Ловец бабочек. Мотыльки (СИ) - Демина Карина (книги регистрация онлайн .txt) 📗

…она вновь стояла на кухне. Махонькой кухне, где с трудом можно было протиснуться между шкафчиком и кухонным столом. Она чистила картофель, и тончайшие спирали кожуры слетали в мусорное ведро. Ножик с узким клинком, тетушкин любимый, был послушен.

Из приоткрытого окна тянуло черемухой.

Ветер играл с занавеской, то расправляя белый парус ее, то собирая крупными некрасивыми складками. Вечером надо будет снять и замочить в растворе уксуса.

…тетка сидела тут же, она чистила куриные яйца. Брала одно, в красной скорлупе, стало быть отжалела на рыночные, и ударяла им о край стола. Потом ловко поддевала скорлупу ногтем. Мелкие куски сыпались в подставленную миску, и значит, не придется собирать их по всей кухне.

— А я ведь говорила, что ничего-то у тебя не выйдет.

На плите в огромной кастрюле, которую доставали для особых случаев, закипала вода. Уже пошли мелкие пузырьки, а картошки еще маловато, только-только на дне миски.

— Вы не правы, — Катарина поджала губы. — У меня все прекрасно получалось!

— Что? А то я не знаю, что у тебя получалось… глупости всякие… проворонила ненормального? Кричковца на жертвенный стол отправила, толком не расспросив, — тетка загнула палец. — Женишка своего не разглядела… сколько с ним прожила? Вот то-то и оно…

— Да, она права, — этот глухой голос принадлежал дяде Петеру.

Он заглянул на кухню и носом повел.

— Скоро уже?

— Погоди, — отмахнулась тетка кухонным полотенцем. Дядя Петер был… домашним? В мятой рубашке с закатанными рукавами, в просторных, явно чужих, пусть и теткою подшитых по фигуре, штанах, в шлепанцах на босу ногу.

Он никогда прежде так не одевался.

— Скоро, — удовлетворенно ответил он. — Вот вода хорошо разойдется, и тогда… но тетушка права. Зря я с тобой возился. Эксперимент можно признать провалившимся.

— Значит, я все-таки эксперимент?

— А ты сомневалась? — он приподнял седую бровь. — Конечно, эксперимент. С чего еще мне было возиться с соседской девчонкой. Хотелось показать наглядно, что образование важнее врожденных качеств. Но увы…

Он развел руками.

— Действительно, как ты могла прожить три года и ни разу не обратить внимания на то, насколько нетипично его поведение?

— Я…

— Не оправдывайся, что тебе не было с чем сравнивать… а если и не было, то это исключительно твое собственное упущение.

Катарина проглотила обиду.

Картошка.

Надо думать о картошке, а не о том, что дядя Петер не прав. он как раз-то прав.

— Женщины, — проворчал он, погладив тетку по плечу. И та зарозовела стыдливо. — Никогда не видите действительно важного. Ты была нелогична.

Катарина опустила голову.

Была.

— Если рассуждать здраво, то что получим? Твое желание выйти замуж? Абсолютно мещанское. Глупое.

Нелепое.

— Простительное для какой-нибудь… провинциалочки, у которой всех устремлений только — хорошего мужа найти, нарожать детей и… — дядя Петер махнул рукой. — И эта мечта ее ослепляет. А ты? Что с тобой случилось?

— Я… я тоже… хотела быть нормальной.

— То есть зашоренной и бестолковой? Поздравляю, у тебя получилось.

Нож соскользнул с картошки и впился в ладонь. Катарина стиснула зубы, чтобы не ойкнуть от боли, но потом осознала: боли нет. И крови нет. И клинок вышел из руки, оставив чистую аккуратную рану.

— Что…

— Ты собиралась связать свою жизнь с этим человеком, но вместо того, чтобы проверить его, что было бы разумно, ты закрыла глаза на все несуразности. На его оговорки. На откровенную ложь. На холодность и равнодушие… стоило оно того?

— Я уже умерла? — Катарина провела ножом по руке. Кожа раскрывалась легко, а боли по-прежнему не было.

— Почти.

— Я не хочу умирать.

— А кто хочет, деточка? — тетка виновато улыбнулась. — Прости, наверное, мне следовало вести себя иначе, тогда бы ты не ушла из дома…

— Глупости.

— Я не хочу умирать!

