Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
– Я точно не знаю. Я ведь почти ни с кем и не разговариваю. – Она опустила глаза, словно стесняясь Машиного прямого взгляда. – Я узнала, когда ко мне пришла тётка Эже. У неё же дочка заболела. Мне кажется, с этого всё и началось. Но я не могла им помочь, а больше ко мне никто и не приходил. Сначала я даже и не думала, что всё будет так серьёзно.
– Почему вас просили помочь? – переспросила Маша, записывая в блокнот отдельные фразы.
Алина перебрала перекинутые на плечо волосы, машинально заплетая их в тонкую неровную косу.
– Понимаете, моя бабушка была знахаркой. Она умела собирать травы, делать отвары и лечила всегда всю деревню. Но она умерла, а я ничего такого не умею. Я даже никогда её не видела. А все почему‑то считают, что я должна уметь, и страшно обижаются, когда я пытаюсь объяснить.
– Ваша бабушка была магом? – наверное, слишком резко спросила Маша. Она пожалела о том, что не смягчила тон, потому что Алина тут же отшатнулась.
– Нет, конечно, нет. Я не понимаю, почему все меня ненавидят просто за то…
Она сморщилась, снова собираясь разрыдаться, но Маша взяла Алину за плечо.
– Никто вас не обвиняет. Просто расскажите всё, что знаете.
– Понимаете, – вытерев глаза, Алина смотрела на свои пальцы, как будто собиралась увидеть там нечто особенное. – Я почти не выхожу из дома, в гостях вообще не бываю. Я не знаю, чем могу вам помочь. Вот только знаю, что когда всё это началось…
Она всхлипнула и долго не могла перевести дыхание.
– Судья натравила всех на меня. Они пришли к моему дому, назвали ведьмой и требовали выйти. Мне было так страшно! Я закрылась на все замки и спряталась в подполе. А они долго кричали. Я потом дня три вообще боялась на улицу высунуться.
Ручка повисла в миллиметре над бумагой: Маша не знала, как это записать.
– Судья? Почему вы считаете, что это именно она всех натравила?
Сабрина за её спиной облокотилась на стену и вздохнула, вряд ли выражая скуку, а скорее просто так, по привычке.
– Знаю. Она постоянно подсылает ко мне кого‑нибудь. Она меня ненавидит. Сначала‑то сама приходила, говорила, что выселит, а потом, наверное, поняла, что я имею полное право здесь жить, и стала делать всякие гадости исподтишка, понимаете? – Алина подняла на неё чистые, как два родника, глаза, и два раза моргнула.
Машу это не проняло. С ручки, которая повисла над блокнотным листом, упала капелька чернил.
– Зачем ей это?
– Просто она надеялась, что я, как и бабушка, стану всех лечить, а я не умею. – Алина красноречиво пожала плечами, мол, что взять с буйнопомешанной.
– Скажите, почему вы всё время называете старосту Судьёй?
Девушка провела кончиком языка по бледным пересохшим губам.
– Я… не знаю. Её ведь все так называют, – прошептала она, как будто ей только что пригрозили высшей мерой наказания.
В окно снова постучался дождь. Задавая формальные вопросы и, не глядя, записывая, Маша то и дело отводила глаза на хмурое небо. Рыжий лес ронял листья прямо на улицы.
* * *
Чай не согревал. Маша путалась в рукавах безразмерной куртки, но раздеваться и не думала. В деревенском совете было так же холодно, как в доме Комиссара, и не так пыльно и темно, как в доме Алины, но фантом холодного осеннего ветра преследовал лично её, но ледяные пальцы не ощущали даже горячих боков чашки. Маша сетовала, что не взяла перчатки, а здесь их даже купить было негде.
Дурацкая промозглая осень – от холода дрожь рождалась глубоко в груди и расходилась по телу, как электрический ток. Дурацкое задание – одно из первых у Маши. На нём стоило бы проявить себя, показать с лучшей стороны, но как тут проявишь? Ищи то, не знаю, что, а заодно выслушай бред всех деревенских сумасшедших.
Маша отставила чашку в сторону и достала из кармана блокнот. Она пролистала последние страницы. Пустовала теперь только одна, подписанная кратко – «Судья».
