Я, инквизитор. Башни до неба (ЛП) - Пекара Яцек (электронные книги без регистрации TXT) 📗
– Вы знаете, я так и не спросил, как ваше имя. – Признался я в тоне приятельской беседы. – Скажете мне его?
– Томас, мастер, Томас Нейман, это я. Я хороший человек, поверьте мне, я правда хороший! Мухи бы не обидел, не то что так...
– Ч-ш-ш-ш... – Я закрыл ладонью его рот. – Спокойно, Томас, мы поговорим обо всём. О плохих людях и о хороших, и если ты хороший человек, то выйдешь отсюда, и все обвинения будут сняты.
– Слава Богу, слава Богу. – Он искренне расплакался и даже успел поцеловать мою руку.
– Но должен тебе сказать, Томас. Есть определённое условие нашего разговора, обязательное условие, несоблюдение которого приведёт к тому, что я рассержусь на тебя...
Он уставился на меня выпученными глазами, а его тело ходило ходуном, будто он только что выбрался из ледника.
– А ты знаешь, что будет, если я рассержусь? – Бросил я резко. Он замотал головой так сильно, будто хотел оторвать её от плеч.
– Я должен буду позвать этого человека. – Я дал знак, и тогда палач вышел из своего угла и встал таким образом, чтобы Нейман смог его хорошо рассмотреть.
А посмотреть и правда было на что, ибо перед ним стоял мужчина рослый, широкоплечий, чернобородый, со зверским лицом, будто вырубленным топором. На его плечи был наброшен кожаный фартук, помеченный ржавыми пятнами, а в руке он держал клещи. Он оскалил зубы в чём-то, что, наверное, должно было быть улыбкой, и что сделало его жестокое лицо ещё более жутким.
– Не-ет! – Рванулся Нейман. – Не велите меня пытать! Умоляю вас!
Я вновь дал знак палачу, чтобы он отошёл в сторону и исчез из поля зрения художника.
– Я вовсе не хочу тебя пытать, Томас, – сказал я. – Ты думаешь, что мучения человека, которого я считаю своим другом, принесут мне удовлетворение? Я просто обязан исполнить свой долг, а этот долг - разговор с тобой.
– Я всё скажу. – Я видел, что он попытался сделать такой жест, словно хотел ударить себя кулаком в грудь, но верёвки остановили это движение.
– Отлично. Это хорошо, что мы так замечательно ладим. Нельзя ли его развязать? – Я повернулся в сторону стола. – Пусть сядет как человек...
– Нет! – Рявкнул Кнотте. – Веди допрос дальше, Мордимер. И побыстрее, а то мне становится холодно.
Я наклонился к уху Неймана.
– Будьте осторожны с тем, что говорите, – прошептал я, – потому что если разгневаете мастера Альберта, он сам за вас возьмётся. А это вам ничего хорошего не сулит. Пока я рядом, я сумею вас как-нибудь защитить, но...
Ему удалось пошевелить рукой настолько, чтобы схватить меня за пальцы.
– Спасибо вам, спасибо, – также прошептал он.
– Томас, друг мой, ты должен нам рассказать о Елизавете, Екатерине и Агате. Ты знаешь, о каких девушках я говорю, правда?
– Знаю, мастер, но клянусь, что я не...
– Томас! – Я повысил голос. – Ты должен только отвечать на вопросы. Ты знал этих девушек?
– Я знал только Лизку! Чтоб мне сдохнуть, чтоб меня холера взяла, чтоб я... – Он с трудом проглотил слюну, будто она превратилась во рту в большой липкий шар.
– Не клянись, Томас, – сказал я твёрдо, тоном решительного порицания. – В твоей ситуации тебе ничто не поможет лучше, чем искренняя исповедь. Помни об этом.
– Помню, помню, но чтоб меня... Значит так, вы знаете, того, я их не знаю, не знал. Только Лизку...
– Остановимся пока на Лизке, – согласился я. – На красивой, бедной и честной Елизавете Хольц. Ты рисовал её портрет, не так ли?
– Начал, но потом эта моя, вы сами знаете...
– Ты вступал в прелюбодеяние с этой милой, невинной девушкой? Ты нечестиво и кощунственно использовал её, чтобы насытить свою греховную похоть? – Я наклонился над ним. – Отвечай, Томас!
– Да. – Слезы снова полились по его грязному избитому лицу. – Больше ничего, клянусь. С Лизкой я встречался несколько раз, но я бы никогда, вы же знаете, я даже...
Я ударил Неймана по лицу. Не слишком сильно, не для того, чтобы причинить ему боль, а чтобы остановить его словоизвержение и чтобы он понял, что должен только отвечать на вопросы. Лаконично.
