Осквернитель - Корнев Павел Николаевич (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
– Отправил мальчонку, – подтвердил Дега.
– Отлично, – кивнул я. – Шарль подошел?
– Нет пока.
– Тогда неси отчетность, подобьем цифры.
– Я могу сам…
– Неси!
Сверка ежедекадной отчетности – дело небыстрое. Пусть доходы и расходы загодя просчитаны счетоводами, но всякий раз возникало множество неувязок, и приходилось самолично рыться в долговых расписках, векселях, актах взаимозачетов и платежных ведомостях.
Я это занятие не любил. За всякой строчкой скрывалось какое-то преступление, за каждой кроной стояли боль и страх, чье-то несостоявшееся будущее. Утешала лишь мысль, что в гроссбухах налоговой канцелярии королевского казначейства поломанных судеб куда как больше. И все равно – не любил.
Поэтому, когда с подсчетами было покончено, я с нескрываемым облегчением перевел дух и приказал Клаасу:
– Тащи жаровню.
Помощник сдвинул картуз на затылок и предложил:
– Не проще в кочегарке спалить?
– Не проще, – отрезал я. – Тащи!
В нашем деле как: хочешь получать свое до последней монеты – без бухгалтерии не обойтись; не хочешь, чтобы подвесили за известное место, все бумажки – в топку. Закрыл декаду, перенес дебиторов и кредиторов в новый гроссбух, старый – сожги.
Пусть ничего особо предосудительного там и нет, но дай только крючкотворам казначейства палец – отхватят руку, еще и добавки попросят.
Хмурый явился, когда мы уже развели огонь и кидали в жаровню ненужные больше платежные ведомости. Плотная бумага ежилась и чернела, потом вспыхивала теплым желтым пламенем и под конец взлетала к потолку невесомым пеплом.
– Доброго утречка, – с порога поздоровался головорез.
– День давно, – возразил Дега.
– Ну, хоть не вечер, – с непонятной ухмылочкой выдал Хмурый.
Был он росту невысокого, сложения худощавого, одевался неброско, под стать приказчику или торгашу средней руки, поэтому мог легко затеряться в толпе и столь же легко обнаружиться у вас за спиной. А там – кто знает, за что ему заплатили?
Я, кстати, знал.
– Клаас, оставь нас, – попросил, кидая в огонь последний лист.
Дега без слов подхватил свой планшет и вышел из кабинета. Хмурый проводил его безразличным взглядом серовато-стальных глаз и, усевшись в кресло, закинул ногу на ногу.
– Что-то срочное, Себастьян? – поинтересовался жулик и дернул уголком рта, что кривился из-за шрама на левой щеке. Отчасти из-за этой своей недовольной ухмылки он и получил прозвище Хмурый.
– А сам как думаешь? – Я достал из буфета бутылку молодого красного вина, налил себе и спросил: – Выпьешь?
– Слишком рано, – отказался бывший квартермейстер королевского флота, который и после списания на берег придерживался жестких распорядков военных кораблей. Придерживался сам и держал в ежовых рукавицах своих парней.
– Давно в пахартский квартал захаживал? – отпив рубинового напитка, глянул я на собеседника поверх бокала.
– Давно. Девки у них больно страшные.
– Страшные? Не сказал бы. Скорее на любителя.
– Не любитель.
– Вот и замечательно, – улыбнулся я. – Симпатичные мордашки отвлекать не будут.
– Эл выплаты задерживает? – удивился Хмурый и потер старую, плохо сведенную татуировку на тыльной стороне правой ладони. Пронзенная трезубцем касатка – наколка в узких кругах широко и, надо сказать, печально известная.
Я покачал головой.
– Нет. – Допил вино и спросил: – Вот скажи, кому вообще может прийти в голову мысль собирать дань в пахартском квартале, если всем известно, что это моя территория?
Жулик на миг задумался, потом выставил перед собой руку и распрямил указательный палец.
– Кто-то ищет повод начать войну, – предположил он.
Я кивнул, ожидая продолжения.
К указательному пальцу прибавился средний, и Хмурый выдал новую версию:
– Шалят заезжие язычники. Не успели разобраться в том, что можно, а чего нельзя.