Она уже виделась со старостой, первый раз – когда только приехала. Судья тогда выдавила пару официозных фраз и сбежала куда‑то, «по делам». Потом ещё раз – прошлым вечером. Маша уже открывала страницу и надписывала её странным прозвищем, но задать вопросы так и не смогла.
Судья только ещё раз повторила версию врачей о инфекции, внезапно нагрянувшей в деревню, и тут же ушла. Она вела себя так, что Маша просто не успевала схватить старосту даже за рукав. Поэтому Маша пришла сюда, надеясь, что уж из своего кабинета Судья никуда не денется.
В дверь стукнулись, и в комнату вошла женщина в серой юбке до пола и шерстяной кофте. Маша жадно смерила взглядом кофту.
– Диана Никоновна скоро будет, – сказала секретарша. – Сейчас Данилка прибежал предупредить. Может, ты выйдешь из её кабинета? Подожди в коридоре.
Маша даже не сразу поняла, о ком идёт речь, непривычно было, что Судью называли по имени‑отчеству, но глядя в испещрённое морщинами лицо женщины, покачала головой. Та поджала губы и вышла, старательно прикрыв дверь.
Гулкая, просторная, но очень уж бедно обставленная комната никак не походила на кабинет важного чиновника. Из украшений – только календарь на стене, безо всяких глянцевых цветочков и котят. И два стула с жёсткими, хоть и обитыми пыльной тканью сиденьями, на одном из которых устроилась Маша. Она провела рукой по столу – ни пылинки, – потом по выцветшим розовым обоям.
Когда чай в чашке остыл, а пальцы, наконец, начали что‑то ощущать, в приёмной послышались шаги, голоса, и хлопнула дверь. В кабинет ворвался запах дождя. Маша склонилась вправо, чтобы рассмотреть, что происходит в приёмной.
– …Я говорила ей, что… но она… – бормотание секретарши смешалось с шорохом дождя.
В кабинет, на ходу снимая пальто, вошла Судья, и Маша едва удержалась, чтобы не встать. Вода капала с одежды прямо на пол. В дверном проёме мелькнула серая юбка секретарши. Она опасливо глянула на спину старосты и поторопилась скрыться в своём углу.
Вздыхая, Судья грузно опустилась на стул и положила перед собой старый кожаный портфель. Заправила за уши коротко стриженые волосы и привычным движением потёрла подбородок.
– Ну так что, разобрались? Если новости? – Она щёлкнула застёжками портфеля.
Маша не ожидала такого начала разговора. Она развернулась к Судье, закидывая ногу на ногу.
– Следствие ведётся. Вы же не думаете, что это дело двух дней? Я хотела кое‑что уточнить у вас. Нам так и не удалось толком поговорить.
Из портфеля на стол легли бумаги в потёртых картонных папках с завязками. Судья достала из очешника очки в роговой оправе и водрузила их на нос. Вместо того чтобы глянуть на Машу, уткнулась в бумаги.
– Уточняйте. Интересно, вы копаться собираетесь долго? Пока все не вымрут? Интересно понаблюдать, да ведь?
Маша переждала её речь и хлопнула блокнотом по столу, чтобы привлечь внимание к себе.
– Вы сами добились, чтобы я приехала сюда. Так что я всё‑таки задам свои вопросы. – Она повертела в пальцах ручку и вернула на место задравшуюся от сквозняка страничку блокнота. – Когда началась эпидемия?
Судья откинулась на спинку стула, и очки её сползли на кончик носа, послав блеклый отблеск Маше в лицо.
– О боги, мне подсунули какую‑то малолетку вместо нормального следователя. Основной боевой состав, конечно, на такие мелочи не разменивается, так ведь?
Точно то же самое она говорила и вчера. Маша прекрасно видела, что Судья не собирается оскорблять её, она просто констатирует факт, просто пересказывает свои мысли, отчего‑то решив, что её мысли по поводу Машиного возраста кого‑то волнуют.
– Давайте ближе к эпидемии. – Маша постучала обратным кончиком ручки по столу.
– Эпидемия. Да, слушайте внимательнее. Пока я дожидалась помощи из города, умерло пятеро человек. Все пятеро – очень быстро, кто за день, кто за два. Подробнее там, что о симптомах, спросите у врачей, у них всё записано. Перед этим и после ничего особенного у нас не происходило.