Вода закипала, а руки по-прежнему тянулись к картошке. И разрезы исчезли один за другим.

— Тогда думай, — строго велел дядя Петер. — Включи, наконец, голову!

И подзатыльник отвесил, от которого голова Катарины оторвалась и плюхнулась в кастрюлю с кипятком… кажется, тетка вздохнула, а Катарина завизжала. Она видела себя будто бы со стороны и в то же время…

…комнаты нет.

…и картошки нет. Есть пустыня в черно-красных тонах. Солнца глянцевый шар, висит так низко, что руку протяни и сорвешь. И может, это вовсе не шар, а переспелое яблоко. Правда, единственное дерево, которое Катарина видит, на яблоню никак не похоже. Оно кривое, с перекрученными ветвями и длинными колючками.

Ноги вязнут в дымящемся песке.

И ветер, сухой, горячий, обволакивает Катарину жаром.

— Помогите! — кричит она, зная, что не будет услышана.

…лучше бы не была.

Песок вдруг зашевелился. Песчинка собиралась к песчинке, вылепляя знакомую фигуру змея. Он был уродлив и в то же время прекрасен.

Огромен.

— Я… ты обещал…

— Я исполнил обещание. Тот человек мертв, — песчаный змей не издавал ни звука, но голос его звучал в голове.

— Тогда что я здесь делаю?

— Живешь. Пока… мир разъедает тебя?

Катарина посмотрела на свои ладони, кожа на которых покраснела и пошла волдырями, того и гляди, обуглится, а сама Катарина вспыхнет ярким факелом.

Дышать.

Успокоиться. Боли нет, и значит все — не по-настоящему… разум. Голову включить… демон… он показывает ей… он ищет слабое место и у Катарины…

— Их множество. Искать не надо. Вы, люди, примитивны, — кольца змея переливались всеми красками. — Вы, люди, бестолковы… придумываете правила. Их нарушаете, а потом, нарушив, маетесь раскаянием…

— Отпусти меня!

— Зачем?

— Просто отпусти.

Смех змея возрождает ветер, и тот поднимается волной, опрокидывает Катарину на спину, и пески пользуются моментом, чтобы получить добычу. Они накрывают ее горячим одеялом, жалят и тело распадается на части…

…это не смерть.

Еще не смерть.

Ей надо выбраться. А значит…

…успокоиться.

…совесть?

Верно, она держит. Собственная, Катарины, совесть.

Тетушка…

…она ревновала. Она видела дядю Петера собственным мужем, простое понятное женское желание… и чтобы не Катарину учил, но ее сына, другое дело, что тот не желал учиться и… нет, не так. Катарина не виновата.

Она не отвечает за чужие желание.

Это объективная истина.

Она была ребенком, а потому сама зависела от взрослых решений, не наоборот. И тетка не имела права делать Катарину виновной в своих неудачах.

Дядя Петер… он многое дал, это объективно, а что касается эксперимента, то не Катарине жаловаться. Что было бы с ней без этого эксперимента?

Что же касается надежд, то она вовсе не обязана их оправдывать.

Песок стал водой.

Вода ушла в камень.

А Катарина осталась. Где? Город и кладбище. Могилы разверзсты. Дерево стоит, а на нем огромными птицами сидят мертвецы.

Белые одеяния.

Белые лица.

Они страшны, эти женщины с вырезанными глазами, с ртами раскрытыми, из которых слышится сип.

— Я вас не боюсь, — Катарина заставила себя смотреть. — Я сделала все, что было в моих силах. Я нашла Кричковца.

— Ты нашла? — каркнула одна, с белыми волосами, которые спускались до самой земли. — Или тебе поднесли его?

— Я. Нашла.

— Лжет! Лжет! — загомонили остальные.

А в дереве появилась дверь. Обыкновенная такая, белая, на медных завесах с ручкой изогнутой, с массивным замком.

Дверь.

Замок.

Выход?

Вот только ключ где?

— Здесь, — просипела светловолосая. — Подойди и возьми, если сможешь!

Сможет.

Это вновь иллюзия. Игра разума…

— Разум может играть по-разному, — сказала светловолосая и в пустых глазницах ее появилась чернота. — Тебе не хватало боли? Пожалуйста…

…боль хлынула волной.

Яркой.

Зеленая и ломкая, с выворачивающимися суставами. Синяя, хрупкая, как лед или ее, Катарины, кости. Алая, огненная — раны, что появлялись на теле.