– Не бейте меня, пожалуйста... – Он посмотрел на меня большими печальными глазами испуганного пса.
– В твоём жилище найден огромный топор, а в твоём тайнике золотой медальон с буквами Е.Х., окровавленное женское белье и окровавленные волосы. Этот медальон принадлежал Елизавете Хольц?
– Не знаю, господин, клянусь вам сердцем моей матушки и ещё не родившимися детьми. Этот топор у меня уже много лет, даже не помню уже, откуда он взялся. Я как-то хотел его продать, но купец сказал, что...
На этот раз я ударил его сильнее. Так сильно, что он заскулил от боли.
– Ты должен меня слушать, Томас, – сказал я очень чётко. – Ты должен слушаться моих распоряжений. Отвечай только на вопросы, а если нет... – я понизил голос до шёпота, – мне придётся отдать тебя в руки этих людей.
– Что вы хотите залить ему в горло, господин, кипящее масло или кипяток? – Как по команде спросил палач. – А то я не знаю, что подготовить...
Нейман заскулил ещё громче, чем после удара. Как видно, страх был хуже боли. Ему удалось схватить мою руку кончиками пальцев.
– Не оставляйте меня, ради Бога, умоляю вас!
– Пока ещё я с тобой останусь, – пообещал я.
– Готовь масло, – приказал палачу Кнотте. – А то, как видно, придётся мне им заняться.
Я наклонился к уху Неймана.
– У нас ещё есть немного времени, – прошептал я поспешно. – Только, во имя меча Господня, дай мне шанс, чтобы я мог тебе помочь. Не доводи меня до отчаяния, Томас! - Я выпрямился. – Как ты объяснишь присутствие тех предметов, которые обнаружили на твоём складе?
– Это не мой склад! – Закричал он. – Я никогда там раньше не был. Какой-то мальчишка дал мне...
Я вздохнул и повернулся к художнику спиной.
– Я вижу, что ничего не могу поделать с твоим упрямством, Томас, – сказал я с сожалением. – Мастер Кнотте, позвольте, я уже умываю руки...
– Не-ет! – Завыл Нейман. – Останьтесь!
Я приостановился, пока не поворачивая головы.
– Медальон, – напомнил я.
– Медальон Лизка могла потерять, пока мы забавлялись...
– Отнял честь у невинной девушки и называешь это забавой? – Загремел из темноты Кнотте. – А потом позабавился с ней при помощи топора! Разве не так было, ублюдок?
– Не так, не так! – Он с отчаянием смотрел на меня, будто я был его защитником. – Вы знаете, правда? Вы знаете!
– Не знаю, Томас, – возразил я. – Но очень хочу узнать.
– Я ничего не сделал, ничего плохого, правда.
– А женские волосы? А окровавленное бельё? Женские ботинки? Откуда они взялись в твоём тайнике?
– Говорю вам, я никогда прежде в глаза его не видел...
Я дал знак палачу.
– ...а мальчишка какой-то, говорит, якобы, дама ждёт, потому что...
Палач поднёс горящую свечу к стопе Неймана, и последние слова художника превратились в вой. Всё его тело скрючивалось и выпрямлялось, но лишь настолько, насколько позволяли оковы. Он не мог двигать ногами, только поворачивать лодыжки и отчаянно сжимать пальцы, что, однако, ничем не мешало палачу.
– Ты должен говорить правду, Томас! – Загремел я. Я почувствовал запах жареного мяса и дал знак палачу, чтобы тот отошёл. Нейман обмяк и заплакал. – Томас, говори правду, – сказал я, на этот раз тихо, хоть и решительно, – а я не позволю больше тебя мучить. Но ты не должен лгать. Если ты будешь лгать, они сожгут тебе и вторую ногу.
Я взял флакончик мази от ожогов и аккуратно нанёс мазь на поражённую кожу. Художник сначала, не зная, что я делаю, раскричался, но потом, должно быть, почувствовал облегчение.
– Благослови вас Бог, благослови вас Бог...
– Томас, я задам тебе ещё раз тот же вопрос. Знаешь ли ты что-нибудь о смерти этих девушек, чего не знает никто другой? Ты убил их или помогал убийце? Или...
– Перерыв! – Крикнул Кнотте и стукнул кулаком по столу. – Мне нужно посрать. Морди, за мной!
Я был в ярости. По-настоящему. Я находился на той стадии допроса, на которой нельзя никоим образом вмешиваться, чтобы не спугнуть обвиняемого. Кто знает, возможно, осталось слово, два или три перед его искренней исповедью. И тут придурку Кнотте приспичило облегчиться. «Не хрен было столько жрать!» – Мысленно рявкнул я, когда послушно выходил с ним в коридор.