Память льда - Эриксон Стивен (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗

Несокрушимый щит не поверил своим глазам: тенескарии отступали! К их крикам примешивался знакомый звон мечей. Еще через несколько мгновений конь окончательно спустился с холма из человеческих тел и торжествующе взвился на дыбы.

Когда Итковиан припал к шее скакуна, его пронзила боль, да такая, какой он прежде никогда не испытывал. И неудивительно: пика глубоко в спине, сломанный нож в самом центре левого колена, топор в ключице. Кое-как несокрушимому щиту удалось заставить скакуна прекратить гарцевать и развернуть его в сторону кладбища.

И тут… Это было вторым чудом: из-под груды мертвых тел, молчаливые, словно призраки, выбирались «Серые мечи». Они мотали головой и озирались по сторонам, как будто только что пробудились после кошмарного сна. Сколько их уцелело? От силы дюжина. Но это было ровно на дюжину больше, чем ожидал увидеть Итковиан.

Заслышав топот сапог, он заморгал, стряхивая скопившиеся капли пота… «Серые мечи». Рваные, окровавленные мундиры и бледные лица молоденьких капанских новобранцев.

К нему подъехал Брухалиан. Смертный меч был в черных доспехах. Из-под шлема выбивались черные, забрызганные кровью волосы. В правой руке (из-за тяжелой перчатки она казалась еще крупнее) он держал священный меч Фэнера.

Брухалиан поднял забрало. Темные глаза пристально смотрели на Итковиана.

— Прошу простить нас за… медлительность.

Только сейчас несокрушимый щит заметил за спиной Брухалиана торопливо подходящего Карнадаса. Лицо их соратника было донельзя изможденным, мертвенно-бледным, но до чего же Итковиан был рад его видеть!

— Дестриант, — слабеющим голосом произнес он, — моя лошадь… мои солдаты.

— Фэнер пребывает со мною, — срывающимся голосом ответил Карнадас. — Пусть это успокоит тебя.

Свет стал меркнуть. Итковиан чувствовал, как его осторожно вынимают из седла. Он падал в объятия друзей. В мозгу снова всплыло: «Моя лошадь… мои солдаты…»

А затем несокрушимый щит потерял сознание.

Входа в дом более не существовало. Мертвые тела завалили и дверь, и ступени крыльца. Однако желающих пробиться внутрь не уменьшилось. Карабкаясь по трупам, тенескарии поднялись до окон второго этажа, смели хлипкие ставни и хлынули в пустые комнаты. Дальше их путь лежал сквозь проход из тел, прежде именовавшийся лестницей.

«Тигровые коготки» Ворчуна успели покрыться зазубринами, а потом и вовсе обломались. Гадробийские сабли, не раз выручавшие его на дорогах, теперь больше напоминали палки. Однако бой продолжался. Ворчун оборонял коридор, методично добавляя к баррикаде из остывающих трупов новые «кирпичи».

Как ни странно, он не ощущал усталости, а руки его не утратили проворства. Не сбилось и дыхание, оно лишь стало чуть глубже. Все тело — и в особенности предплечья — покрывали пятна и полосы запекшейся темной крови. Ворчун обращал на них не больше внимания, чем на порванную одежду.

Его главной целью оставались стражи Домина. Они мелькали в потоках тенескариев тут и там (возможно, попав в этот водоворот, просто уже не смогли выбраться). Ворчун с нетерпением ждал, когда хотя бы один из них окажется в пределах досягаемости. Вот кто его настоящие противники, ибо каждый страж способен принести зла больше, чем тысячи голодных крестьян. А тенескарии — просто досадная помеха, мешающая добираться до стражей Домина.

Ворчун едва ли узнал бы себя сейчас, если бы взглянул со стороны. Закопченное лицо в брызгах чужой крови. Кровавые сгустки, застрявшие в поросших щетиной щеках. И глаза цвета пожухлой равнинной травы.

Вместе с ним сражалось около сотни ополченцев — молчаливых, готовых выполнить любой приказ командира. От одного его взгляда у них светлело лицо. Однако сам Ворчун этого не замечал и вообще о подобных пустяках не думал. Не знал он и того, что его глаза распространяли какое-то странное сияние, которое и отражалось на лице соратников.