– Или полагают, будто доить пахартцев должны пахартцы, – усмехнулся я. – И будет крайне печально, если торгаши вдруг решат, что предпочтительней платить за покровительство соплеменникам, а не мне. Опять же язычники не любят, когда чужаки суются в их внутренние дела…
Фраза повисла недосказанной, но ничего больше говорить и не требовалось. Хмурый поднялся из кресла и буднично уточнил:
– Всех?
– И чтоб не всплыли, – предупредил я. – Никто.
Банда язычников – плохо само по себе; банда язычников, которая пользуется поддержкой общины, – уже не просто головная боль, а серьезная проблема. Дикий народец, стоит им только сбиться в стаю и почувствовать силу, мигом забывают о правилах приличия и начинают тащить контрабанду, задирать соседей и поставлять информацию туземным князькам, а то и любому, кто больше заплатит.
Не для того я прибрал к рукам пахартский квартал, чтобы какие-то залетные молодчики мутили там воду, совсем не для того.
– Тогда пойду? – уточнил Хмурый.
– Иди, – разрешил я.
Жулик вышел за дверь; на смену ему немедленно заявился опрятно одетый старичок благообразной наружности.
– Себастьян, потрясающая возможность! – прямо с порога зачастил он. – Просто потрясающая!
– Слушаю тебя, Юлиус, – вздохнул я, на деле горя желанием выставить посетителя за дверь.
– Смотрящего за Пекарским проездом телега переехала, там теперь разброд и шатание, если мы первыми влезем, то площадь Грегора Первого – наша! – заявил старшина нищих, прозванный Попрошайкой даже не столько из-за рода деятельности его подопечных, сколько из-за готовности вынуть из человека душу ради пары лишних медяков.
Я хмуро поглядел на старичка с суетливо бегающими глазками и односложно ответил:
– Нет.
– Но, Себастьян! – опешил Попрошайка. – Такая возможность выпадает только раз! Ее нельзя упускать!
– Дега, – окликнул я стоявшего в дверях помощника и указал на старшину нищих. – Проводи господина Юлиуса на выход.
– Себастьян! – взвыл старик.
– Иди! – рявкнул я и хлопнул ладонью по столу.
Клаас вывел Юлиуса из кабинета, а когда вернулся, спросил:
– А почему бы и нет?
– А если подумать?
Парень передернул плечами.
– Да чего тут думать? – удивился он. – Пекарский проезд – задворки, за него никто бузу устраивать не станет. А если площадь Грегора Первого себе отожмем – озолотимся.
Я устало откинулся на спинку кресла и задал наводящий вопрос:
– Площадь сейчас чья?
– Так ничья ж! – ответил Дега. – Людей туда легко заведем, никто даже пискнуть не успеет!
– А почему она ничья, напомни, – попросил я помощника.
Тот засопел, барабаня пальцами по кожаной обложке планшета, потом выдал:
– Решили так вроде.
– Вот! Решили. А кто решил?
– Ну все, чьи улицы на площадь выходят, – припомнил Клаас.
– Получается, – улыбнулся я, – нам придется всей этой кодле обратку давать?
– Сдюжим так-то, – произнес Дега уже без былой уверенности в голосе.
Я только головой покачал:
– В итоге нормально работать на площади не сможем. Пекарский проезд даром никому не сдался, но по нему тоже что-то решать придется, а тут еще похороны герцога Гастре на носу! Выгоды никакой – одни убытки!
– А при чем здесь похороны? – удивился помощник.
– Траурная процессия через площадь Грегора Первого пойдет, страже хвост накрутят, они там лютовать будут. И если нищие свару устроят, быстро всех оттуда попрут. Никто даже за двойную мзду на эдакое безобразие глаза закрывать не станет.
– Ну так-то да, – согласился с моими доводами Дега. – Значит, не лезем?
– Не лезем, – подтвердил я и поднялся из-за стола, когда в кабинет без стука прошел слегка раздобревший господин с напомаженными волосами, аккуратно подстриженными усиками и по последней моде приталенным камзолом с позолоченными пуговицами. – Здравствуй, Шарль! Заходи, заходи, дорогой!
– Приветствую, Себастьян! – протянул мне руку Фаре, после небрежно кивнул Клаасу: – Дега!
Я пожал терявшуюся в кружевной манжете ладонь, сделал над собой усилие, чтобы сразу не вытереть пальцы о штанину, и предложил:
