то жив?
– Один из вас точно выжил, – сказал Джон. – Больше того, разгуливает на свободе. Не известно ни имя, ни место, где он живёт. Знаю только, что он уже несколько лет занимается предсказаниями. Встречается с людьми в заброшенных домах на окраине Дуббинга. Якобы вызывает духов... но, думаю, даже ты согласишься, что духов не существует.
Из темноты раздался клокочущий смешок.
– Если бы духи существовали, они бы давно меня отсюда вытащили, – сказал Винпер. – Извиняйте, добрый человек сыщик. Думаю, ничем помочь не смогу. Под ваше описание подойдёт любой маг, которого ещё почему-то не упрятали в кутузку.
– Он огромного роста, – сообщил Джон. – Здоровенный такой громила. Больше ничего не могу сказать. Лица не видел, голоса – и того не слыхал.
За окошком было тихо. Потом снова раздался кашель, полный скрежета и бульканья, словно издававшие его лёгкие были набиты мокрыми булыжниками.
– Стало быть, жив, сволота этакая, – просипел Винпер, переводя дух. – Всех нас погубил, а сам – на воле. Знаю я его, добрые люди. Как не знать. Могу и рассказать малость...
Он замолчал, будто ждал чего-то, и только хрипло дышал, с усилием втягивая воздух. Джон оглянулся – смотрит ли охранник – но того не было видно из-за перегородки. Раскрыв сумку с амулетами, он показал её содержимое Винперу:
– Тут аккурат для тебя. Бери, подлечишься.
Арестант скользнул по амулетам тусклым взглядом.
– На кой ляд мне ваши побрякушки? – выдавил он. – От охраны в жопе прятать?
– Бери все, – подала голос Джил. – Один себе оставишь. Другие отдашь, выкупишь место на Чистом дворе. Они дорогие, авось на месячишко хватит. Поживешь, как человек...
Винпер сплюнул.
– Ни хрена вы не понимаете, барышня. Чистый двор – это место для фраера, у кого на воле есть богатые родичи или друзья. Которые станут каждый месяц исправно башлять, чтоб его не перевели в общие камеры. За меня никто не впряжётся, а, стало быть, и на Чистый двор мне путь заказан. Так что ваши амулетики у меня просто отнимут. И ещё в карцер бросят, чтобы другим неповадно было такие передачи брать. Так что уберите своё добро. Без того тошно.
– Что ж тебе надо? – спросил Джон, затягивая ремень сумки. – Платить за тебя у нас не выйдет. Сами не богачи. Вытянуть отсюда – и подавно. Чем тебе потрафить?