Ворчун мстил за Каменную, за все ужасы, которые ей довелось пережить в башне у Восточных ворот. Его подруга сражалась в другом конце коридора — вместе с бывшим лестарийским сержантом обороняла черную лестницу. За несколько часов, что длился бой в доме, Ворчун видел Каменную лишь однажды. Она так до конца и не оправилась от потрясения. Вся ее бесшабашная храбрость слетела, будто карнавальная маска, обнажив лицо испуганной, потерявшей уверенность в себе женщины. Тот хаос, что воцарился в Капастане, всколыхнул и опрокинул многие из ее представлений о людях. Более того, здесь грань, отделявшая человека от зверя, не просто оказалась тонкой, но, похоже, вообще исчезла.

Ветхое старое здание, построенное в даруджийском архитектурном стиле, превратилось в настоящий «дом смерти». Смерть поджидала тенескариев повсюду: в каждой комнате, большой и маленькой, во всех углах и закоулках. Жестокая, неутомимая, она сама находила своих жертв.

Ворчун оторопел от внезапного открытия: мир внешний и мир внутренний… слились воедино. Он не понимал, как такое могло произойти: просто почувствовал это нутром. Ощущение сие передалось и горстке его ближайших соратников, в том числе и новоиспеченному лестарийскому лейтенанту.

Такое смешение миров было чревато безумием. Ворчуну уже казалось, что он сам и его солдаты сражаются не столько с ордой внешних тенескариев, сколько с их двойниками из внутреннего мира. Более того, именно там, в этом причудливом мире, они достигли удивительного совершенства боя. Там они не уставали, не вопили во все горло и не выкрикивали команды. А получив смертельный удар, просто падали, не издав ни единого стона.

Все коридоры второго этажа были завалены телами убитых. Мертвецы загораживали вход во многие комнаты. Нижний слой трупов плавал в крови, перемешанной с мочой и испражнениями.

В какой-то момент тенескарии поняли, что дальше им не пробиться, и стали отступать. Кто-то спускался, продираясь сквозь зловонное месиво трупов; иные выпрыгивали из окон. А на улице толпились тысячи других паннионцев. Им не терпелось устремиться внутрь. Однако мешали выходящие, которым они не желали уступать дорогу. Возникла давка, быстро перераставшая в потасовку. Для Ворчуна и его солдат это обернулось неожиданной передышкой.

Пошатываясь от навалившейся усталости, к Ворчуну пробрался его лейтенант. Лестарийца поразил вид командира. Нет, не изодранные доспехи, не обломки сабель (они пожелтели и действительно стали похожи на клыки), а лицо. Лейтенанту вдруг почудилось, что на него глядит морда свирепого тигра. Однако это странное видение он отнес за счет усталости.

— Нужно уходить с этого этажа, — сказал Ворчун, отряхивая кровь с сабель.

Вокруг него валялись изрубленные стражи Домина, которых не спасли ни доспехи, ни благословение Паннионского Провидца.

— Да, — согласился лейтенант, — здесь нам удерживать уже нечего.

— Зато у нас есть еще два этажа и крыша, — напомнил Ворчун, распрямляя широкие плечи.

Глаза командира и его помощника встретились. Лестарийца вначале бросило в жар, затем в холод, после чего на его душу вдруг снизошел непонятный покой.

«Я боюсь этого человека… Я люблю этого человека… Я готов идти за ним, куда бы он ни приказал…»

— Ты сейчас похож на… смертного меча Трейка, — сам того не желая, выпалил лейтенант.

Ворчун нахмурился:

— Хватит болтать ерунду. Лучше скажи, как там Каменная?

— С ней все в порядке, командир. Правда, царапнули ее несколько раз, но так, по мелочи. Она уже перебралась на третий этаж.

Неся мешки с едой и питьем, к ним подошли оставшиеся в живых солдаты, хотя никакой команды ополченцам никто не отдавал, как не приказывали им и собираться для отступления. Слова здесь не требовались: и так все было ясно. Оборона второго этажа унесла жизни почти трех десятков бойцов.

«Сколько убитых товарищей мы будем оставлять на каждом этаже? — в отчаянии подумал кривоногий лестариец. — Когда мы достигнем крыши, нас останется не больше двух десятков. Что ж, этого вполне хватит, чтобы защищать единственный люк. Ну а с крыши — прямо в гости к Худу».